Первым потрясением стало мое длинное платье, которое оказалось слишком узким. Надо было заранее выяснить, можно ли его перешить. Но не пойдешь же на званый вечер в дневном платье! В конце концов я использовала вместо пуговиц английские булавки и как следует прикрыла всю эту красоту шалью. Мы встретились с Генри и вместе отправились в Лидо на вапоретто. Я молилась, чтобы на суаре не явился отец Лео, а главное, чтобы сам Лео не приплыл за ним на катере. Обе эти молитвы были услышаны. Пришли профессор Корсетти и еще два профессора из академии, британский консул мистер Синклер и веселый священник падре Тревизан. Разумеется, был и Витторио, он все нависал над графиней, охраняя ее. Пауль Клее плохо говорил по-итальянски и казался довольно замкнутым, но графиня с присущим ей обаянием умудрилась вытащить его из скорлупы. По-английски он говорил лучше, и в какой-то момент оказалось, что мы с Генри и консулом ведем с ним беседу.

— Вы здесь, в Венеции, счастливчики, — сказал Пауль Клее. — Тут пока еще не преследуют евреев. Мне пришлось бежать из Германии ради спасения жизни, и вот теперь я вынужден из соображений безопасности вернуться в Швейцарию. В Германии на нас, евреев, нападают, стоит только выйти на улицу. Нам бьют окна. Не дают вести дела. Мы не можем работать, не можем учиться, и теперь за нами стали приходить по ночам. Графиня Фьорито удивительная женщина, не правда ли? Она помогла спастись нескольким моим друзьям.

Франц тоже пришел на суаре. В последнее время мы мало его видели, но тут я заметила, как внимательно он вслушивался в то, что говорилось по-английски. Неужели он правда немецкий шпион, как предполагал Генри? Нынче все стали подозрительными.

После речи Пауля Клее консул отозвал меня в сторонку.

— Дорогая, я думаю, вам пора серьезно задуматься о возвращении домой, пока это еще возможно сделать. В консульстве нам сказали, что наши дни тут сочтены, и нужно практически сидеть на чемоданах, чтобы можно было в любой момент уехать. Италия пока не объявила войну Британии, но нельзя забывать о ее пакте с Гитлером. Возможно, объявление войны — всего-навсего вопрос времени.

— Спасибо, — сказала я, — я непременно подумаю об этом. Но пока что во Франции спокойно, и поезда ходят нормально.

— Однако все может измениться за один вечер. Гитлер явно вознамерился завоевать Европу. В нужный момент он может нанести молниеносный удар. Так что настаиваю на том, чтобы вы не слишком откладывали отъезд.

Я еще раз поблагодарила его, обрадовавшись Йозефу, который подошел с тарелкой канапе.

Сколько же людей за последнее время советовало мне вернуться? Об этом заговаривал каждый, кого я встречала. Но если Германия вторгнется в Великобританию, разве мне не лучше будет здесь, в Венеции, которую никто не посмеет бомбить? Вечер прошел для меня без конфузов, шаль надежно прикрывала булавки на платье. Потом я благополучно отправилась обратно на вапоретто. Генри как истинный джентльмен проводил меня до дома.

— Я бы позвала тебя выпить чего-нибудь горяченького, но квартирная хозяйка не разрешает принимать гостей-джентльменов, — сказала я.

Это его рассмешило.

— Вряд ли меня можно охарактеризовать как гостя-джентльмена, — заметил он, — но мне льстит, что она может счесть меня угрозой твоей чести.

Глава 30

Джулиет. Венеция, 21 ноября 1939 года

В академии на стенде висело объявление, сообщавшее, что занятия сегодня можно пропустить из-за праздника Мадонны делла Салюте — ведь, предположительно, все студенты захотят пойти к мессе. Судя по тому, что я слышала, большинство моих соучеников считали, что у них просто дополнительный выходной, и не собирались участвовать в религиозных ритуалах. А вот моя квартирная хозяйка, напротив, заранее трепетала от восторга.

— Это один из самых священных дней года, — сказала она. — Сегодня вечером я собираюсь к мессе. Она особенно прекрасна, когда темно. Вы пойдете со мной?

— А где это все будет происходить? — спросила я.

Синьора Мартинелли посмотрела на меня как на безнадежную тупицу.

— В соборе Санта-Мария делла Салюте, конечно же. Да вы его знаете, такой большой храм с белыми куполами на самой оконечности Дорсодуро. Ради праздника наводят специальный мост из барж через канал Гранде. И все несут свечи. В этот день мы благодарим Мадонну за то, что она спасла наш город от чумы.

Слов «мост из барж» оказалось достаточно, чтобы я приняла решение. Рисковать, ступая на подобную конструкцию, я больше не собиралась, пусть даже водная преграда в этот раз была уже, чем летом, Гранд-канал ведь не Джудекка. Впрочем, я поняла, куда именно нужно идти.

— Спасибо за приглашение, но на мессу я с вами не пойду, — ответила я. — Буду наблюдать с моста Академия.

Она вздохнула.

— Неужели мне не получится сделать из вас добрую католичку? Мой духовник говорит, что я недостаточно стараюсь спасти вашу душу.

— Что вы, синьора, вы подаете прекрасный пример, — возразила я, — просто дело в том, что у меня уже есть своя собственная религия.

— Англиканская церковь, как вы ее называете? — квартирная хозяйка бросила на меня испепеляющий взгляд. — Отступническая религия, бросившая вызов папе.

— Во всяком случае, мы с вами обе — христианки, — заметила я.

Она пренебрежительно фыркнула.

— И еще насчет сегодняшнего ужина. Вечером я пойду в гости к подруге, вдове Франчетти с нашей улицы. Я могу оставить вам…

— Не нужно, — ответила я, не дав ей закончить, — я найду, чего поесть. Раз день праздничный, наверняка еду будут продавать с лотков.

— Да, и во множестве. — Вид у синьоры Мартинелли вновь стал неодобрительным. — Кое-кто считает, что сегодня — день карнавала, а не церковного празднества.

У меня создалось впечатление, что мало кто из студентов придет сегодня на занятия, а оказаться одной среди преподавателей мне не хотелось. Я подумала, что можно сесть в лодку и отправиться на какой-нибудь из островов, но погода не благоприятствовала. Все утро лил беспрерывный дождь. Это заставило хозяйку глянуть на окно, вздохнуть и перекреститься:

— Такой дождь — и на праздник Мадонны! Я никогда не видела ничего подобного. Мне кажется, это плохой знак, вы согласны?

— Может, до темноты еще распогодится, — предположила я.

— Нам остается только молиться, чтобы во время мессы не случилось аква альта, — сказала она. — Люди будут в своих лучших нарядах. Никому не хочется брести домой вброд.

— Вброд? — переспросила я, не поняв итальянского слова.

Она кивнула и сказала:

— Иногда вода поднимается вот на сколько, — тут синьора приложила руку к середине бедра. — Обычно только до лодыжек доходит, но никогда не знаешь, как будет. Надо молиться, чтобы Господь ради особого праздничного дня удержал воду в заливе.

Я принялась гадать, внимает ли Господь молитвам насчет наводнений. Каждый год мы узнаем из новостей об очередных смытых деревнях, некоторые из которых, весьма вероятно, населяют добрые христиане. Не верится, что Бог сильно озабочен контролем над погодой, иначе над Ватиканом всегда сияло бы солнышко, а коммунистическую Россию заливало бесконечным дождем. Я невольно улыбнулась своим мыслям.

На закате моя квартирная хозяйка появилась в лучшей шляпке и пальто, а также с зонтиком — «на тот случай, если Бог не сочтет нужным остановить дождь».

— Я пойду с вами и понесу зонт, — сказала я. — Тогда вы сможете держать свечу.

— Если свеча вообще будет гореть в такую погоду, — с разочарованием в голосе проговорила она. — Может оказаться, что свечи удастся зажечь, только когда мы войдем в храм. Но я рада, что буду не одна хотя бы до моста.

Итак, мы отправились вместе, смешавшись с шумной толпой. Некоторые люди несли свечи в банках и фонарях, и их свет колебался на мрачных стенах домов. Миновав церкви Сан-Маурицио и Санта-Мария-дель-Джильо, мы вышли к Калле-Ларга. Эта улица вела к площади Святого Марка. Потом мы пересекли небольшую водную артерию и повернули к Гранд-каналу. Все вокруг кишело лоточниками, которые продавали воздушные шары, игрушки, конфеты и даже джелато, хоть мне и непонятно было, кому в такую холодную, мрачную ночь может захотеться мороженого. Узкая калле раздалась в стороны, перед нами возник мост из барж с церковью на противоположной стороне. Над пьяцца и среди деревьев были развешаны гирлянды фонарей. Они отчаянно плясали на свежем ветру с лагуны. На мосту толпа превращалась в тоненький ручеек, и огоньки свечей в руках паломников прыгали то вверх, то вниз.