— Да? — выдыхает он, замечая, что Грейнджер не сразу отводит глаза. — На войне?

Драко трудно определить, покраснела ли она, или румянец проступил из-за жары.

— Нет. Ну… Нет, еще в детстве.

Когда Драко расправляет ковер у стены, от того остается порядочный хвост. Что-то со звоном приземляется у ног. Он смотрит на ножницы, затем — на Грейнджер. Та подходит ближе.

— Что случилось?

— В школе было задание найти у соседа пульс и посчитать удары в минуту. У меня пульс найти не смогли и убедили, что я умерла. — Драко переводит на нее взгляд, и Грейнджер поднимает руку. — Мне было пять.

Она была права: ножницы дерьмово прорезают ковер. Изнутри поднимается раздражение, жара только подбавляет злости, и Драко едва не запускает ножницами в стену. Дико хочется распластаться по полу и просто дышать, не шевеля и пальцем, пока не охладится кожа, но он продолжает клацать ножницами.

— Занятно.

Меньше всего ему хочется слушать о ее детских воспоминаниях, когда из своих он помнит едва ли пару случайных моментов, да и те бессмысленны.

— Это только начало. Я попыталась воспарить со cтола, а в итоге только коленку разбила… Не смешно! Одноклассники думали, я призрак, и разбегались от меня с криками. Я получила психологическую травму! Видел бы ты лицо мамы, когда я сказала ей, что больше не хочу быть мертвой.

Драко, едва переводя дыхание от смеха и влажного воздуха, прислоняется к стене. Грейнджер шлепает его по руке, но тоже смеется и сползает по стене. Еще бы она не попыталась воспарить. Грейнджер не была бы Грейнджер, не постарайся она получить из ситуации новые знания.

— Вообще-то события, которые мы переживаем в детстве, оказывают продолжительный эффект на наше будущее! Это просто остается на подкорке. Скорее всего именно из-за этого я боюсь летать. Именно из-за той секунды невесомости, за которой последовала боль.

Драко качает головой, разглядывая белеющий на пальцах оттиск от ручки ножниц.

— Я и не помню, как это — летать. Но один раз, может даже в самый первый, я думала, что умру. Потом поняла, что нет, и смеялась.

Он смотрит на переход, где поблескивающая кожа скрывается за воротом ее рубашки.

— И ощущения от полета такие же?

— Какие?

Пожав плечом, Драко откидывает ножницы.

— Как будто выжил. Как будто ты бессмертный.

— Нет. Наоборот, кажется, что ты постоянно на краю смерти. Хотя кто-то и смеется ей в лицо.

Он слышит звук разлепляемых губ — Грейнджер улыбается:

— Му-ха-ха.

Драко оборачивается, дергая уголком губ.

— Что?

Улыбка гаснет — Грейнджер словно на что-то решается.

— Я отчасти предвзята, так что мое мнение… — она подрывается с места, заставляя Драко тут же напрячься. — Пошли.

Он осматривает комнату, ища признаки опасности или подсказку, о чем она болтает, а потом глядит на нее с удивлением.

— Куда?

Грейнджер хватает его за руку и тащит, скользя ладонью по влажной коже. Драко поднимается и выходит за ней из дома, пересекает задний дворик, следует вдоль обрыва и вниз по склону через лес. Воздух на улице свежее, под дуновением прохладного ветерка его отпускает духота комнаты.

— Ты хочешь что-то показать или просто решила, что неплохо бы еще поработать?

— Ты идешь сюда, — она хватает его за запястье и тащит еще на четыре шага вперед. Осматривается и сама себе кивает: — Именно. Жди здесь.

Грейнджер убегает дальше по склону и теряется за деревьями. Едва Драко обращает внимание на море, как со стороны, куда она ушла, слышится всплеск. Видно, Грейнджер хочет, чтобы он спрыгнул. До воды метров семь, на поверхности не проглядывают ни камни, ни выступы уходящей под воду скалы.

— Зачем ты спустилась? — кричит он; голос, нарушающий естественный шум леса, звучит неуместно.

— Ну… — доносится до него, а затем уже из-за выступа скалы показывается Грейнджер. — Ты же иногда соображаешь…

— Иногда? — сощурившись, Драко перекатывается на носках.

— Ты спрыгнешь.

— А ты… испугалась?

Возможно, она испепеляет его взглядом, но с такого расстояния все равно не видно. Грейнджер ныряет, Драко, стянув футболку, закидывает ее на ветку. Без рук снимает кроссовки, стаскивает носки и задумчиво крутит пуговицу штанов. Вниз лететь далеко: лучше бы спуститься чуть ниже по склону. Или сразу отправиться в дом, иначе, если он спрыгнет с высоты поскромнее, Грейнджер будет припоминать это при каждом удобном случае.

Внизу она выныривает, ловя ртом воздух, и кричит:

— Глубины хватит.

Драко прикидывает расстояние до воды.

— Ты достала до дна?

— Я на нем стою.

Он бросает на нее взгляд — Грейнджер барахтается в воде.

— Не вижу твоего лица, так что знай: я пошутила.

Драко качает головой и снова заглядывает через край. Возможно, он действительно полетит. И это ощущение… он должен его испытать. Или же Грейнджер пользуется состоянием его разума для воплощения своих сумасшедших идей.

— Страшно, Малфой?

— Обхохочешься, — шепчет он, расстегивая и спуская штаны. Избавляется от них, отступает от края.

Он либо сломает себе шею, либо кайфанет, но так или иначе — прыгнет. Драко глубоко вдыхает, встряхивает руками и сосредоточивается на краю обрыва. В ушах шумит, изо рта вырывается воздух — и вот он уже бежит. Под ноги попадаются камни, ветки, трава — и Драко срывается с обрыва. Сердце подскакивает к горлу — и настает момент парения. Момент невесомости, который несет вперед, а потом обрушивает вниз. Кажется, будто взлетел в небеса, застрял в облаках, в голове совершенно пусто — есть лишь ощущение полета. Оно избавляет от груза на плечах и всех проблем, и на мгновение Драко есть все и ничего одновременно. Он живее всех живых, умиротворен и свободен.

Падение заставляет все внутрености подлететь к горлу, в то же время дергая тело вниз. Желудок странно сжимается, по коже хлещет ветер. Мысли о приземлении далеки как никогда и маловажны; ноги инстинктивно дергаются, руки машут в попытке удержаться в воздухе. Драко едва успевает упиться ощущениями, как с всплеском входит в воду ногами и погружается на глубину. Разгоряченную кожу обжигает холодом, вдоль тела взрываются пузырьки. Ноги касаются дна, но инерция тащит ниже, и в колени отдается легкая боль. Драко отталкивается, стремится вверх и выныривает на вдохе. Втягивает и втягивает в себя кислород, убирая с лица мокрые волосы.

— Понравилось?

Он окидывает взглядом простирающееся перед ним море, высящиеся в отдалении скалы и поворачивается на голос. Прыжок вышел охренительным. Внутри оживился ребенок, требующий: «Еще, еще!» Драко в жизни такого не чувствовал. Или чувствовал, но просто… не помнил. Быть может, полет именно таким и был. Он, наверное, за одно это любил квиддич.

— Неплохо, — отзывается Драко, стирая с губ привкус соли.

Грейнджер улыбается, будто и так знает настоящий ответ.

— Достал до дна?

— Немного. — Сердце после прыжка никак не успокоится, в крови бурлит адреналин. — Было бы мельче — вот тогда появилась бы проблема. — Драко указывает на нее подбородком. — Ты одетая прыгнула?

— В основном.

Светлая бровь выгибается.

— В основном?

— Хоть раз пытался выбраться из мокрых джинсов?

Взгляд сам по себе падает ниже, к поверхности воды, но под темной толщей не разглядеть, совпадает ли по цвету ее белье с замеченным ранее лифчиком. Драко фыркает и оглядывает скалу.

— Где ты спустилась?

— Там у воды есть небольшой уступ.

Он подплывает ближе, и их обоих качает волной, толкающей в сторону скалистых стен.

— Храбрая Грейнджер, — ухмыльнувшись в ответ на ее взгляд, Драко осматривается.

— Выход ищешь?

— Нет, пчел-убийц.

Естественно, он ищет выход. Учитывая, что они оба спрыгнули с какой-никакой высоты, остается один очевидный вариант выбраться. Вряд ли среди его талантов затесалась способность карабкаться по стенам.

— Где-то тут берег.

— Где-то тут, — бормочет Драко.