— И ты только что… — Драко махнул на туалет. — Ты им воспользовалась?

Грейнджер отвернулась и неловко переступила с ноги на ногу. Драко молчаливо сверлил ее взглядом.

— Да.

— И ты… Ты…

— Пописала.

Почему-то захотелось рассмеяться. Драко обошел ее на пути к унитазу.

— Ладно. Я не хотел…

— Хорошо, ну… — Гермиона кашлянула и подняла вантуз. — Смотри, когда нажимаешь, воздух под давлением воды…

— Я догадался, — проворчал он, снимая с бачка крышку. Прислонил ее к ванной, приценился к уровню воды и схватил ковшик. — Надо налить в унитаз воды?

— Я… Этого хватит, наверное.

— Ладно, и… — Драко подцепил Грейнджер за локоть, не позволив применить вантуз по назначению, — …лучше бы тебе вытащить вилку, пока та не отправилась гулять по трубам. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее.

Она побелела.

— Вытащить?

Он ухмылялся, пока не понял, что смотрит на мочу Грейнджер. Отношения между ними стремительно становились слишком личными. Одно дело — поцеловаться. Смотреть на чужую мочу — уже за гранью.

— Гм… — Драко замолчал, с усилием отвлекаясь от лишних мыслей, вспомнил, что от него ждут ответа. — Другие предложения?

— У тебя же не найдется еще и ершика? — она оценила непонимающее выражение его лица и тяжело вздохнула. — Тогда ложкой?

— Ну да, — медленно выговорил Драко. — С вилкой получилось супер. Дальше возьмем ножик. И соберем там набор столового серебра.

Грейнджер бросила на него свирепый взгляд и ткнула локтем.

— Я про большую ложку. Которая как поварешка. Не знаю, можно ли ее так назвать, но та черная.

— То есть…

— Получится. Я быстро!

Драко невнятно хмыкнул.

— Она длинная. Ручка толстая, вряд ли выскользнет, — Грейнджер рылась в ящиках, затем послышались приближающиеся шаги. — И не утонет.

Он поднял голову, не обрадовавшись ее невинной улыбке. Грейнджер подвинула вантуз и подняла стульчак; из слива торчала крестовина серебряной ручки. Ему не было известно, как вилка вообще там оказалась, но логично было предположить, что Грейнджер держала ее за самый конец, стараясь не намочить пальцы.

Она принялась за дело, Драко наполнил ковшик, а потом опрокинул воду в бачок. Грейнджер раздраженно пыхтела, царапая стенки и крутя ложку, изворачиваясь при этом всем телом, будто это могло помочь. Драко ухватил ручку точно под ее пальцами, повернул и сжал ее запястье, контролируя следующее движение. Она взглянула на него, но он не ответил, прижимая пластмассовую ложку к металлу. Потянул Грейнджер за руку, зацепил краем отверстия вилку и почти подсек, но та снова соскользнула. Грейнджер зарычала и поднялась.

Они засовывали ложку под десятком разных углов, и быстрыми движениями, и разными способами, но удача улыбнулась лишь после того, как Драко прижал вилку вантузом и вытянул на стенку. Они медленно подняли ее до ободка, сосредоточившись, будто на экзамене.

— Хватай ее, — Драко указал подбородком на вилку.

— Сам хватай.

— Не я на нее мочился. Быстрее, Грейнджер, выскальз…

— Ладно, только… — она отклонилась, наматывая на ладонь туалетную бумагу, и с гримасой вытащила вилку, что-то бормоча под нос. Оба смерили предмет гадливым взглядом. — В мусор?

— А ты собираешься ей есть? — Вилка ударилась о пластмассовый бок мусорки, туда же отправилась ложка. — Отлично, — Драко кивнул, обхватывая рукоятку вантуза.

— Отлично, — отозвалась Грейнджер. — Командная работа на ура. Дашь пять?

На его лице отразилось недоумение, глаза остановились на ее руке.

— И правда.

Грейнджер, открыто ему улыбаясь, засмеялась, и Драко, с удивлением осознав, что сам давится от смеха, поднажал на вантуз.

М.

Драко верил, что умрет, что война не кончится иначе. Он оказался в Выручай-комнате, стискивая палочку матери. Беги, Драко, в безопасное место, куда угодно. Но такого места он не знал. Притворялся, искал наилучший способ все закончить, но чувствовал себя одним против всех. Светлая сторона, как и темная, выступала против него. В него чаще целились свои же, намеренно, а в Выручай-комнате на секунду даже показалось, что ради собственного спасения придется убить Крэбба. От него ничего не зависело. Ни жизнь, ни люди, ни битва. Драко просто хотел жить. Хотел, чтобы война закончилась, а он продержался, и плевать, чего бы это ему стоило.

Огонь ему еще снился. Спор с Крэббом и Гойлом, прибежавшие Грейнджер с Поттером и Уизли, жажда крови у Крэбба, который его больше не слушал. Не слушал с тех пор, как Драко не оправдал ожиданий, не стал тем, кем его воспитывали, — Пожирателем смерти. Он помнил крики, преследующее пламя, как подтягивал Гойла. Потом — рука Поттера, злой Уизли, отблески огня в глазах Грейнджер.

Помнил, как задыхался у стены, когда Волдеморт объявил о смерти Поттера, как слышал радостные выкрики Пожирателей и, почему-то громче всего, — чьи-то рыдания. Потом — зовущие его родители, битва, непонимание, какую роль сыграла его палочка, крепкие объятия матери и паника. Потом — абсолютная тишина Большого зала, окончание войны, подсчет убитых и стремительное начало новой, пугающей жизни.

Драко обхватил запястье Грейнджер, взгляд метнулся к ее глазам. Кожа под пальцами была теплой и нежной, под подушечкой среднего учащенно бился пульс. Он считал удары, вспоминая поцелуй в кабинете и взгляды, за которыми иногда ее ловил. Гадал, насколько сильнее забилось бы ее сердце, подайся он вперед, погладь внутреннюю сторону запястья или прижмись губами к шее. Гадал, удивилась бы она: расширились бы глаза, разомкнулись бы губы, покраснела бы кожа. Гадал, приходили ли ей в голову эти же мысли и не стоит ли ему завалиться в паб и найти девку на ночь, лишь бы убедиться, что дело в обычном недотрахе, что проблема в стрессе и его безумной голове, которой не дает покоя ее закушенная губа.

— Мы знаем, что заклинание скорее всего было желтым и из разряда темных. Что оно не только изменило тебе память, но еще и прокляло. Как только начинаешь вдумываться — в нечто конкретное, — воспоминания забываются. Отсюда дезориентация, рассеянность, всплывают старые воспоминания. И вспыльчивость, наверное. Еще мы выяснили, что извлеченные воспоминания ты посмотреть не можешь. Поэтому я думаю, тут одно из двух или некая комбинация: проклятие проникает в каждое воспоминание, даже в копии, и на разрушение каждого ему требуется одно и то же время. Однако я, в отличие от тебя, смогла посмотреть воспоминания. Отсюда мысль: проклятие воздействует на определенные части мозга. Из-за того, что каждое воспоминание связано лишь со своими синапсами или…

— Грейнджер, ты уже трижды это объяснила.

— …посмотреть, выходит, что пока эта часть мозга инфицирована, а именно она определяет память, тогда заражение…

— Выбирай выражения.

— …не инфицирован, а я в любом случае могу просматривать воспоминания.

Драко опустил подбородок и, удерживая ее взгляд, вскинул брови.

— Закончила?

— Только пара простых заклинаний, проверим, не остаются ли воспоминания где-то под… это третья теория. Проклятие может их копировать и накладываться, как и на самое первое — убийство, — поэтому ты не…

— Я в курсе.

— …и погружает настоящие так глубоко, что ты их больше не помнишь. Пока что. Еще я бы посмотрела, не наслаиваются ли воспоминания о той ночи, и попыталась бы докопаться… осторожно извлечь… — Он метнул в нее предостерегающий взгляд. — …что-нибудь, что случилось до или сразу после этого.

— Если ты не начнешь сейчас же, я передумаю.

Грейнджер поджала губы.

— Ты меня нервируешь.

Драко со смешком выдохнул. До сих пор поверить не мог, что согласился. Если бы не решалась судьба его памяти, он бы никогда не отдал ей палочку и добровольно не подставил бы под нее голову. Она всю неделю капала ему на мозги, свято уверившись, что это все решит, что проклятие блокирует его восприятие. Последним «за» стали десять минут, которые Драко пялился на календарь, вспоминая, что такое ракушка.