И он начал подниматься по четвертой лестнице, которая оказалась очень узкой. Она закончилась, мы очутились в большой комнате, и я ахнула. Из окна открывался великолепный вид на Джудекку, остров Сан-Джорджо-Маджоре и даже на бассейн Святого Марка.

— Нравится? — спросил Лео, явно довольный выражением, которое появилось у меня на лице.

— Просто потрясающе!

— Смотри, тут ванная и кухонька, а сзади спальня. Вот насчет кровати не уверен. Может, ею не пользовались с незапамятных времен. Но я распоряжусь, чтобы привезли новую. — Он открыл другую дверь, и я увидела крошечную спаленку, где помещались лишь кровать и комод. — Если понадобится еще какая-то мебель, ее тебе тоже доставят, — сказал он, возвращаясь в главную комнату. — Не знаю, достаточно ли тепло будет в спальне. Тут есть печка, но для нее понадобится уголь.

Только сейчас я обратила внимание на мебель: пара обтянутых парчой кресел, покрытые затейливой резьбой стол и два стула, а у окна — красивый письменный стол. Я огляделась по сторонам.

— А как тут отапливать?

— В углу печь, — ответил Лео, показывая на изящную изразцовую печку вроде той, что была у моей квартирной хозяйки.

Первая мысль, которая пришла мне в голову, была о том, как поднять уголь на высоту четырех лестничных пролетов.

— Снаружи есть шкив, — пояснил Лео. — Корзину наполняют углем внизу и поднимают. Но не беспокойся, тебе не придется этим заниматься.

— Почему нет?

— Я договорился с одной женщиной, она будет к тебе приходить, — сказал он. — Ее зовут Франческа, она — мать одного из наших работников. Местная жительница. Она привыкла трудиться и нуждается в работе, потому что ее муж только что умер. У нее шестеро детей. Она хорошо о тебе позаботится. Просто будешь говорить ей, что тебе нужно, и она все сделает: приготовит, уберет, сходит за покупками. Все что захочешь. Думаю, тебе тут будет хорошо, правда?

Я не могла оторвать глаз от вида за окном, когда отозвалась:

— Да, думаю, так и будет. — Потом во мне заговорила практичная сторона: — Но арендная плата здесь наверняка высокая?

Он засмеялся и сказал:

— Никакой арендной платы. Это твоя квартира.

— Что?

— Я дарю ее тебе. Я поговорил с нашим юристом, и он оформил документ аренды этого этажа на ближайшие девяносто девять лет. Арендатор — ты. Теперь эта квартира принадлежит тебе. Оставайся на сколько хочешь или уезжай, зная, что всегда сможешь вернуться.

— Лео, я даже не знаю, что сказать, — пробормотала я, боясь, что могу расплакаться.

— Кара миа, это самое меньшее, что я могу сделать, — ласково проговорил он. — К тому же я и о себе не забыл. Мне хотелось такую квартиру, где тебя можно будет навещать.

От этого в моей голове тревожно зазвенел набат. Мне тоже хотелось иметь возможность видеться с Лео, но…

— Лео, ты должен понимать, что я не буду твоей любовницей, — заявила я.

— Но кара…

Я отступила от него на шаг.

— Разве не так поступают богачи? Покупают хорошенькие квартирки, где можно навещать любовниц, когда им это заблагорассудится? До чего удобно!

Он нежно коснулся моей руки.

— Джульетта, нет. Честное слово, таких намерений у меня не было. Скажу честно, мне хотелось бы снова быть с тобой. Но если тебя это не устраивает, пусть все будет по-твоему. Мы останемся просто близкими друзьями. Эта квартира твоя, потому что ты — мать моего ребенка. Я хочу, чтобы тебе ничего не грозило и чтобы ты была хорошо обеспечена. — Он осторожно провел по моей руке ладонью. — Пожалуйста, не сердись. У меня самые добрые намерения.

Я была в таком положении, что мне оставалось только верить ему и быть благодарной.

Глава 32

Каролина, Венеция, октябрь 2001 года

Двое рабочих привезли хороший настенный обогреватель, благодаря которому в спальне сразу стало уютно. Каролина разбиралась с одеждой двоюродной бабушки, раскладывала ее по кучкам — что-то на благотворительность, что-то на выброс. Впервые у нее появилось несколько настоящих винтажных вещей: два платья — чайное и длинное вечернее, шаль с бахромой. Их не грех оставить себе, а вот джемпера безнадежно проела моль, и их пришлось отнести к ближайшему мусорному баку вместе с давно просроченной бытовой химией для кухни и ванной. Еще Каролина сохранила пару обшитых кружевами носовых платков и флакончик одеколона — он каким-то мистическим образом оказался нераспечатанным и не испортился. Потом она занялась картинами и рисунками. Венецианские наброски определенно нужно сберечь. Семейство Да Росси, возможно, заинтересуется рисунками с младенцем, если выяснится, что это отец Луки. Каролина отложила их в сторону, отметив, что на самых ранних изображен пухленький новорожденный, а на самых поздних примерно годовалый ребенок, и после этого — ничего. Так что, возможно, двоюродная бабушка перестала ходить за малышом после того, как ему исполнился год, или, что более вероятно, ей пришлось бежать. Интересно будет узнать, не сохранилось ли каких-нибудь записей о том, где она жила в Швейцарии. Тамошние жители настолько привержены порядку, что подобное наверняка возможно. Она улыбнулась, подумав об этом.

На третий день стало ясно: ничто тут ее больше не держит, кроме встречи с отцом Луки (когда и если тот приедет). В квартире воцарился безупречный порядок. Комод был вычищен, в старом чемодане лежали вещи, которые она возьмет с собой. Становилось холоднее, и Каролина все чаще вспоминала о бабулиной теплой кухне и сытных супчиках. А еще она думала о Тедди. Сколько времени прошло с тех пор, как Джош позволил ей поговорить с сыном? Может, он убедил Тедди, что тому не хочется возвращаться в Англию? Каролина не знала, ответил ли Джош на ее электронное письмо, потому что выхода в сеть у нее не было, и она не знала, где его найти. Она лежала в теплой спальне, и в голову пробирались тревожные мысли. Вдруг Тедди заболел, а Джош не может с ней связаться и поэтому ей ничего не известно? Но ведь у бабули есть и ее адрес, и телефон. Хватит волноваться, велела она себе. Наслаждайся моментом. Наслаждайся красотой. Будь свободна. Надейся.

В выходные зазвонил телефон. Лука.

— Родители вернулись домой и отдохнули. Не хотите с нами поужинать? — и он дал ей адрес.

В восемь вечера, приодевшись, насколько это оказалось возможно, Каролина вышла из дому и обнаружила, что на улице снова льет. На Дзаттере накатывали волны. «Господи, добравшись, я буду выглядеть как крыса-утопленница», — подумала она. Существовало два варианта: идти через Дорсодуро, укрываясь от стихии на узких улочках, но зато потом испытать все ее неистовство на мосту Академиа, или подождать вапоретто и долго плыть на нем вкруговую, в конце концов вновь оказавшись на Гранд-канале.

Каролина выбрала первый путь, преодолела Дорсодуро (и ее даже не сдуло ветром), а потом, на мосту, выдержала сражение за обладание своим зонтиком. Оказавшись на одном берегу с площадью Святого Марка, она довольно удачно пряталась под балконами, пока искала нужный дом. Это оказалось не так-то просто, несмотря на все инструкции, которыми снабдил ее Лука. Наконец она вошла в красивое мраморное здание; швейцар в униформе приветствовал ее жестом и нажал на кнопку лифта, отправляя его на верхний этаж.

В лифте Каролина сняла с головы платок и постаралась привести прическу в порядок, думая о том, что, наверно, выглядит ужасно. Стоя у выкрашенной белой краской входной двери, она чувствовала нервную дрожь. Даже на пике формы ей наверняка не тягаться с семейством Луки в элегантности, а уж сейчас и подавно. А вдруг там сейчас большой званый ужин? Но тут Лука открыл дверь.

— Каролина, прошу меня извинить. Дождь начался, когда было уже слишком поздно за вами ехать. Пожалуйста, позвольте мне забрать ваше мокрое пальто.

Он помог ей раздеться, сунул зонтик, с которого капала вода, в специальную подставку. Потом с ободряющей улыбкой провел из квадратного мраморного холла в комнату — просторную, но не подавляющую своими размерами, хорошо обставленную и вполне обжитую. У камина сидела пара. Когда Каролина вошла, мужчина встал.