Драко не знал, сколько им известно и известно ли что-нибудь вообще, но рисковать не собирался. Ни о чем не подозревающие Блейз с Грегом прислали ему вчера по сове, и он не понимал, что и думать. Значит, они ничего не видели и никто не сможет выяснить у них информацию, что сулило удачу, если копать под Драко станет не тот человек, и неудачу, если произошедшее все-таки было самозащитой. Самозащита – и никак иначе. Он просто не мог… этого совершить. И не мог вспомнить. Вспомнить что-то помимо пяти секунд взрыва мозга, а теперь кто-то умер, и никто не поверит ни единому его слову.
Пожиратели смерти не бывают невиновными. Даже в случае самозащиты его постараются упечь за решетку. Доказать невиновность не получится ни веритасерумом, ни легилименцией, ни пыткой. Потому что он не знал, и пять секунд воспоминаний выжгут слово «виновен» на и так замаранном имени. Он и Азкабана едва избежал, когда чуть не…
Драко глубоко вдохнул, проясняя мысли. Нужно зайти в офис, схватить папку и свалить. Быстро, безболезненно и… Он остановился в двух шагах от двери, уткнувшись взглядом в пол, рука замерла в воздухе. Из-под двери в тусклый коридор проникала тонкая полоска света — кабинет не пустовал.
Грейнджер. Он бы поставил все галлеоны, сваленные сейчас на кровати, что внутри была Грейнджер. Драко замешкался, перебирая варианты, но вспомнил, что прогулял сегодня работу. Сдержав стон, быстро развернулся, направившись по коридору. Придется подождать. В офисе? Нет, не станет он прятаться в туалете как третьекурсник от Снейпа. И совершенно точно он не прятался от Грейнджер — просто держался подальше от ее надоедливого… «Вот дерьмо».
Услышав, как за спиной распахнулась дверь, Драко ускорил шаг. Еще восемь, и он скроется за поворотом, оказавшись вне зоны видимости. Стоило надеть что-нибудь с капюшоном. Вот же…
— Малфой.
«Нет».
— Малфой.
«Нет. Пять, четыре, три».
— Малфой!
Выругавшись, Драко резко затормозил и повернулся к ней лицом. В ответ она вздернула подбородок, но раздражение схлынуло, оставляя после себя нерешительность, когда он с уверенным видом направился обратно. Руки у нее замерли в воздухе и опустились, так и не сложившись на груди, и голова снова склонилась. «Хорошо. Заткни рот, давай».
— Где ты был? — голос с каждым словом, с каждым стуком его каблуков звучал все явственнее. — Все иногда болеют, Малфой, но ты даже записки не прислал ни совой, ни через камин, не сказал, что не придешь!
Взгляд Драко метнулся вдоль по коридору и до конца, будто из соседних кабинетов вот-вот должны были вылететь припозднившиеся работники с палочками наперевес, выкрикивая обвинения вперемешку с заклинаниями. Грейнджер вела себя слишком громко и портила все к чертям. Драко отвел руку, готовясь быстро и легко достать палочку, и движение не осталось незамеченным.
Грейнджер нахмурилась, оглядывая помятые штаны, мелькнувшие под полами мантии.
— Ты был в больнице? Не вижу никаких травм, — ее голос повышался, приобретая нотку визгливости, и будто когтями впивался в мозг. В любую секунду. Они появятся в любую секунду. — Крови нет, синяков тоже, переломов… так что объясни мне, Мал…
Грейнджер пискнула ему куда-то в шею, когда он схватил ее одной рукой, другой — ручку двери и шагнул прямо на нее. Вынудил попятиться в открытый проем и тоже вошел. Грейнджер с силой дернула руку, Драко сжимал ее так крепко, что под вцепившимися пальцами чувствовал кость.
Она дернула еще раз, ударив его в плечо кулаком, как только захлопнулась дверь.
— Замолкни, — прошипел Драко, и Грейнджер замерла.
Подняла голову, но он не смотрел на нее, взгляд прилип к серебристому шкафчику за ее столом. Она была помехой, отвлекающим фактором, ступенькой, которую нужно перешагнуть. Ему нужна была та папка, но достать ее было невозможно, не выпроводив лишних из кабинета.
Грейнджер обхватила Драко за запястье, нежно в сравнении с его нажимом, и это заставило его поднять глаза. Теплая и мягкая ладонь почему-то вызывала беспокойство, так что Драко отдернул руку, все еще чувствуя проникший под кожу жар.
— Что такое? Что-то случилось?
Она стояла слишком близко, но дверь за спиной мешала отступить. Личное пространство трещало по швам, усугубляя состояние уязвимости, что не оставляло его с самого входа в Министерство. Драко сглотнул, не отрывая от нее взгляда, чтобы случайно не посмотреть в сторону шкафчика и все не испортить. В голове друг за другом мелькали варианты: соврать, сказать, что что-то случилось на другом этаже (зелье взорвалось, незарегистрированная палочка, что, что еще?), но Грейнджер хоть и уйдет сама, но приведет охрану, чего он отнюдь не желал — хотя бы пока не окажется отсюда за много-много миль, где его не найдут.
— Плохой день, Грейнджер, — три плохих дня. Да вся чертова жизнь — он как будто только что сделал преуменьшение века. — Хватит дырявить мне барабанные перепонки.
Эмоции на ее лице менялись явно. В Хогвартсе он видел лишь конечный результат, но, проработав с ней семь месяцев, Драко научился различать, когда происходит изменение. Взгляд метался по его лицу, убеждаясь, серьезно ли он это, брови медленно сходились к переносице, нос сморщился, и ноздри раздулись. Глаза машинально опустились на ее рот, отмечая сжатые губы. Грейнджер отступила, разозленная, но не взбешенная.
— Плохой день? Ты хоть представляешь, сколько на нас сваливается работы, когда тебя нет? — «Хорошо». Хотя бы поймет, какую кучу фигни ему приходится разбирать каждый день. — Работа тут даже ни при чем… а вот твои организаторские навыки — при чем. Полное их отсутствие!
— Хватит орать, — поспешно зашептал он, едва удерживаясь, чтобы не заткнуть ей рот ладонью, заглушая надоедливый голос.
— А эти твои странные записки на каждом деле… и кстати, Гаппи не «бельевой садист»! У нее… у нее некоторые проблемы с переодеванием в…
— Грейнджер…
— …белье, а потом она наказывает себя, потому что это против ее же правил, — выпалила она.
Он чуть было не спросил, понравилось бы ей, надень эльф ее белье, но понял, что эта добросердечная скорее бы купила Гаппи собственную коллекцию.
— У меня были личные проблемы.
— У тебя куча проблем! — прокричала Грейнджер, но вид сразу приняла какой-то совестливый и неуверенный. Вариться в вине ей нужно как можно дольше. Виноватая Грейнджер – тихая Грейнджер. — Я… я надеюсь, никто не умер.
Впору было расхохотаться тем самым смехом, который сопровождает тебя в случаях, когда жизнь безостановочно рушится. Смехом, за которым следуют эмоции сильнее и глубже: ярость, скорбь, безнадежность. Драко смотрел на нее в упор, с холодком и не мигая, сверля взглядом, впиваясь, пока она не отвела глаза.
— Завтра я приду.
Если повезет, завтра он будет бесконечно далеко.
Грейнджер отступила еще на шаг, разгладила рубашку. Она в чем-то сомневалась, и было интересно, сильно ли надавит.
— От тебя пахнет виски.
От удивления Драко моргнул. Вот она предположила, что у него умер близкий, и тут же подчеркнула, чем он топит горе. Грубая овца.
— От тебя — чернилами и потом, — он поморщился от отвращения, будто от нее несло дерьмом и гнилью, что замечательно сработало. Щеки у нее загорелись, пальцы вцепились друг в друга. От Грейнджер обычно пахло чернилами, кофе и старыми книгами, что его нисколько не раздражало.
— Лучше возьми на завтра отгул, — она опустила глаза в пол, поддерживая непринужденный тон.
Драко отрыл рот, язык замер у кромки зубов. Да, он возьмет отгул. Если его еще никто не заподозрил, это даст ему фору.
— Обязательно.
Грейнджер кинула на него взгляд, выждала секунду и кивнула. Обхватила себя за пояс, потом сложила руки на груди, почесала плечо. Глянула на него с жалостью, он ответил враждебным видом, словно пытаясь выжечь ей глаза изнутри, но они остались на месте, а ему на грудь будто накатила волна.
— Кто-то из близких?
«Близкий настолько, что вышло убить, Грейнджер. Как тебе? Сойдет же за ответ, за которым ты гонялась семь месяцев, швыряя в лицо мне, неудачнику-Пожирателю, обвинения и свои убеждения». Ей бы понравилось. В глазах бы зажегся огонек, на губах — та самодовольная, всезнающая улыбка, когда она бы, разумеется, во всеуслышание объявила, что была права. Но сейчас… после того, как шоры прошлого спали с ее глаз, после разговоров, что велись почти без напряжения, смеха в ответ на его слова, привычных «доброе утро» и бананового кекса, который она оставляла для него на подносе…
