На уроках не было ничего интересного. Домашнее задание я умудрился сделать ещё вчера в классе. Старался отвечать как можно чаще, зарабатывая дополнительные баллы, а точнее, исправляя старые. Понятное дело, что за оставшийся период я не вытяну на нормальные оценки, но хотя бы твёрдую тройку буду иметь с гарантией. На меня косились, но уже без интереса. Всем было понятно, что я изменился. Некоторые, правда, типа того же Морозова, так и не согласившегося на дуэль, говорили, что надолго меня не хватит, но на них я внимания не обращал. А вот тот же Ромка хоть и поглядывал с немалым изумлением, но уже принял новую реальность и общался со мной спокойно, словно я всегда так себя вёл. И именно ему удалось меня изрядно удивить.

— Слушай, Чоб… то есть Семён, — я лениво листал учебник истории, когда задумчивый Ерёмин остановился возле моей парты. — Хочешь вступить в комсомол?

— Кх-кх-кх, — я ожидал чего угодно, только не этого, и, подавившись воздухом, закашлялся. — Чего?! Ромыч, тебе солнышко голову напекло? Вон Машку попросил, пусть тебе первую помощь окажет. Компрессы там разные, притирания. Главное тут, чтобы халатик был покороче и в идеале белые чулки. Тогда эффект лечения в разы повышается.

— Я тебе сейчас такие притирания устрою! — тут же взвилась покрасневшая, как помидор, тхеквондистка. — Месяц сидеть не сможешь!

— Не, ну её, — я в притворном испуге отодвинулся подальше. — Ромыч, не связывайся с ней. Вон лучше к Софье обратись. Я так и вижу её в костюме медсестры. Эдакая снежная королева со шприцем. Ух, аж мороз по коже!

— Чеботарёв, мы с тобой потом поговорим, — злобно зыркнув на меня, пообещала Сикорская, намекая на завтрашнюю тренировку. — А то ты больно смелый стал. Надо бы исправить.

— Ты же знаешь, для тебя я готов на всё, — я послал девушке воздушный поцелуй. — Даже сопротивляться не буду.

— Прекращай, — поморщился Ерёмин. — Я серьёзно, а ты опять балаган устроил.

— Окей, то есть хорошо, — я мысленно дал себе подзатыльник, напоминая, что нефиг палиться англицизмами. — Ответь мне на два вопроса. Зачем и нахрена?

— Это один вопрос, — надменно хмыкнула Полякова.

— Вот и не угадала, — я подмигнул Марии. — Именно два. Зачем тебе это, и на хрена мне это нужно. Видишь, как всё просто. Только, Ром, давай без агитации, я и сам кого угодно сагитирую вступать в ряды ДОСАФ и общество спасения на водах. Или «Союз меча и орала», выбирай. По чесноку, зачем я тебе в комсомоле?

— Ну, давай по-честному, — серьёзно кивнул Ерёмин. — Ты помог задержать опасного преступника, спас здоровье, а то и жизнь двум девушкам. Нашей школьной комсомольской организации выгодно, если в ней будет состоять такой герой. Как раз скоро Первомай, и в отчётности такой подвиг будет очень здорово смотреться.

— Логично, — кивнул я, немало удивлённый трезвым подходом Романа. — Товарищ комсорг, скажу честно, ты поразил меня в самое сердечко. Я-то думал, будешь задвигать про космические корабли, бороздящие просторы Большого театра, и прочую возвышенную чушь. Ответственность там, верность родине и партии, ну и всё такое. А ты прям прагматик.

— А я про верность и ответственность не забываю! — зло сверкнул глазами Ерёмин. — Но ты просил по-честному, я тебе выдал. Будешь стебаться…

— Молчу, молчу, — я поднял руки, показывая, что сдаюсь. — Наоборот, ценю и уважаю. Что бы там ни говорили, на мой взгляд, слегка циничный и прагматичный подход гораздо ценнее голого энтузиазма. Потому что на последнем далеко не уедешь, а когда ты себя не забываешь, можно долго работать на благо общества.

— Согласен, — кивнул Ромка, вглядываясь мне в глаза, видимо, в поисках подвоха, но ничего не нашёл, потому что я действительно так думал. — То же самое с песнями. Мы вчера репетировали, и Василиса Алексеевна и Марина Никитична были в полном восторге. У тебя получилась по-настоящему комсомольская песня. Но сам понимаешь, если узнают, что автор текста при этом не состоит в комсомоле, будет скандал. И по шапке дадут всей школе.

— А тебя, значит, назначили парламентёром. — До меня дошло, что это не его личная инициатива. — Давить мне на ответственность, долг перед партией и прочее бесполезно, так что выбрали тебя, потому что мы в детском саду рядом на горшках сидели. Логично. Лады, ваши резоны я понял, а мне что от этого будет?

— Торгуешься, будто барыга какой! — фыркнула Полякова, демонстративно сморщив носик. — Как будто комсомол для тебя — это товар! Гопник и есть гопник. Никакой совести и чувства товарищества!

— Маша, а ты знаешь, как переводится слово «коммунизм»? — сбил я с толку девушку неожиданным вопросом. — А «социализм»? И в чём их различие? Как раз в том, что при коммунизме все обязаны служить обществу, а социализм подразумевает совместное существование. Чуешь? Совместное. То есть не когда я один рву жопу, чтобы сделать всех счастливым, но и что-то за это получаю. Не обязательно деньги, тогда бы я и был барыгой, как ты меня назвала. Или правильнее, капиталистом, который продавал бы своё время, влияние, результаты творчества и так далее. Да, это тоже можно продавать, я тебя удивлю. Но заметь, я про деньги даже не заикался. Но и просто так пользовать себя не дам. Зачем мне это? Кто-то получит премию, кого-то повысят. А мне что, дадут грамоту и пожмут руку? Спасибо большое, оставьте себе.

— Маша, ты неправа, — нахмурился Ерёмин. — Чоб… Семён действительно ничего такого не просил. И он прав в том, что будет неправильно, если, благодаря ему, все заработают какие-то дополнительные баллы, а он сам ничего не получит.

— Значит, ты за него, так?! — взвилась Полякова. — Так значит, да?!

— Марусь, осади, — перебил я Романа, не давая разгореться ссоре. — Он исключительно за тебя. А ставя Ромку перед выбором, ты делаешь хуже себе самой. Потому что заставляешь выбирать между чувствами и убеждениями. И даже если он выберет тебя, как думаешь, надолго вы останетесь вместе?

— Да что ты в этом понимаешь?! — вспыхнула девчонка, но села на место и отвернулась. — Делайте что хотите.

— Итак, вернёмся к нашим баранам, — я повернулся к ошалело смотревшему на нас Роману. — Таки шо ви имеете мне предложить?

— Помощь с исправлением оценок, — принялся выкладывать аргументы комсорг. — Возьмём тебя на поруки, подтянем, договоримся с учителями о переаттестации. Все четвёрки не обещаю, но двоек не будет точно.

— У меня их и так не будет, — отмахнулся я. — Пока слабовато. Давай ещё.

— Продвинем ваше с Леной творчество по комсомольской линии, — выдал гораздо более интересную мысль Роман. — Я тут поузнавал, обычно до выпуска диска может и год пройти. А ведь ещё надо, чтобы комиссия утвердила. А через комсомольскую организацию можно реально сократить срок до месяца-другого.

— Это уже ближе к реальности, — кивнул я своим мыслям. — И не делай такое лицо, я против Зосимовой ничего не имею. Лена действительно талант, я уверен, у неё отличные песни получатся. Но, опять же, ты сам говоришь, что диск можно выпустить и без вас, хоть и дольше будет.

— Ладно, тогда давай так, — выложил на стол последний козырь Ерёмин. — Я говорил уже с Василисой Алексеевной, и в целом она готова помочь. Если за тобой не будет косяков — поможем тебе перейти в десятый класс. Я знаю, что ты собрался в техникум, но сам подумай. У тебя начали выправляться оценки. За оставшееся время добиться хорошего аттестата нереально. А вот за два года ты сможешь если не выйти на медаль, то получить весьма высокий средний балл. С которым сможешь поступить в любой ВУЗ по своему выбору.

— Сам придумал? — я крепко задумался.

С одной стороны, я уже настроился уходить. С другой — Ромка предлагал действительно неплохой вариант. Профессия у меня уже есть, пусть об этом никто и не знает. Идти в технарь, чисто чтобы там отсидеть три года, ну такое себе. Раньше-то у меня и выбора не было, а сейчас вновь открывшиеся перспективы заставили серьёзно пересмотреть свои планы. И в принципе, эта идея мне нравилась гораздо больше. Всё так, кто бы что ни говорил, не стоит недооценивать силу документов. Особенно в Союзе, где без бумажки ты какашка, а с бумажкой — человек. А я хотел быть человеком.