Ребята шли, изредка оборачиваясь назад в удаляющийся вольный лесной край. И чем дальше оказывались знакомые просторы, тем более обреченными и несчастными они себя чувствовали, в груди замирали уставшие от злоключений сердца. Загадочного вида деревья со скрученными кверху, подобно козьим рогам, ветвями и свисающими с них чахлыми вьюнками закрывали собой безоблачный небосвод. Непроглядная тьма и молочного цвета туман сгущались над ними так, что едва можно было отличить мокрые склизкие топи, засасывающие все, что попадет в их вязкие лапы, от глинистой почвы, на которую можно было ступать без опасений. К вящему удивлению детей, над жирными черными кувшинками и кустистым камышом низко летали крохотные янтарные светлячки, освещая своими круглыми бочками затуманенное пространство безразмерной топи. Они были частью этого странного мира, этого странного места с его еще более странными жителями.
Бран охнул, когда заметил в этом болотистом ужасе среди темно-зеленых, мохнатых островков оленьего мха проявляющиеся призрачные силуэты деревянных полусгнивших лачуг. С кривыми овальными окошками, с раскрытыми настежь бурыми створками, длинными сопревшими лестницами, утопающими в склизкой, непроходимой тине, и с излишне ярким для этой, словно бы окутанной жирной сметаной, атмосферы, желтым светом, исходящим из помещений. Юноша заметил, как слегка колышущиеся тени таинственных существ проходят мимо, озираются, таращатся на опустивших головы путников.
Крупная, с широко расставленными шаровидными глазами жаба, трусливо прячась за бурого цвета занавесками, высунула голову в оконный проем. Очевидно, она старалась получше рассмотреть диковинных человечков, ведомых болотной стражей в обитель Конунга Морлея. Постепенно остальные жители этого трясинного городка, последовав ее примеру, начали выходить на крылечки и оглядывать ребят своими алыми, слегка выпученными глазами с узкими черными зрачками. Выглядели они по-настоящему уродливо: ростом чуть выше Брана, с огромными, словно набухшими, головами, толстыми скользкими губами и длинными тоненькими конечностями. Болотные твари прижимали перепончатые лапы к прорезям огромных ртов, охая от нескрываемого удивления и пряча своих малых детей за бугристыми спинами.
– Какие отвратительные уродцы! – крикнула одна из старых, морщинистых жаб на чужом для путников языке и тут же кинула в их сторону горсть мокрой от сырости гальки. – Убирайтесь отсюда! Конунг Морлей хоть и добр, но не глуп! Он обязательно покарает вас, помяните мое слово!
Остальные жители этого, без преувеличения, гнилостного городка в поддержку слов старой жабы стали улюлюкать, горлопанить и подбрасывать на трясинную тропу тухлые овощи, крохотные яйца болотных птиц и глинистый песок.
– Убирайтесь, ублюдки! Прочь из Топи, монстры! Катитесь вон, выродки! – слышалось отовсюду.
Трясина, до этого казавшаяся абсолютно пустынной и безжизненной, неожиданно превратилась в огромный зловонный городок, населенный совсем недружелюбными тварями.
– Эй, тихо! Конунг Морлей станет решать! По домам, чернь! – стал выкрикивать безобразный главарь банды ящеров, потрясая своей дубиной.
К сожалению, его увещевания никак не подействовали на бушующую толпу. Казалось, жители этого места только убедились в собственной решимости покарать безвинных подростков.
– Смерть монстрам! Смерть монстрам! – кричали они на непонятном для путников языке, а совсем еще юные лягушата и походившие на жабоподобных детей вторили выкрикам родителей. – Смерть монстрам!
– Что они говорят? – подал голос Девин, стараясь говорить как можно тише.
– Кое-что нехорошее, – шепнул в ответ Бран.
К своему превеликому огорчению, юноша понимал эту странную речь и совсем не хотел переводить другу их страшные выкрики.
– Это-то я как раз понимаю по выражениям их лиц, вернее, морд, – ответил Девин, косясь на выходящих из своих покосившихся лачуг болотных существ. – А значение самих слов разве возможно разобрать? Какое-то нечеловеческое бормотание. Может, у них свой выдуманный язык?
Бран тяжело выдохнул. Казалось, что эта разноголосая буря, повторяющая одну и ту же фразу, как заученную наизусть молитву, никогда не утихнет.
– Они говорят «смерть монстрам». И да, это не выдуманный язык, а обыкновенная латынь. Только не спрашивай меня, почему они изъясняются именно на ней, этого я точно не могу знать.
Девин посмотрел на товарища так, словно видел его впервые.
– Латынь? Никогда о такой не слышал. А ты сам-то откуда ее знаешь?
– Все травнические фолианты на ней написаны. К тому же… – хотел было продолжить Бран, но один из крепких стражей, кажется, Краг, отвесил ему звонкую затрещину.
– Болтать не сметь! Только молчать и идти. Ясно? – грубо выкрикнул он, взяв Брана под локоть и оттащив от опешившего Девина. – Ты станешь говорить с нашим Конунгом. Язык у тебя подвешен.
Бран в недоумении посмотрел на огромного ящера. Уж если он самый болтливый из их группы, то, должно быть, Фиц в понимании этих болотных существ совершенно нем. К тому же, о чем он станет говорить с повелителем скользких амфибий и злобных рептилий? О самых жирных грызунах и насекомых, обитающих в этой местности?
Густой туман улегся по окраинам широкой Топи, открывая взору путников роскошно украшенные палаты из самого что ни на есть тонкого красного шелка с позолоченной тесьмой, серебристыми колышками, вбитыми в жирную глинистую почву и тонкой дубовой лесенкой, ведущей прямо к откидным алым занавесям этого царского шатра, уж никак не вписывающегося в общую темно-зеленую картину странного городка.
– Пришли, – коротко бросил главный страж и легким движением когтистой лапы поднял тонкую ткань. – Худосочный уродец, вперед. Остальные – в клетку, – выкрикнул он, подталкивая Брана к входу.
Юноша так и остался стоять как вкопанный рядом с шатром, не решаясь войти в него. Остальных ребят крупные ящеры взяли под руки и повели дальше.
– Я сказал – вперед! – нетерпеливо выкрикнул главный, легонько пнув Брана дубиной в спину, отчего тот буквально ввалился в покои здешнего правителя.
– Здравствуйте, сэр. Мы привели к вам заблудившихся в Топи людей, – протяжно сказал ящер на латыни, покамест юноша неспешно поднимался с холодного пола в шелковом шатре. – Этот мальчишка выглядит подобно предыдущему сказителю. Возможно, он сможет стать усладой для ваших ушей.
– Интересно. Назови мне его имя, – снисходительно произнес старческий голос.
Бран в мыслях уже был готов к тому, что придется исполнять своеобразные прихоти какой-нибудь пожилой жабы, походившей на ту старуху, что еще недавно желала ему и остальным ребятам смерти. Подняв тяжелую голову, юноша был весьма удивлен тому, что в действительности предстало его взору. Важный седобородый старец, которого здешние именовали не иначе как Конунг Морлей, восседал на позолоченном широком троне с алой бархатной обивкой, держа в руке маленькую янтарную жабу. Его глаза были абсолютно белыми, как свежевыпавший снег, от самых склер до слезных каналов, исключением оставались лишь тонкие багровые вены, прорезающие его глаза, подобно косым молниям.
Бран был изумлен тем, какой удивительно чистый интерес представлял для него один лишь вид этого таинственного человека.
– Говори имя, которое носишь, уродец, – толкнув рукой Брана, сказал страж уже на привычном юноше языке, на котором говорили в его родном Ардстро. – Люди такие глупые, – добавил он, с неприязнью посмотрев на растерявшегося юношу.
– Мое имя Бран. Бран Каллаган, – ответил мальчик на латыни, глядя в бездонные глазницы ни на шутку удивленного Морлея.
– Откуда тебе известна латынь?! – возмутился ящер, продолжая сверлить Брана испепеляющим взглядом, будто юноша покусился на то, что никак не могло ему принадлежать.
– Все же, с вашего позволения, я хотел бы говорить на привычном для меня языке, – не обращая внимания на шокированного стражника, продолжил Бран. – Скажите, вы можете отпустить нас? Мы не желаем зла жителям Топи, мы хотели бы вернуться к себе домой, – сказал Бран, стараясь быть как можно деликатней, ведь такой резкий выпад с его стороны мог быть воспринят неадекватно.