— Ты прям сегодня юморист, — согнулась пополам от хохота Машка, которая тоже была Юниором и меня ни капли не боялась, учитывая её занятия тхеквондо. — Штепсель без Тарапуньки просто. Может, номер какой исполнишь на концерте в честь Первомая? А то нам как раз от класса не хватает. И облажаться нельзя, говорят, космонавты приедут. Ром, правда или брешут?
— Правда, — послышался голос с первой парты и все повернулись к первой красавице класса Софии Сикорской, комсомолке, спортсменке, тоже Юниору и дочке родителей гэбистов. — Я от Натальи Юрьевны слышала. Но концертную программу, скорее всего, урежут, чтобы было время с ними пообщаться, так что не торопитесь с остальными номерами. Да и вряд ли Чеботарёв сумеет сделать что-то достойное. Не в этой жизни. А показывать космонавтам сценки из жизни городской шантрапы директор не позволит.
— Не любишь ты меня, Софочка, — я ехидно улыбнулся. — А ведь я, может, натура чувственная, творческая. А ты прямо на лету все душевные порывы в клочья рвёшь.
— А за что тебя любить? — удивилась беловолосая красавица, от такого заявления даже повернувшаяся ко мне. — Ты хулиган, вор и пьяница, пена человеческая. Прыщ на теле нашего социалистического общества. Как по мне, тебя давно надо на зону упечь, чтобы другим жить не мешал, но с тобой носятся, нянчатся, перевоспитывают.
— А ты, значит, не веришь, что человек может измениться? — меня вдруг такое зло взяло, что я, сжав кулаки, скрипнул зубами. — Или любой, кто хоть раз оступился, не достоин с тобой даже на одном гектаре гадить? Конечно, хорошо быть святее папы римского, когда тебя с самого детства оберегают, охраняют, учат, воспитывают, сопельки утирают. Возят в школу и из школы. Водят на кружки и секции, кормят, всё что угодно покупают, лишь бы доченька училась. А те, кому каждую кроху буквально выгрызать приходится, на двух работах корячиться, для тебя уже не люди, да?!
— Чобот, осади! — нахмурился Ерёмин. — Чего разошёлся?
— Да нет, пусть говорит, — поднялась София. — Пусть расскажет про трудное детство, деревянные игрушки. Как он недоедал, поэтому и воровать пошёл. Только вот все мы знаем, что не было этого. А ты просто бандит, трусливый и мерзкий, покрывающий свою гнилую натуру сказками про нужду.
— Ах вот в чём дело! — я зло рассмеялся. — Принцесса привыкла жить в высокой башне со сторожевым драконом и не верит, что в нашей стране, почти построившей коммунизм, бывают бедные люди! Я-то думал, что ты просто надменная сука, а ты ещё и наивная надменная сука. Надо же, какой конфуз. Так вот детка, хочешь совет? Сходи посмотри, как живут обычные люди. Не партийная номенклатура, сотрудники комитета или менты в высоких чинах. А простые рабочие. Те, кому не повезло родиться с золотой ложкой в заднице!
— Чобот, ты меня достал!!! — надо мной навис Ромка, буквально кипевший от злости. — Закрой пасть, или я…
— Что ты? — я поднялся, легко сбрасывая его руку с плеча. — Хочешь по морде получить? Так давай!
— Что происходит?! — в этот момент в класс вошла Людмила Петровна, наш учитель по алгебре и геометрии. — Чеботрёв! Ты опять хулиганишь?! Тебя давно к директору не вызывали?! Что за драку ты тут устроил?!
— Ну что вы, Людмила Петровна, какая драка? — я улыбнулся и поправил воротник пиджака Ерёмина. — Мы просто спорили о неоднозначности семантики в стихах Фета.
— Как будто ты его читал, — фыркнула женщина, сбитая с толку моей фразой и тем, что я не проявлял агрессии. — Садитесь! Сегодня мы продолжаем изучение тригонометрических функций. Открывайте учебники. Упражнение номер восемьсот тридцать два. А к доске его решать пойдёт… есть желающие? Чеботарёв! Урок только начался, а ты уже выйти хочешь?
— Эм… нет, — я немного опешил от вопроса.
— А чего тогда руку тянешь? — ещё сильнее разозлилась учительница.
— Хочу решить задачу, — я пожал плечами. — Разве вы только что не спросили, кто желает?
— Семён, чего тебе надо? — тяжело вздохнула Людмила Петровна. — Почему ты просто не можешь дать мне спокойно провести урок? Почему тебе обязательно надо всё испортить?
— Да я ничего не хочу портить, просто хочу решить задачу и получить хорошую оценку! — оскорблённый необоснованным наездом, я тоже повысил голос. — Что за дискриминация? Я что, не имею права отвечать на уроках?!
— Имеешь, — зло сжала зубы математичка. — Хорошо, иди к доске. Но учти, если ты опять устроишь какую-нибудь из своих выходок, я тебя за год не аттестую! Меня уже достало с тобой нянькаться! Вылетишь со справкой!
— Договорились, — я поднялся и небрежной походкой направился к доске, под удивлённым взглядом всего класса. — Так, чего там у нас… тригонометрия… Ага, это будет вот так.
Когда я начал писать, одноклассники ещё перешёптывались и смеялись, ожидая моей неудачи, но чем дольше я это делал, тем тише становилось в классе. Дописывал я уже в мёртвой тишине, казалось, все даже дышать перестали. Только мел скрипел по доске, когда я вырисовывал очередную тригонометрическую функцию.
— И вот так! — закончил я, поставив жирную точку. — Выражение упрощено! Готово!
— Чеботарёв! — сурово уставилась на меня Людмила Петровна. — Кто тебе решил задачу?!
— В смысле? — от такого вопроса я завис, не понимая, что от меня хотят. — Как кто? Я сам решил.
— Не беси меня, Чеботарёв! — повысила голос математичка. — Как ты узнал, что я будут спрашивать?
— Так вы сами сказали, какой пример делать, — я недоумённо пожал плечами, а потом до меня дошло. — А, вы хотите сказать, что я заранее знал ответ? Так давайте я другой какой решу, без проблем.
— Что ж, Чеботарёв, — почему-то злости в голосе учительницы только прибавилось. — Как хочешь. Но учти, если не решишь, я пойду к директору и подниму вопрос о твоём исключении из школы! Больше терпеть эти издевательства я не намерена!
— Как хотите, — вернул я её слова. — Какой номер задачи?
— Я сама тебе условия напишу, — Людмила Петровна схватила тряпку, яростно стирая мои каракули, а затем заскрипела мелом по доске, да так, что половина класса принялась морщиться. — Вот! Действуй!
Я принялся разбирать условия задачи. Она была куда сложнее той, что я только что решил, и далеко не всё было в учебнике. Ну, или я вчера это просто не нашёл. Пришлось копаться в старых школьных воспоминаниях, выискивая решение и постепенно что-то начало проясняться, но мне требовалось время. Только вот Людмила Петровна ждать не собиралась.
— Ну, я так и думала, — с довольной улыбкой она села на место и подвинула к себе журнал. — Что ж, Чеботарёв, можешь собирать вещи, я…
И в этот момент я шагнул к доске, начав писать. Класс и математичка замерли, глядя на корявые буквы, появляющиеся из-под мела, но шокировал их не мой почерк, а то, что решение было верным. Даже училка, дёрнувшись было, застыла, с открытым ртом наблюдая, что я пишу. А мне приходилось несладко. Мозги кипели от непривычного напряжения, последний раз задачи по тригонометрии я решал лет эдак тридцать назад. Но, пусть пару раз ошибившись, тут же сам исправив неточности, я закончил задачу и отошёл в сторону, утирая трудовой пот.
— Чеботарёв… Семён, — шок у Людмилы Петровны был так велик, что она, наверно, впервые за последние два года назвала меня по имени. — Но как?!
— Просто я гений, — я скромно опустил глаза и шаркнул ножкой. — Но раньше этого не показывал. Не хотел травмировать хрупкую психику моих одноклассников.
— Понятно, — правда, лицо математички выражало совсем другие эмоции, но она справилась с собой. — Садись, четыре.
— Премного благодарен, — я отвесил шутовской поклон и уже направился было на своё место, когда дверь кабинета распахнулась и влетела наш завуч Аделаида Закировна. Класс дружно вскочил на ноги.
— Садитесь! — та небрежно отмахнулась от детей и тут же уставилась на меня, единственного, оставшегося стоять. — Чеботарёв!!! Ты что опять натворил?!! Срочно к директору!!! Быстрее!!! Да оставь ты портфель, он тебе может больше не понадобиться!
Я пожал плечами и, бросив вещи, направился к выходу, провожаемый пятью десятками глаз. Почему меня вызывали, я не знал, но причин могла быть масса. Например, всплыло что-то из прошлого. А там уж было, за что меня не просто к директору вызвать, а сразу на зону отправить. Нет, в изнасилованиях или не дай бог убийствах я замазан не был. Но и «подвигов» поменьше хватало, чтобы срубить на взлёте мою новую жизнь.
