— Хорошо, но знай… Я люблю тебя, Тимур. Люблю больше жизни… — шепчу ему в самые губы, наслаждаясь коротким, но чертовски памятным поцелуем. — Я думала, что мы больше никогда не увидимся…

— Мурка. Я уже без тебя никуда и никак, — он заправляет мои волосы назад, любовно обводя моё лицо аккуратными прикосновениями прохладных пальцев. — Я люблю тебя, Мурка, даже с твоим весомым опытом в криминальном клане. Научишь меня стрелять, Мурка? — он с хитринкой смотрит на меня и расслабленно откидывается на сидение машины.

Я впервые присматриваюсь к мужчине, который оказался уставшим, бледным и с глубокими синяками под глазами. Руки его едва подрагивают, но он плотнее меня обнимает, и, кажется, успокаивается.

Не хочу на него давить и спрашивать, что произошло там, в кабинете, и кем оказался этот устрашающий мужчина — Ильяс. Я просто окунаюсь в объятия своего мужчины, с маниакальностью вдыхая его родной запах и ощущая знакомую для меня мужскую защиту.

Тимур:

Пока Викторию осматривает доктор, экстренно вызванная с законного выходного дня, я сижу на сидении и напряженно смотрю на табличку «Акушер-гинеколог». Во мне мечется убийственная мысль, что мою девочку жестоко тронули, что заставляет волноваться и несколько раз подняться, обойти коридор, но всё-таки напряженно вернуться на место.

Звонок от Дамира принимаю, наверное, с пятой попытки.

— Ты в своем уме? — явно слышу его раздражение. — Ты хоть знаешь, сколько в моей голове развития событий в разборке Кланов, из которых ты не выходишь с Викой в живых?

— Порядок, все случилось быстро и совсем без инцидентов. Оказывается, девочки сами в состоянии позаботиться о себе — они вырубили здорового мужика. Он был почти без сознания, когда зашли люди Ильяса. Но… — я напряженно осматриваю пустой коридор, а затем снова смотрю на кабинет, — я не знаю, Дамир. Я отвез её в больницу, кажется, у неё есть какие-то проблемы.

— Какие проблемы? — напряженно уточняет мой друг.

— Не хочу об этом сейчас. Главное, что она жива, а с остальным мы справимся. Как там Ольга? — я нагло перевожу тему, не в силах обсуждать самые тяжелые домыслы.

— Это не женщина, а тигрица в клетке! Сегодня она снесла почти всю гостевую комнату и мой кабинет, чтобы доказать мне о своей хладнокровности к моим ухаживаниям, — несмотря на тяжелый вздох, я слышу, что он усмехается и даже несколько восхищается девушкой.

— Займи её чем-нибудь, кроме себя, — всё-таки я и сам позволяю себе мягко улыбнуться, — не то твоё хозяйство тоже скоро пострадает, если ты понимаешь, о чём я.

— Отказывается от всего, что связано со мной или с моими деньгами, осознанно меня раздражая.

— Тогда привези ей её вещи. Она же художница, пусть свой пыл и страсть выжимает красками на холстах, а ты… Что же, можешь и уступить — попозировать немного для её портфолио, — едва сдерживаюсь от злорадного смешка, представляя строгого и самоуверенного Дамира, обмотанного простынями, как Аполлона, возлегающего на диване.

— Отлична идея, чтобы очередной раз позлить меня, — фыркает мой друг, — но ей должно понравится, — задумчиво договаривает он, точно осознавая, чем может её заинтересовать. — Хорошо, Тим. Позвони мне, если нужна будет помощь — я всегда рад помочь. Передай Вике, чтобы поправлялась и выходила на работу. Сейчас мы без её острого ума, как без рук.

Дверь кабинета открывается и показывается женщина, как-то слишком уж хитренько поглядев на моё дерганное состояние. Звонок отключаю, спрятав телефон, подорвался и почти подлетел к доктору.

— Как она?

— Порядок, но нуждается в заботе и хорошем отдыхе, — кивает женщина, пропуская меня внутрь кабинета. — Оставлю вас, — она заинтересованно смотрит на Викторию, которая волнительно сминает губы.

— Мурка, — подхожу к девушке, которая напряженно выровняла спину, несколько нервно улыбнувшись. — Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, спасибо, — она внимательно заглядывает в мои глаза, словно ищет необходимые ей ответы. Жаль только, что вопросов я ещё не услышал.

— Ты мне расскажешь, что случилось? — я опускаю свою ладонь на её голую коленку, но девушка вздрагивает, большими глазами смотря на меня. — Вика? — напряженно убираю руку, но мой взгляд заостряется на каплях крови, оставшиеся на её платье. — Господи, он…

— Подожди, — она берет обе мои ладони в свои тоненькие и холодные пальчики, крепко сжимая. — Я тебе не врала, когда сказала… Господи, я не знала, что беременна! Правда, не знала! Я бы нашла способ сказать, несмотря на нашу ссору…

Притягиваю к себе свою маленькую глупышку и крепко обнимаю, облегченно выдохнув над её макушкой. Господи, а я уже успел представить, что с ней могли сотворить эти беспощадные твари…

— Мурка, ты меня до инфаркта доведешь… — целую её в висок, всё ещё ощущая, как сильно она напряжена.

— Я знаю, Тимур, что ты не был ни тогда готов, ни сейчас. Пойми, я тоже не готова… — я прикладываю палец к её дрожащим губам, заставляя замолчать и не говорить странных вещей о нас.

— Как только всё наладится, и мы вернемся к привычной жизни — я возьму тебя в жены. Я уверен, что ты станешь самой прекрасной мамой, а я буду замечательным отцом, — она протяжно всхлипывает и отрицательно качает головой, раззадоривая меня продолжать рассказывать ей о нашем будущем. — А когда родится малыш, распланируем и начнем строить загородный дом. Мы построим наше счастливое будущее наперекор прошлому, без обманов, бандитов и оружия. Ты теперь рядом со мной и в безопасности, Мурка. Я тебя так просто не отпущу. Теперь уже — никогда.

— Я не верю… — шепчет Вика, всхлипывая, заставив меня напряженно сжать её плечи. — До сих пор не верю, что я встретила такого мужчину, как ты, Тимур.

— Мурка, что тебе сказала доктор? — она поджимает губы, явно подыскивая верные слова. Жмется, говорить не хочет. — Ну, Кошка! Только попробуй мне соврать…

— Нужно лечь на сохранение, — вздыхает, и так тяжело, что моё сердце щемит в тиски. — Но я так сильно не люблю больницы, что готова прямо сейчас выпрыгнуть в окно, — она опускает свои глазки, оттопыривая губу, как меленький ребенок, шмыгая носом.

— Ты не можешь рисковать нашим ребенком, — категорично заявляю я.

— Но я могу делать всё тоже самое дома… — пытается противиться, несмотря на манипуляции, похожие на детские капризы.

— Не можешь, Мурка. Обещаю, что буду навещать тебя каждый день. Ещё будешь мечтать, чтобы меня не пускали к тебе в палату, — смеюсь, когда моя девочка куксится, но с интересом поглядывает на меня.

— Секс запретили, — добавляет она с очаровательно-печальным вздохом. — На месяц, — припечатывает несколько обижено.

Я не могу сдержаться сначала от мягкой улыбки, а затем поддаюсь громкому хохоту, смущая свою женщину своей реакцией.

— Я переговорю с доктором и уточню твоё лечение, а потом будем думать, как нам быть и сколько воздерживаться, — она ластится ко мне, прижимаясь щекой к моему плечу, расслабленно выдыхая.

— Мне кажется, что я тебе никогда и ни в чём не смогу отказать… — она жмется плотнее, а я перехватываю и тяну на колени, позволяя своей девочке оказаться в коконе моих объятий и теперь полностью расслабиться.

— И правильно сделаешь. Как только я официально вступлю в роль твоего мужа, мы усердно займемся твоим воспитанием.

Возражений никаких не следует, а вскоре я слышу тихое и умиротворенное сопение.

Смотрю на бледное лицо и темные синяки под глазами, с недовольством отмечая впалые щеки. Даже цвет каштановых волос стал блеклым. Она лежит в грязном платье, пропахшее плохими воспоминаниями, с запечатлевшимся на нем каплями крови.

Не смотря на её беззащитность и слабость сейчас, я обещаю самому себе, что моя женщина больше никогда в жизни не окажется в таком состоянии. Ни при каких условиях и форс-мажорах.

Мурка заслуживает на новую жизнь, а я хочу поддерживать её и при этом и освещать счастливую дорогу в будущее. Больше никаких кривых дорожек и бандитов, больше никакого вранья и махинаций, даже ревности не допущу.