Так, с шутками и прибаутками, мы миновали Царское Село и свернули на дорогу, ведущую в Павловск. Скоро мы оказались в лесу, и мне почему-то стало неуютно. Не знаю, из-за чего, собственно, возник дискомфорт – погода стояла отличная, светило яркое солнце, грунтовка была почти ровная, и карету не трясло. Но в подсознании у меня появилась мысль о том, что что-то непременно должно произойти.

Барбара, словно прочитав мои мысли, тоже насторожилась. Веселая беседа, которую она вела с Дарьей, как-то сама по себе прекратилась. Все будто ждали чего-то. И дождались.

Впереди нас раздался шум падающего дерева. Конечно, это могло быть и простой случайностью, но мне подобные случайности категорически не нравились. Дарья, как более опытная в подобных вещах, тоже сделала стойку и потянулась к оружию.

Карета остановилась. Я схватил лежавший на сиденье рядом со мной автомат и, велев дамам сидеть тихо и не рыпаться, осторожно приоткрыл дверцу и выглянул наружу. У кареты, в которой ехала императрица, стоял Алексей Алексеевич с пистолетом в руке. Похоже, и он заподозрил нечто опасное для всех. Внимательно оглядевшись по сторонам, я подошел к нему.

– Что случилось, Алексеич?

– Вон, видишь, дерево впереди упало и перегородило дорогу. И, похоже, не само упало, а кто-то ему помог это сделать.

– Думаешь, наши заклятые друзья шалят?

– Все может быть. Надо оглядеться как следует.

Я достал из кармана небольшой бинокль и, вскочив на козлы к испуганно озиравшемуся кучеру, стал осматривать местность. Вроде ничего подозрительного, только вот впереди поперек дороги лежало свежесрубленное дерево – были хорошо видны свежие щепки на грунтовке.

Вывод – это засада. А огонь неизвестные не открыли лишь потому, что кое-кто из нас им нужен был живым. Они ждали, когда кучер и лакеи попытаются убрать с дороги дерево. Тогда в каретах останутся женщины и некомбатанты, коих легко захватить в полон. Сопровождавшие наш кортеж кавалергарды – не в счет. Их всего шестеро, они сидят на лошадях, и пристрелить их – дело пары минут. Надо, кстати, их предупредить.

Я подошел к старшему конвоя, поручику, и предложил ему отдать команду своим подчиненным спешиться и приготовить оружие. Взглянув на меня, красавец в белых лосинах и в красном мундире не стал возражать и приказал всем слезть с коней и достать из седельных кобур пистолеты.

Прошло несколько минут, но противник так себя и не обнаружил.

Гм, сие означает лишь одно – «группа захвата» немногочисленна и собирается действовать наверняка. Это очень даже приятно – если бы налетчиков оказалось много, то они просто смяли бы нас своей массой. Тут и наше оружие не помогло бы.

Ага, вон что-то шевельнулось в кустах впереди. Я присмотрелся – это был человек, причем вооруженный.

– Алексеич, беги в нашу карету и возьми броник. Дай его Дашке – пусть она наденет его на императрицу. И сама тоже накинет броник – я захватил на всякий случай парочку. Мария Федоровна должна остаться живой и невредимой. Остальные – по возможности.

Пока Иванов объяснялся с императрицей, я снова взглянул в бинокль. За уже засветившимся человеком, сидевшим в кустах, мне удалось обнаружить еще двоих. Но несомненно, что нападавших было гораздо больше. Они обошли по лесу наши кареты и готовы были по команде своего главаря открыть по ним огонь.

Я опять направился к кавалергардам и велел им защищать нас с тыла. Поручик, видимо, проинструктированный заранее императором или Аракчеевым, и в этот раз не стал мне возражать. «Вот и славно, трам-пам-пам…»

Алексей Алексеевич, закрывая собой Марию Федоровну, довел ее до кареты с нашими девицами, а я тем временем продолжил наблюдение за налетчиками.

Похоже, что терпение у них лопнуло, и они решили пойти ва-банк. Их главарь громко крикнул: «Напшуд!»[10] и, размахивая пистолетом, начал перебираться через поваленное дерево. Я вспомнил старый и добрый совет: гасить самого главного – и одиночным выстрелом из «калаша» уложил его наповал. Остальные, последовавшие за ним, – их было четверо – на мгновение замялись, но затем, перебравшись через ствол поваленной сосны и пальнув в нашу сторону из пистолетов, выхватили из ножен сабли. В карете императрицы со звоном разлетелось стекло и испуганно закричала статс-дама, которой его осколки порезали щеку. Кучер, сидевший на козлах, мешком упал на землю.

Четырьмя короткими очередями я снес бандюков и стал осматриваться по сторонам, пытаясь обнаружить подельников убитых поляков – я теперь уже не сомневался, что это были именно поляки. И тут рядом со мной раздался выстрел из СВД. Повернувшись, я увидел Алексеича с винтовкой в руках.

– Гера, – сказал он, – тут сбоку один гад с мушкетоном нарисовался. Пришлось его пристрелить.

Мушкетон – он же тромблон – это серьезно. Короткоствольное ружье, стреляющее картечью, на близком расстоянии могло поразить сразу несколько целей. Алексей Алексеевич, заваливший бандита с таким опасным оружием, спас многих из нас от больших неприятностей.

Неожиданно в нашем тылу прогремело несколько выстрелов. Похоже, что и наши кавалергарды вступили в бой. Я бросился туда. В кустах мелькнуло несколько фигур. Не заморачиваясь, я выпустил туда несколько очередей из «калаша». Видимо, мое появление окончательно спугнуло злодеев. Кто-то из них истошно заверещал: «Ратуй се, панове!», после чего стрельба затихла и кусты снова затрещали. Недобитки с позором покидали поле боя.

«Ну, вот и все, – подумал я. – Это была славная охота…»

Повернувшись, я посмотрел на кареты. Видно было, что их немного покоцали пули. Сердце у меня сжалось от тревожного предчувствия. «Только бы эти сволочи не подранили никого из наших. Как там моя Барби?»

8 (20 июня) 1801 года.

Санкт-Петербург. Дорога между Царским Селом и Павловском.

Алексей Алексеевич Иванов, частный предприниматель и любитель военной истории

Ну вот, что называется, «сходили, попили пивка»… Сволочи англичане, сволочи поляки – их холуи! Это ж надо додуматься – напасть на кортеж императрицы! Теперь им точно не будет никакой пощады. Я уже немного успел узнать характер императора Павла и потому не завидовал всем причастным к этому нападению. Кроме тех, естественно, кому уже не был страшен суд царский, так как они теперь предстанут перед судом Божьим…

Само боестолкновение запомнилось мне как-то фрагментарно. Видимо, не военный я человек, не могу мыслить и воспринимать окружающую действительность так, как люди в форме.

Вот я уговариваю перепуганную Марию Федоровну отправиться в карету, где ехали моя дочь, полька и наш супермен – Сыч. Вот он, что называется, не моргнув глазом отстреливает лезущих через поваленное дерево поляков, а те как подкошенные падают на дорогу. Вот я вижу, как сбоку, через кусты к нам продирается здоровенный мужик в синем камзоле и треуголке, держащий в руках ружье со стволом, похожим на дудку. «Тромблон!» – мелькнуло у меня в голове. Страшная штука, между прочим. Надо срочно его завалить. Я бросился к карете, схватил лежавшую на сиденье СВД и успел опередить амбала с тромблоном буквально на полсекунды. Тот, получив пулю в грудь, рухнул как подкошенный.

Ну а дальше началась беспорядочная пальба – кавалергарды палили из пистолетов по бандитам, те в ответ стреляли по ним и по каретам с нашими дамами. Похоже, что кого-то там они зацепили – я услышал звон разбитого стекла и женский крик. «Вроде не моей Дашки голос, – мелькнуло у меня в голове. – Неужели ранили императрицу?!»

Я рванулся к карете. Внутри сидела белая как полотно Мария Федоровна в наспех напяленном на нее бронике. Она вытаращенными от страха глазами смотрела, как Дашка деловито бинтует инд-пакетом окровавленное плечо польки.

– Варя! – услышал я голос Германа. – Что с тобой?!

– Гера, ничего с ней страшного не произошло, – Дашка была на удивление спокойна и деловита. – Ее просто слегка царапнуло пулей по касательной. Шрамчик, конечно, останется, но жизни ничего не угрожает.