Она оглядела руку, пробормотала под нос нечто резкое и впилась в него взглядом.
— Как глупо забыть, что в тебе нет никакого уважения к…
— Именно, — оборвал Драко: плевать ему было на ее злость. Пока его не разорвало от надежды, он желал знать, что значило выражение ее лица.
— Ладно, пусть. Пойдем со мной. Покажу кое-что.
Драко недоверчиво прищурился, всматриваясь в нее.
— Спокойнее, Грейнджер. Не то схватишь серд…
— Хватит меня злить, и…
— Что ты увидела? — Она со злющим видом поджала губы — Драко выжидал. Он довольно хорошо ее узнал. Вызнав нечто, особенно то, чего не заметил он сам, Грейнджер не умела долго сдерживаться. Впрочем, Драко чуть не сдался. Ему нужно было услышать причину или оставить надежду — ждать было невмоготу. Терпение никогда не считалось его отличительной чертой.
— Заминка.
Он замер с колотящимся сердцем.
— Заминка?
Она взмахнула рукой, поманила вперед, и Драко ступил к Омуту.
— Я покажу. Малфой… я знала!
— Знала что?..
— Давай же!
Он нахмурился; в любой другой ситуации из принципа бы не подчинился. Но взгляд, присущий ей, когда находилось нечто, заставляющее винтики в мозгах крутиться, говорил о важности. Поэтому Драко уже привычным жестом вскружил воспоминание и только после нее опустил голову.
— Смотри, — прозвучало, когда он еще не успел открыть глаза. Драко обошел с ней мужчину, не подходя близко, а Грейнджер встала прямо там, как только реши… — Присмотрись к своему лицу. Это первое, что я заметила.
Было неприятно и неуютно, но Драко подчинился, ожидая чуда. Чуда не случилось. Оказавшись в кабинете, он выдохнул.
— О чем ты болтаешь?
— Ты удивляешься!
— Еще как! Ты ведешь себя будто…
— Нет, в воспоминании! Ты злился, а потом удивился. Давай же, Драко, ты не мог не заметить! Ты чуть нахмурился, посмотрел вниз на что-то, на тебя как раз брызнула кровь. Как будто ты не понял, откуда ей вообще взяться. Потом я заметила, что кровь появилась раньше, чем ударило заклинание. Раньше!
Грейнджер вытянула шею, вглядываясь в его лицо, словно ждала, что вот сейчас со щелчком все встанет на места. Драко вдруг почувствовал себя одним из двух идиотов, с которыми она носится, и едва не сорвался.
— Я не видел. Никогда не видел.
— Да есть же! И в предпоследний раз, когда ты не нырнул со мной — когда украл палочку…
— Нельзя украсть то, что принадлежит…
— Я увидела мерцание у тела. У мужчины ведь нет палочки? — она продолжила, не дожидаясь ответа. — Но она была! Заминка в воспоминании: момент, когда мужчина поднимает руки, как будто сдается? Там секунда, когда он их опускает, а за ним видна чужая рука с палочкой, и та наставлена на тебя. Из-за стены почти не заметно. То ли они пытались стереть палочку, то ли набросили дезиллюминационное заклинание, а потом наложили себя — под маскировкой — на исходное изображение. Это не просто…
— При-тор-мо-зи, — встрял Драко; голова потяжелела, и он отошел на шаг. — Грейнджер, я ничего этого не видел.
— Давай вернемся. Разве что…
— Что?
Грейнджер развернулась к книжному шкафу — пришлось схватить ее за руку. Обернулась, мотнула головой.
— Трансформация памяти. Я уверена. Ты не мо… я знала.
— Вживление?
— Нет, — снова мотнула головой. — Нет, воздействие. Воспоминание твоими глазами, но это не то, что ты видел. Эту часть изменили. Да мужчина вообще должен быть жив! Он и воздействовал! Знаешь, Волдеморт, когда создавал крест…
Драко встряхнул ее за руку, сердце болезненно отстукивало ритм.
— Что ты…
— Ты не понимаешь? В твою память вмешались! Прокляли! Думаю, проклятье усиливает действие, когда ты настойчиво пытаешься что-нибудь вспомнить. И ты забываешь, да? Значит, на пике оно стирает воспоминания. Вероятно. Я не знаю, нужно читать! Но это точка отсчета. Может, если мы…
– Почему я этого не видел? Почему я не вижу, если…
— Я не знаю. Возможно, действие проклятья. Нужно проверить. Существуют проклятья, которые позволяют жертве видеть именно то, что планировал заклинатель. Ты разве не читал «Историю Хогвартса»? В 1935 году Роберт Бадл наслал заклинание на первокурсников Слизерина — через год оно попало под запрет: они все верили, что переспали с профессором Трансфигу…
— Не по делу, Грейнджер, вернись к…
— Их нечасто применяли, потому что посторонний бы увидел настоящее воспоминание. Мужчина, вероятно, нацелился именно на тебя. На Драко Малфоя. И вряд ли бы тебе кто помог. Они рассчитывали, что ты сбежишь, спрячешься — что ты и сделал. Если бы было больше времени на изменение, они бы точно подшлифовали все, чтобы никто не заметил подвоха, обратись ты за помощью. Я… ты как, нормально?
Нет. Вероятно. Да. От обилия информации кружилась голова, грудь распирала надежда. Он не хотел верить. Ждал, что Грейнджер засмеется, а потом психанет от испуга — мысли насчет последнего не оставляли с самого начала.
— Ладно, уже многовато информации. — Драко захотелось рассмеяться. — Пойду за книгами, а ты подумай. Попробуй еще раз заглянуть в Омут! Все там! Ты… — Когда она замолчала, он поднял глаза, и Грейнджер пожала плечами, разглаживая футболку. — Похоже, ты все еще не стал убийцей.
Драко привалился к столу и с усилием выдохнул.
С.
На седьмой курс Драко вернулся в Хогвартс. В свете последних событий мысли об учебе занимали его в последнюю очередь. Занятия воспринимались до смешного ненужными, после знаменательной ночи шестого курса, после лета, во время которого стало предельно ясно, что прошлый год не идет ни в какое сравнение с нынешней жизнью, мир Драко отсекли жесткие рамки. За провал миссии он заплатил болью, вскоре узнав, что на успех никто и не рассчитывал, что для хозяина его жизнь ничего не стоит. Приходилось постоянно быть свидетелем его делам, словам, покоряться приказам психопата, мать его, полукровки. Драко стал марионеткой — рабом Темного Лорда и собственных ошибок. Озарения, осенявшие его на протяжении шестого курса, набирали темп. Драко ненавидел это положение. Ненавидел сильнее грязнокровок, сильнее идеи или угрозы грязнокровок, сильнее каждой из причин, по которым он выбрал эту сторону. Не было ни свободы, ни силы — только приказы, правила и смерть.
Грязнокровка, которую убили в его доме, красная кровь пролилась на мрамор, по которому в детстве Драко с разбега скользил в одних носках. Стол, за которым его учили манерам, разделен с существом с красными пронизывающими глазами. Смерть стала как никогда близка. Знакома. Она крылась в жирных, видимых линиях. В лице Драко и снах. В падении Дамблдора с башни, в свисающей с потолка грязнокровке. Смерть являла собой бледное лицо, кожу с просинью, выпученные глаза, кровь и крики. Смерть выражалась в сотне мелочей, что жалили тысячей разных способов.
Легче было пятьдесят раз прожить шестой курс, чем лето в доме с Темным Лордом. Седьмой год стал побегом, возвращаться в поместье приходилось лишь по зову. Подчиняться приказаниям, смотреть, как кричат от пыток под его собственной палочкой люди. Каждый день он просыпался со страхом, прятал эмоции в коробку, а спать уходил в кошмары-воспоминания.
Он надеялся, в Хогвартсе ему полегчает, между тем как в школе у него появилась власть, возможность издеваться, насмехаться, мучить, сделать невыносимой жизнь тех, кого Драко терпеть не мог, — возможность править. Руку протяни — и будет твоей. Он не протянул, прятал глаза, принимая удары откровений, неудач и поражений. Все прежние желания обернулись ненавистными вещами.
— Если бы ты действительно знала, давно бы прекратила обзывать меня убийцей. — Его тошнило от повторения этой фразы. А еще говорили, что это он много хвастается. Календарь сообщал, что со дня, когда Грейнджер заметила Заминку — на всех пергаментах она теперь значилась с заглавной буквы — прошло больше недели.
— Ты пытался убить, — Грейнджер поджала губы и фыркнула, отвернувшись к книге. — Не делай из меня испытание характера, Малфой.