— Погоди, Чеботарёв, погоди! — схватилась за голову Яковлева. — Ты меня совсем запутал! Что значит, не имеет?!

— Да на самом деле всё просто, — я мягко улыбнулся. — Ведь, рассматривая мою кандидатуру, на самом деле вы решаете судьбу всего комсомольского движения в нашей школе. А может, и гораздо шире. Будет ли оно достойно продолжаться или превратится в полную профанацию.

— А ты не много на себя берёшь?! — зло сощурилась окончательно пришедшая в себя райкомщица. — Кто ты вообще такой, чтобы обсуждать личность товарища Сталина?! Как смеешь…

— Я гражданин Страны Советов, — я снова перебил её, без улыбки уставившись прямо в глаза тяжёлым взглядом. — Обладатель полноты власти в нашем государстве, если вы не забыли принцип демократического централизма и о социально-политическом единстве общества.

— Лишь коммунистическая партия является… — попыталась было вставить слово работница райкома комсомола, но я снова её прервал.

— Партия — это руководящий орган страны, но формируется она и подотчётна именно народным массам, то бишь и мне тоже. Так что я имею полное право обсуждать личности вождей и их поступки, — буквально припечатал я обалдевших школьников и не менее обалдевших комсомольцев. — Тем более что я не осуждаю, время было такое. В гражданскую вон, бывало, брат на брата шёл, так что теперь, не жить? Я этот пример привёл только к тому, что любое, самое тёмное дело может привести в итоге к положительным результатам. Недаром даже тюрьма у нас называется исправительным учреждением. Что уж говорить о комсомоле, чья главная, наиважнейшая, я бы сказал, задача — воспитывать молодёжь. Указывать ей правильный путь в соответствии с кодексом строителя коммунизма. Но почему-то в тот самый момент, когда стараниями Ерёмина Романа, нашего комсорга класса и старосты Денисовой Оксаны, удалось добиться потрясающих результатов, полностью изменив мои жизненные ценности и ориентиры, вы одним махом отбрасываете их, ставя крест даже не на моём будущем, а на их вере в партию и идеалы коммунизма.

— Это ещё почему? — пыталась ещё хорохориться Зайцева, но уже всем было понятно, что я её морально задавил.

— Потому что их тщательная и кропотливая работа на протяжении почти десяти лет пойдёт, я извиняюсь, коту под хвост, — я притворно вздохнул. — Алёна Михайловна подтвердит, сколько они со мной мучились. Роман разве что сопли мне не вытирал, пока у меня мозги наконец не заработали. Люди ведь не меняются мгновенно. И тот самый катарсис, что я пережил, спасая девчонок от маньяка в парке с риском для жизни, был тщательно подготовлен комсоргом, взвалившим на свои плечи груз побольше Сизифа. А вы хотите буквально взять и уничтожить, можно сказать, работу всей его жизни.

— Давайте тогда принимать в комсомол всех хулиганов, с которыми работают комсорги! — Ирина Олеговна ещё пыталась сопротивляться.

— Давайте, — тут же энергично кивнул я. — Если они типа меня, возьмутся за голову — не просто можно, нужно их принимать и в комсомол, и в партию. Вспомните великую книгу «Дети республики Шкид». Там была именно такая же ситуация, только гораздо глубже и тяжелее. И что, все воспитанники стали достойными людьми. Именно в этом огромное преимущество нашей, советской, системы воспитания, направленной не на подавление личности каждого отдельного человека, а на привитие ему положительных черт и работу над исправлением отрицательных. И тех, кто её ведёт, обязательно надо поощрять, хотя бы морально, осознанием того, что всё было не зря. Человека простили, дали ему путёвку в жизнь. Это помогает и дальше добиваться успехов на поприще воспитания подрастающего поколения, правильно я говорю, товарищи?!

— Так, Семён, — строго глянула на меня Алёна Михайловна. — Ты всё сказал верно, но по большому счёту тебя это не касается. Да, Роман достойно справился с тяжёлой задачей, но всё же принимать тебя в комсомол только поэтому, я считаю излишним.

— И я так считаю, — доверительно согласился я со школьным секретарём комитета. — Тем более что я этого и не просил. Я говорил лишь о возможности дать шанс такому, как я, в награду за работу моих, так сказать, воспитателей. А вот решение, брать меня или нет, нужно принимать, исключительно исходя из моих личных качеств и достоинств. Только так будет правильно и разумно.

— То есть ты считаешь, что достоин вступить в комсомол? — тут же уцепилась за мои слова Зайцева. — И что заставляет тебя так думать?

— Мои неоспоримые достоинства? — я уверенно взглянул ей в глаза. — Например, грамота из комитета госбезопасности за поимку опасного маньяка.

— На предпоследней странице, — тут же подсказала Яковлева, кивая на моё личное дело. — Я вам показывала.

— Да, но, как я понимаю, это произошло фактически случайно, — Ирина Олеговна даже не стала брать папку в руки, демонстративно сложив их под грудью, что получилось у неё с трудом. — Комсомол — это вам не проходной двор, куда можно попасть, совершив одно доброе дело. Комсомолец должен быть готов каждый день тяжело трудиться, приближая светлое будущее! Должен быть готов пожертвовать собой во имя революции, как герои во время Великой Отечественной войны.

— Так я готов! — вспыхнул энтузиазмом я. — Более того, я уже всеми силами приближаю наступление коммунизма! Например, двигаю научно-технический прогресс. В данный момент у меня в разработке крайне интересный технический проект на стыке информатики и кибернетики. Руководитель нашего кружка робототехники вот выдал справку. Считает, что это крайне перспективное направление.

— Объектно-ориентированная печать… — подслеповато прищурилась райкомщица, разглядывая бумагу. — Это вообще что?

— Создание сложных трёхмерных объектов фактически в домашних условиях, — охотно пояснил я, догадываясь, что иначе эта курица вообще ничего не поймёт. — можно сказать, будущее производства, что позволит нам получить тотальное превосходство над капиталистами.

— А какие Семён песни пишет! — тут же поддержала меня Алёна Михайловна. — Настоящие, душевные, про комсомол!

— Да вы говорили, но самодеятельности у нас в каждой школе хватает, — отмахнулась было Зайцева, но нашего секретаря было не так просто сбить.

— Нет, вы послушайте! — она схватила лежащий на столе смартфон и тут же включила музыку, видимо, готовилась заранее. — Это наш школьный вокально-инструментальный ансамбль играет. Качество записи не очень, но слова слышно хорошо.

— Любовь, комсомол и весна! — донеслось из динамика, а я удивился, как шустро ребята сумели записать трек, а главное, когда это Лена успела не просто музыку написать, но и аранжировку сделать.

— Действительно, хорошая песня, — Ирина Олеговна деловито принялась листать свои бумаги. — Но, к сожалению, принять сегодня даже столь талантливого молодого человека в комсомол мы не можем. Для этого требуется два поручителя со стажем не менее года, а у вас только один. И нет, комсорг не может быть поручителем. Вот осенью, к годовщине Великой Октябрьской революции — пожалуйста. А сегодня никак не получится, регламент не соблюдён.

— Но мы всегда… — заикнулся было опешивший Ромка, но я остановил его.

— Так это вообще не проблема, — я ласково улыбнулся решившей отомстить мне за унижение девице. — Разрешите позвонить?

— Это ничего не изменит, — отрезала Зайцева, принявшись складывать свои вещи. — И вообще, мне пора.

— Буквально секунду вашего внимания, — я достал свой телефон и быстро нашёл записанный недавно номер. — Елизавета Александровна? Семён Чеботарёв беспокоит. Узнали? Значит, не быть мне богатым. Да, я помню, что мы перешли на «ты», но сейчас я с официальной просьбой, так сказать, по роду деятельности. Не буду долго отвлекать, меня тут ускоренно в комсомол принять хотели. Нет, не только из-за того происшествия, скорее по совокупности. Проблема в том, что мы с поручителями просчитались. Только один есть, второй не подошёл по формальному поводу, как я лично считаю. Но спорить с ответственными товарищами не хочу, вот и подумал, может, вы за меня поручитесь? Всё-таки не последний человек в комсомоле, хорошо себя зарекомендовали. Ваше слово должно иметь вес. Да? Замечательно! Тогда я трубочку секретарю районного комитета передам? Вас!