— Опять картины, мисс? — пожаловалась Шейла, когда я прошла с девочками в зал, где висели полотна мастеров прошлого. — Это старое искусство такое скучное, всё святые да вещи всякие.

— Да, мисс, когда можно будет походить по магазинам?

— Если вы не забыли, мы с вами совершаем культурно-образовательную поездку, — отметила я. — Завтра мы поедем на Мурано, там можно будет купить что-нибудь из стекла. Оно очень красивое.

Им понравилось такое предложение, поэтому на следующий день мы посетили упомянутый остров. Я увидела там те же бусы, которые так пленили меня еще во время путешествия с тетей Гортензией, и на этот раз купила себе одни. Мы ждали водного трамвайчика, когда я заметила афишу, рекламирующую биеннале. Ну конечно, год-то четный, и значит, большая выставка современного искусства проходит снова.

— Думаю, девочки, вам могут понравиться современные работы, — сказала я, когда мы сошли на берег и двинулись к монастырю. — Тут есть совершенно замечательный сад, где сейчас выставлены творения художников нашего времени. Мы можем сходить туда завтра.

— Вы уверены, что приемлемо показывать девочкам эти работы? — спросила мисс Фробишер. — Видела я кое-что из того, что в наши дни называют искусством!

— Им полезно будет узнать, что сейчас рисуют и ваяют. Нельзя же руководствоваться одним только прошлым, — ответила я. — Пусть сами решают, считать ли современное искусство таким же прекрасным, как и старое.

Итак, на следующее утро мы поехали на водном трамвае в Джардини. Свежо и приятно было идти к павильонам по обсаженным деревьями дорожкам. Я поймала себя на том, что гадаю, где именно дерево со статуей, которые показывал мне Лео, и та лужайка, на которой он меня поцеловал. В саду было много народу, хватало и чернорубашечников Муссолини. Эти члены вооруженных отрядов итальянских фашистов вместе с полицейскими наблюдали за толпой, отчего становилось как-то неспокойно. Ну что они высматривают, чего ищут? Ведь люди, которые пришли сюда сегодня, казались совершенно расслабленными и счастливыми, они просто наслаждались возможностью провести день в парке.

Мы посетили главный павильон, и мисс Фробишер была должным образом потрясена некоторыми картинами и скульптурами.

— Как вы можете называть такое искусством? Это же просто мазня. Выглядит как холст, забрызганный кровью.

— Подозреваю, именно этого и добивался художник, — ответила я. — Картина посвящена гражданской войне в Испании.

Павильон Германии пришелся ей больше по вкусу. Она одобрила всю эту нацистскую пропаганду, белокурых крестьян в полях и грандиозные монументы. Я подумала, что художники-евреи и те, которые не придерживались генеральной линии правящей партии, скорее всего, вынуждены были бежать из Германии.

Мисс Фробишер с интересом, отметила, что некоторые художники были австрийцами.

— Ну конечно, — сказала она, — ведь Германия присоединила Австрию, не так ли? Приятно видеть, как гармонично и счастливо складываются их отношения.

Я промолчала, не сказав вслух то, о чем мне подумалось. Как раз когда мы собирались уходить, в зал вошло несколько немецких офицеров. Они громко разговаривали между собой и с таким высокомерием отстраняли остальных посетителей, что я с трудом пыталась подавить гнев. Когда они приблизились, я отчетливо произнесла:

— Идемте, девочки. Мы уже достаточно тут видели, согласны? Это обычная пропаганда, которую нельзя назвать искусством, — и вывела своих подопечных из зала.

Невелика победа, конечно, но ощущения она оставила самые приятные.

Мы отправились через сад к павильонам других стран и как раз подходили к американскому, когда поравнялись с группой мужчин. Сразу было ясно, что это какие-то высокопоставленные лица — одетые в безупречные костюмы, они источали уверенность, которая приходит только вместе с властью. Я решила, что это какая-то зарубежная делегация, явившаяся посмотреть биеннале. А потом я увидела Лео. Он шел в центре этой группы и что-то говорил окружавшим его людям, а те очень внимательно его слушали. Я мгновенно его узнала. Он почти совсем не изменился, разве что чуть пополнел, да и одежда на нем была другая — явно дорогой деловой костюм. Ну и буйные темные кудри были приглажены.

Я застыла на месте. Мне хотелось окликнуть его, но я не смела. Вдруг он меня забыл и пройдет мимо, как будто меня и не существует? Но я не могла ничего не предпринять и просто позволить ему исчезнуть, поэтому неуверенно шагнула вперед, и тут он посмотрел в мою сторону. В его глазах появилось удивление и узнавание.

— Джульетта? Это действительно вы? — спросил он.

Я едва смогла заставить себя открыть рот.

— Это действительно я.

— Не могу поверить! Вы вернулись. После стольких лет.

— Все так.

Он обернулся к своим спутникам:

— Ун моментино, пер фаворе, — и подошел ко мне. — Сейчас нам не поговорить, — понизив голос, сказал он. — Я показываю этим господам нашу выставку. Понимаете, это важные инвесторы. Но мы сможем потом увидеться? Например, поужинать? Вы снова приехали с тетей?

Я не могла не улыбнуться.

— Нет, на этот раз без нее.

В его глазах мелькнула радостная искорка.

— Ну и хорошо. Значит, можно будет отправиться ужинать, ни у кого не спрашивая разрешения, да? Где вы остановились? Я заеду за вами к восьми.

Я огляделась, чувствуя, как много глаз устремлено в мою сторону.

— Вначале я должна обсудить это с коллегой.

— Так вы в деловой поездке?

— Я преподаю в школе, привезла сюда девочек на экскурсию. Мы остановились в монастыре.

И я направилась к мисс Фробишер.

— Не возражаете, если я поужинаю сегодня с этим господином? Он мой старый приятель, мы познакомились, когда я приезжала сюда с тетей, и много лет не виделись.

— Думаю, это вполне нормально, если он — старый друг вашей семьи, — с сомнением в голосе ответила она, особенно выделив последнее слово. — Только не забудьте о правилах монастыря.

— Да, конечно. — Я снова обернулась к Леонардо. — Я с удовольствием поужинаю с вами, но нельзя ли это устроить чуть пораньше? Двери монастыря запираются в десять, а на окнах, к сожалению, решетки.

— Дио мио! — покачал он головой. — Зачем же вы остановились в таком месте?

— Требования школы. Там сочли, что так за девочками будет должный присмотр.

— И что это за монастырь?

— Матер Домино в Санта-Кроче.

Он снова покачал головой.

— Сочувствую. Даже пансион «Реджина» был бы лучше. Ну да неважно. Я могу зайти за вами?

— Лучше где-нибудь встретимся, — сказала я; не хотелось, чтобы за нами наблюдали девочки или мисс Фробишер. — Заходить за мной незачем, это в стороне от проторенных дорог.

— Каких дорог? — переспросил он с недоумевающим видом.

— Я просто имела в виду, что это далеко. Добираться неудобно. Я легко могу подъехать на вапоретто.

— Хорошо. Чтобы добраться к половине восьмого в Санта-Кроче, пришлось бы суетиться. Тогда давайте поужинаем в «Даниели». Вы, конечно, знаете этот отель, он на набережной, сразу справа от собора Сан-Марко. Это остановка Сан-Дзаккария, добраться легко.

Я кивнула.

— Да. Доберусь.

— Тогда встретимся в холле. В семь тридцать, хорошо?

— Да. Отлично. Спасибо, — услышала я собственный лепет.

Он взял мою руку, сжал ее, сказал:

— Тогда до вечера, — и зашагал к ожидавшим его мужчинам.

— Мисс, у вас ужасно покраснело лицо, — отметила Шейла.

— Сегодня довольно жарко, правда? — проговорила я. — Думаю, нам всем не помешает выпить чего-нибудь холодненького.

Глава 10

Джулиет. Венеция, июль 1938

Собираясь одеться для выхода, я сообразила, что у меня нет ничего, что подошло бы для приличного ресторана. Я не взяла с собой длинного платья; да и, честно говоря, все мои длинные платья остались еще с тех времен, когда я надеялась, посещая балы с вечеринками, однажды встретить там подходящего молодого человека. С тех пор в моей жизни все изменилось. Зато я захватила темно-синее платье с коротким рукавом, когда-то принадлежавшее моей матери, и шелковую шаль с бахромой. Платье до середины икры, с глубоким вырезом, оно вполне должно подойти. Шаль кремового цвета с золотой искрой, а бусы я купила синие с золотом, так что комплект получался идеальный.