Литмир - Электронная Библиотека

И теперь весь этот путь позади. Мы вышли из здания вокзала Санта-Лючия и остановились на верхней ступени лестницы.

— Ecco il Canal Grande![1] — театрально провозгласила тетя Гортензия, раскинув руки, будто она стояла на подмостках, предварительно создав специально для меня все вокруг.

По-итальянски я знала только «спасибо», «пожалуйста» и «добрый день», но поняла, что перед нами Гранд-канал. Только он не выглядел таким уж «гранд», то есть величественным. То есть, без всяких сомнений, он был широким, но дома на его противоположной стороне казались самыми обыкновенными. А еще он был грязным, да и достигавший моих ноздрей запах аппетитностью не отличался: пованивало сыростью с нотками лежалой рыбы и чего-то гниющего. Однако у меня не было особой возможности оглядеться, потому что нас немедленно стали осаждать носильщики. Я немного встревожилась, наблюдая, как они спорят на непонятном языке, хватают наши вещи и пытаются усадить нас в гондолу, не обращая внимания, хотим мы этого или нет. Но, как призналась тетушка Гортензия, выбора все равно не было: запихнуть весь свой багаж в один из водных трамвайчиков, которые тут называют «вапоретто», мы бы просто не смогли. Конечно, я пришла в восторг, оказавшись в гондоле, пусть даже правил ею не молодой итальянец, распевающий любовные песни, а довольно-таки мрачный с лица толстопузый тип.

После излучины Гранд-канал действительно стал до невозможности величественным. По обе стороны от нас возвышались потрясающие дворцы с арочными мавританскими окнами — облицованные мрамором либо окрашенные во всевозможные оттенки розового цвета. Это выглядело совершенно сюрреалистично, будто здания плывут по воде, — мне даже захотелось немедленно вытащить свой альбом для набросков. Очень хорошо, что я этого не сделала: движение на канале было оживленным, и наша гондола начала пугающе раскачиваться. Гондольер что-то пробормотал — скорее всего, какое-нибудь грубое венецианское ругательство.

Для лодчонки с одним веслом мы шли довольно резво, но канал казался до ужаса длинным.

— Ecco il Ponte di Rialto![2] — воскликнула тетя Гортензия, показывая на мост, высокой аркой взметнувшийся впереди над каналом. Казалось, он не падает только по волшебству, а еще на нем вроде бы находилась какая-то постройка; когда мы приблизились, она подмигнула нам на послеполуденном солнце рядом окон. Мне стало любопытно, не станет ли теперь тетя Го разговаривать исключительно по-итальянски. Если так, нам предстоят достаточно односторонние беседы.

Однако этот страх испарился, когда она извлекла свой путеводитель и принялась информировать меня о каждом здании, мимо которого мы проплывали:

— Слева палаццо Барзицца, обрати внимание на его фасад тринадцатого века. А вон тот большой дом — палаццо Мочениго, там когда-то останавливался лорд Байрон…

Это продолжалось, пока от своего причала не отошел переполненный вапоретто. Наша лодка опять закачалась, и тетя чуть не упустила книжку в мутные глубины.

Как раз когда меня уже стало слегка подташнивать, перед глазами возник еще один мост — более зыбкий, металлический пешеходный мост, который высоко поднимался над каналом. Я думала, что тетушка Го сейчас произнесет «Экко иль понте такой-то и сякой-то», но она вместо этого сказала:

— Ага, вот и мост Академиа. Мы почти на месте. Это хорошо, а то меня что-то начинает укачивать. Морская болезнь.

— Ты хочешь сказать, канальная болезнь, правда? — спросила я, и она улыбнулась в ответ.

— На том берегу академия, видишь? Такое здание из белого мрамора у моста. Если бы ты изучала искусство в Италии, то постаралась бы поступить именно сюда. Ля Академиа ди Белле Арти. Академия изящных искусств. А еще там лучшее собрание живописи в Венеции. Нам определенно надо его увидеть.

Пока она говорила, мы свернули с Гранд-канала в маленький, боковой, и причалили возле какой-то изрядно истершейся лестницы. Будто по волшебству набежали люди, вытащили нас из гондолы и похватали багаж. Подойдя к гондольеру, чтобы расплатиться, тетя Го повела себя так, словно ее ужаснула сумма, которую тот назвал. На своем высокопарном итальянском она вопрошала гостиничных носильщиков, правильная ли это цена, или нас, чего доброго, пытаются надуть.

— Вы видите двух беззащитных англичанок, — сказала она, вновь переходя на родной язык, — и думаете, что можете ограбить их, лишив скромных сбережений. Поступите ли вы так с собственной матерью? С собственной бабушкой? — Потом она повторила все это по-итальянски.

Гондольер смутился. Носильщики заулыбались. Потом гондольер пожал плечами.

— Хорошо, — проговорил он наконец, — я возьму с вас всего двести лир. Но только потому, что у вас было долгое путешествие и эта юная леди выглядит усталой.

Тетушка Го триумфально прошествовала в фойе не блиставшего роскошью желтого гостиничного здания с зелеными ставнями, где к ней с распростертыми объятиями вышел седовласый мужчина.

— Дорогая, дорогая синьорина Марчмонт, вы к нам вернулись. Тысячу раз добро пожаловать!

Теперь, видя, как тетушку встречают в этом пансионе, я поняла, почему он так ей нравится. Если честно, меня разочаровало, что мы не поселились в одном из палаццо на Гранд-канале, но тетя Гортензия говорила мне, и не раз:

— В Венеции есть лишь одно место, где можно остановиться, и это пенсионе «Реджина», пансионат «Королева». А все потому, что там есть сад. Когда устанешь от жары и осмотра достопримечательностей, можно посидеть в тенечке и выпить свежего лимонаду.

По мраморной лестнице мы поднялись в большую, богато декорированную угловую комнату с выходящими на две стороны окнами, расписным деревянным потолком и мебелью, которая выглядела так, точно ее привезли из музея. Ладно хоть у двух кроватей с накрахмаленными белыми простынями был более-менее современный вид, а у окна с видом на сад и краешек Гранд-канала стояли письменный стол и стул. Я подошла к окну, распахнула его и высунулась наружу. Меня приветствовал аромат жасмина.

— О да, — сказала тетя Го, проинспектировав нашу ванную, — весьма удовлетворительно.

Пока я стояла у окна, начали звонить колокола, и их звон разносился над каналами. Мимо проскользила гондола, и на этот раз гондольер оказался молодым красавчиком. Я почувствовала, как у меня поднимается настроение. Я впервые была в Европе, в Венеции, и собиралась извлечь из этого все, что только возможно.

21 мая 1928 года

Проснулась я тоже от колокольного звона. Похоже, в этом городе безумное количество церквей и никому не дозволено спать допоздна! Я подошла к окну и распахнула ставни, которые по требованию тетушки Го с вечера закрыли от комаров. Звук колоколов эхом разносился по всему городу, небо над которым было идеального голубого цвета. По этой голубизне, пикируя, носились крошечные мальтийские кресты ласточек, раздавались чаячьи вопли, а внизу по двору, напыжившись, расхаживали голуби.

— Город колоколов и птиц, — довольно заметила я.

В этот момент мимо проплыл катер, и рокот мотора отразился от стен узкого ущелья между домами. Город колоколов, птиц и лодок, мысленно поправилась я.

Завтрак нам накрыли в саду под зонтиком: свежие, еще теплые булочки, сыр, фрукты и кофе вместо привычного чая, а потом мы отправились исследовать город, вооруженные верным тетушкиным путеводителем и картой. К счастью, тетя Го побывала тут уже несколько раз и знала, куда идти, иначе бы я безнадежно заблудилась в первые же минуты. Венеция оказалась настоящим лабиринтом переулков, каналов и мостов. Я сразу заметила, что тут нет настоящих улиц — во всяком случае, таких, как у нас дома — одни только мощеные дорожки и мосты через каналы. Похоже, эти самые каналы и выступали тут в качестве улиц — всё передвигалось по воде, и грузы, и люди, и даже мусор: мы видели, как его сбрасывают в открытую баржу.

И дома тоже поднимались прямо из воды. Я думала, они окажутся на каких-нибудь платформах, надежно защищенные от приливов, но ничего подобного, их стены скрываются под водой, которая плещется у окон нижнего этажа и пачкает кирпичи водорослями. Некоторые двери наполовину затоплены. Как все эти постройки до сих пор не смыло, почему они не рассыпаются? Тетя Гортензия тоже не знает ответа.

2
{"b":"805556","o":1}