Все имена и события вымышленные

и являются плодом фантазии автора.

Рs: при написании книги ни

одно живое существо не пострадало и

продолжает жить в мире фантазий.

Я устало присела на ступеньки и, прикрыв глаза, подставила лицо летнему освежающему ветру. На часах четыре двадцать утра – я люблю это время суток, когда природа отдыхает от изнывающей жары, а асфальт не плавится под ногами, испаряя пары смолы и химикатов.

Город еще спит. Листочки на деревьях еле колышутся от ленивого ветерка, наслаждаясь утренней прохладой. А ветер, как будто, не решаясь прервать их сон, носится наверху, взлохмачивая верхушки сонных деревьев. Пройдет еще несколько часов и город оживет. Смешаются запахи от кафешек и фыркающих, дымящихся машин, гомон спешащих людей на работу, капризничающие дети, сонные от сна.

И закрутит людей новый день проблемами и заботами, радостными событиями, счастливыми улыбками и слезами разочарования.

– Ну что, Рита, молодцы мы с тобой? – на крыльцо усталой походкой вышел Игорь Семёнович, присаживаясь рядом.

– Молодцы, Семёныч! – ответила я, поворачивая голову в его сторону.

Худощавый, седовласый мужчина в белом халате присел рядом, на секунду закрыл глаза и шумно вдохнул чистый утренний воздух, подняв лицо вверх. Мужчина, севший рядом, был среднего роста с поджарым сухощавым телом. Лицо, притягивающее взгляд – живые карие глаза, с интересом смотревшие на мир, в уголках глаз к вискам разбегается сеточка морщинок, в народе именуемые «гусиными лапками». Сейчас эти, чуть прикрытые глаза устало смотрели в темное небо.

– Как думаешь, выкарабкается?

– Выживет. Пёс молодой, ресурсы в организме имеются. А там и в хорошие руки пристроим!

– Вот золотые у тебя руки, Рита! – произнес Семёныч, выпрямив ноги, слегка поморщился и потер правую коленку.

– Ваша школа Игорь Семенович! – сказала я, пожав плечами.

Он тихо хмыкнул, положил ладонь на мою правую руку, слегка сжав. Я прислонила голову к его плечу. Так и сидели молча, наслаждаясь тишиной и утренней прохладой.

А то, что все умею, это благодаря Игорю Семеновичу, именуемым среди коллег Семёнычем, это правда. Меня, тогда еще юную студентку, приметил на практике лучший ветеринар города.

– Толк будет – сказал он, внимательно присматриваясь ко мне, тогда к еще юной студентке и делавшей первые шаги в практикующей ветеринарии.

По его протекции меня взяли в ветеринарную клинику, и обучение продолжилось в «боевых условиях». Игорь Семёнович спокойным голосом подсказывал, указывал на ошибки. Свой опыт, нажитый за долгие годы, передавал мне. Уже несколько лет мы работали в паре на дежурствах, и за это время навыки отточились, взаимное уважение возросло многократно. Не обошлось, конечно, без злословия. Ну, а как без этого. Людям ведь только дай языки почесать. Семёнович относился к ним с легкой иронией, с ухмылкой на лице.

Иногда я ловила на себе его взгляд. То задумчивый – будто примеряющий на себя роль отца взрослой дочери, то горделивый – как отец может гордиться своим ребенком.

В душе я, наверно, понимала, что заменила ему его единственную погибшую дочь.

***

В то время, красавица Поля со своим женихом поехали кататься на лыжах в горы. Первое время отзванивалась родителям, сообщая, что все хорошо. А потом связь оборвалась. Родители в тревоге пытались дозвониться до дочери, успокаивая себя, что молодые забылись, купаясь в своих чувствах, потеряли телефон, в конце концов. А потом пришло страшное известие – сошла лавина. Игорь Семёнович вылетел на место. Как говорят местные старожилы, здесь лавины отродясь не было. Но так сошлись звезды.

Лавина сжирала все, что встречала на своем пути, на котором оказались и Поля с женихом. Лавина закончила свой путь на глубине ущелья, насытившись до отвала.

Тела так и не нашли. Поначалу Игорь Семёнович, в отчаянии, метался по гостиницам, надеясь, что молодых не было в тот страшный момент на горе, что они каким-то чудом уцелели, что проспали, в конце концов. Чудо не произошло, хозяйка гостиницы подтвердила, что видела, как дети поднимались в свой последний смертельный путь.

Семёныч присоединился к спасательному отряду, был готов своими руками откапывать тонны снега, когда пришла другая весть – жена в больнице.

Сердце женщины не выдержало – все мысли о единственной дочери, кровинушки, её радости, которую она больше никогда не увидит. Которая, не ворвется шумно в комнату, не обнимет за шею, не заглянет карими глазками доверчиво в лицо.

Игорь Семёнович в смятении бросился в обратный путь. Успел как раз к похоронам.

Так лавина приняла ещё одну жертву.

– Хоть одну похоронил, будет к кому на могилку ходить – тихим шепотом говорили соседи.

А голова некогда жгучего брюнета и красавца балагура, покрылась белой снежной шапкой, как на той снежной вершине, исковеркавшую его счастливую жизнь.

***

А для меня он стал той силой, что мой отец мог бы дать мне – каменная стена, дарующая ощущение незримой надёжности и защиты.

Своего отца я никогда не видела, впрочем, как и мать. Я выросла в детском доме.

Себя я помню примерно с двух лет, добрые глаза мамы Евы и ее протянутые ко мне руки.

Евангелина Тимофеевна, пройдя весь путь от нянечки, упорно карабкалась вверх по должностной лестнице, пока не достигла её вершины. Ныне Евангелина Тимофеевна, а для всех детей мама Ева, директор детского дома. Должна отметить, что уникальность его в том, что детей по достижению определенного возраста, не переводили в другие дома для дальнейшего образования.

Мама Ева всегда была рядом. По вечерам рассказывала сказки, расчесывала волосы и плела косы. А я льнула к ней как ласковый котёнок, получая от нее энергию тепла и нежности.

Через год после меня появился пятилетний Роман. Сведенные хмурящиеся бровки, настороженный взгляд маленького волчонка, а черные как смоль волосы торчали в разные стороны, будто оповещая окружающий мир, что намерен защищаться. Ромка был смуглый и как говорят «копченый» как цыганёнок. Поэтому неудивительно, что к нему прицепилось прозвище Цыган. С молчаливого одобрения мамы Евы, Ромка взял меня под свою мальчишескую опеку.

Мама Ева периодически уезжала по делам, а когда возвращалась, я ловила на себе её пристальный, изучающий взгляд.

А еще некоторое время спустя, теплым летним утром, мама Ева привела за руку маленькое хрупкое создание, в синем потрёпанном платье с зелеными глазами и коротко стриженными волосами грязно-серого цвета.

Мама Ева подтолкнула её в нашу с Ромкой сторону и кивнула головой. Четырехлетняя Алина смотрела на всех настороженным взглядом и молчала. Время шло, а она молчит. Молчала даже, когда местная детвора попала в нее камнем. Алина стояла молча, крепко сжав глаза, из которых ручьём текли слезы, а со лба тонкой струйкой стекала алая кровь.

Все подумали, что она немая. Возили по врачам, проводили всевозможные обследования. Разрешилось все, когда Ромка сцепился с местной шпаной. Ожесточенный кулачный бой пацанов был прерван визгом Альки.

Она неслась по улице с длинной сучковатой палкой в руках наперевес. В коротких черных штанишках и желтой футболке не по размеру, которая на бегу так и норовила оголить тоненькое плечико.

Алька, на бегу, вскидывала руки вместе с палкой, поправляя футболку на место. А серые короткие волосики торчали в разные стороны, подрагивая при беге.

– Убьююююю! Не трооооожь!

От этой картины замерли с открытыми ртами все участники потасовки. Замер с открытой пастью даже уличный пёс Пират. Его правое драное ухо подрагивало в недоумении, а единственный глаз был широко открыт, недоверчиво разглядывая пигалицу и оценивая степень риска для его, собачей жизни.