– Нет, – Марина печально вздохнула. – Так Аня на него смотрела. А он на нее просто смотрел, ну как на обычную знакомую. Я еще спросила у Анны, что это за мужик, она сказала, что была в него в школе влюблена.
– Вряд ли это важно, – решила следователь. – Мало ли кто на кого как смотрел. Да и смотрел ли вообще, может, впечатлительной подружке Анны это все просто показалось. Как говорится, взгляды к делу не пришьешь.
Проводив любительницу бразильских сериалов, Речиц задумалась. На сцене появились какие-то загадочные монеты, которые могли быть и в квартире Веры Снегирь, и в квартире Анны Митрошиной.
– Да, без серьезного разговора с их матерью – Ганной Игнатьевной тут точно не разберешься. Хорошо, что она уже звонила утром, спрашивала, когда можно будет забрать разрешение на захоронение, – подумала Ника. – Кстати, о захоронении… Надо бы созвониться с моргом!
Она не ждала многого от разговора с экспертом, вскрывавшим трупы супругов Митрошиных. Причина смерти – обильная кровопотеря была очевидна еще на месте происшествия, но эксперт-танатолог уточнил количество воздействий режущим предметом – не менее десяти на каждого из потерпевших, а также сообщил, что никаких других телесных повреждений на телах убитых нет. Кроме того, эксперт сказал, что кожные лоскуты с повреждениями он передал в медико-криминалистический отдел, а уж там над ними обещал поколдовать милейший эксперт Федотов.
Закончив разговор с экспертом, Ника подняла глаза на своего соседа по кабинету – следователя Преображенского. Он сидел за столом с видом раннехристианского мученика, готовящегося зайти в клетку с дикими зверями, и печально смотрел на дверь.
– Что у тебя случилось? Ты чего обедать не идешь? – удивленно спросила Ника у своего коллеги, жившему по классическому принципу, близкому многим сотрудникам правоохранительных органов «война войной, а обед по расписанию». И не найдется следователей, готовых бросить в камень в таких людей, так как никто не знает, когда удастся в следующий раз спокойно поесть.
– Ко мне сейчас приедет заявительница, я сегодня дежурный следователь. Нам с тобой точно надо идти в церковь, замаливать грехи. У тебя каждую неделю выезд на убой, а ко мне сейчас едет супергеморройный материал, – обреченно сказал Макс.
– Коррупция в высших эшелонах бродской власти? – предположила Ника.
– Если бы. Нет, хуже.
– Обидели детей-сирот?
– Нет.
– Инвалидов? – продолжила перебирать Ника приоритетные направления деятельности Следственного комитета.
– Нет. Про высшие эшелоны власти было тепло, только там не коррупция.
– Мэр Бродска изнасиловал пенсионерку-инвалида? – предположила Речиц самое дикое, что пришло ей в голову на тот момент.
– Фу, ну у тебя и фантазии. Почти угадала: главный врач Бродской городской больницы изнасиловал заведующую патологоанатомическим отделением. Для полноты трагической картины – главврач является депутатом, – жалобно прошептал Макс.
От удивления Ника присвистнула.
– Вот это поворот! А чего это она к нам едет? Тут уровень «важняков», пусть они напрягаются!
– Это не нам решать, – печально ответил Макс. – Чую, что затаскают нас по этому материалу, меня накажут, а у меня скоро уже майор. Уволиться бы к чертовой матери, чтобы не видеть всего этого балагана… – затвердил он свою любимую мантру.
Жалобы Преображенского прервал легкий, еле слышный стук в дверь.
– Войдите! – хором крикнули Ника и Макс, и в кабинет вплыла прекрасная заявительница.
Беглого взгляда на нее было достаточно для констатации очевидного факта: главный патологоанатом местной больницы была очень эффектна. Молодая женщина явно имела восточные корни: у нее были черные, гладкие, очень блестящие волосы, черные, яркие, чуть раскосые глаза, очень пухлые губы, тронутые алой помадой. И все в ее облике, походке, манере держать себя выдавала в ней какой-то неявный, но очень мощный сексапил. Ника, прекрасно знавшая влюбчивую натуру своего соседа, сразу заметила, что он отреагировал на посетительницу, сразу сделав охотничью стойку. Он резво предложил даме стул, сбегал за стаканом холодной воды, приготовился ее внимательно выслушать и утешить в ее бедах.
Сама Речиц, планировавшая сходить в столовую, решила остаться в кабинете, напечатать парочку срочных постановлений и заодно послушать, какие объяснения дает эта мадам по поводу совершенного над ней насилия. Судя по всему, события, о которых она планировала заявить, произошли не сегодня. Пришедшая к ним женщина была одета просто, но с иголочки, аккуратно и умело подкрашена и причесана, никаких телесных повреждений на видимых участках тела у нее не было, по этой причине на человека, вырвавшегося только что из лап насильника, она не была похожа.
Догадки Ники, основанные на многолетнем опыте работы с жертвами настоящих и мнимых «износов», подтвердились моментально. Оказалось, что главный врач городской больницы, депутат регионального законодательного собрания и вообще человек и пароход Яблоков Илья Дмитриевич набросился на заявительницу в прошлую пятницу прямо в своем кабинете и надругался над ней.
Все выходные она думала заявлять или нет о случившемся, но сегодня приняла ответственное решение – защитить не столько себя, сколько других женщин от нападения этого зверя.
Любопытная Речиц, услышав такое начало, снова присвистнула, на этот раз мысленно, и, продолжая бить по клавишам пальцами, навострила ушки. Такое не каждый день услышишь, и случай Валерии Мухаметзяновой, а именно так звали гламурного патологоанатома, заинтересовал Нику не на шутку с профессиональной точки зрения. Обычный выезд на «износ» в районе приводит следователя или на очередные пьяные разборки между сожителями или любовниками, или к проститутке с клиентом, которые не сошлись в цене. Ну или же на абсолютно реальное изнасилование со всеми его печальными атрибутами: с внезапным нападением, разорванной одеждой, телесными повреждениями на жертве.
Этот же случай обещал быть нетривиальным по многим причинам: тут и непростой социальный статус и потенциальной потерпевшей, и ее возможного насильника. И широкий спектр причин для оговора, судя по тому, что фигуранты еще и работали вместе.
Валерия еще раз вздохнула, сделала глоток воды из стакана и начала свой рассказ.
Она была любовницей Яблокова на протяжении последних восьми лет. Это была многолетняя, прочная, почти семейная связь, одна из тех, что прорастает из служебных романов, и которую портило лишь одно обстоятельство: наличие жены у пылкого любовника.
Разводиться Илья Дмитриевич не собирался. Валерия устала ждать, возраст для создания своей семьи становился уже критическим, поэтому в ту роковую пятницу вечером она пришла в кабинет главного врача, чтобы поставить точку в их отношениях. Она порвала с ним и сказала, что выходит замуж за свою первую, еще школьную любовь.
– И тут я впервые увидела его в ярости, – плечи Валерии задрожали, она развернулась вполоборота, и Ника увидела, что в ее глазах стоят слезы. – Он стал кричать, замахнулся на меня, ударил, потом порвал на мне одежду, силой завалил меня на диван и изнасиловал. Я кричала, но в административных помещениях уже никого не было. Меня никто не услышал.
– А какие-то телесные повреждения… – начал было Преображенский, но Мухаметзянова властным жестом прервала его:
– Вот у меня есть справка из травмпункта, у меня зафиксировано наличие телесных повреждений вечером в пятницу: вот «множественные ушибы и ссадины». Вот фотографии, я сделала их в пятницу на всякий случай. После этого я обратилась к гинекологу, она взяла у меня мазок из половых органов. Порванное нижнее белье и одежду я тоже сохранила, вот они, в пакете.
Справки и фотографии веером легли на стол Преображенского, а сверху приземлился прозрачный пакет с одеждой.
– Вы очень грамотно сохранили следы преступления, – поразился Макс.
– Ну я же не доярка из деревни, я – врач, – надменно парировала Валерия. – Я действительно долго думала, подавать ли заявление на Илью Дмитриевича или нет, но следы сохранить я решила в тот же момент, как встала с дивана в его кабинете. Кроме того, у меня в распоряжении есть самая главная улика, если можно так сказать.