Но старпом просчитался: то ли бдительность потерял, думая о своём сне, то ли ещё что. Только налетел ураган, и шторм начался буквально через несколько минут. Наш бриг закачался, затрещал и заскрипел, несмотря на то, что был не старым парусником. Гигантская волна ударила в борт. Следующий за ней вал накрыл собой палубу. Я едва успел схватиться за один из тросов бизань мачты, чтобы не смыло волной. Когда вода схлынула, я увидел, что Пётр Иванович в порядке. Он крепко стоял на ногах и не потерял управления штурвалом.
- Свистать всех наверх, - рявкнул он.
Я рванулся с места. У рынды корабельного матроса не оказалось. Но я это ожидал, ибо корабельный Сенька уже начал бы быть в колокол.
"Кажись Сеньку волной смыло", - мелькнула в голове мысль.
Но не успел я ударить в набат, как команда, видно почуяв неладное, выбежала на палубу.
- Человек за бортом! Сеньку унесло! - крикнул я во всю силу лёгких.
Некоторые матросы бросились к фальшбортам, чтобы посмотреть, в какой стороне плавает Сенька.
Но очередная волна вновь накрыла палубу. Началась бешеная борьба со стихией. И найти матроса в бушующем океане, да и ещё и вытащить его из воды стало казаться фантастичной затеей. Ураганный ветер рвал паруса на части, унося их обрывки на просторы моря. Скрипели ванты. Звенели стеньги. Рвались тросы, удерживающие мачты. Несколько часов мы боролись со штормом, а шторм боролся с нами. Корабль швыряло из стороны в сторону. И самым страшным сейчас стало бы, если бы мы наткнулись на рифы, и судно получило бы пробоину. Кто-то закричал, что юнга Сафрон тоже упал за борт. Но сделать ничего было нельзя. И хоть команда корабля была народом закалённым в штормах, но нет-нет слышались вопли служивых. Надо отдать должное капитану брига Зосимову. Он был спокоен и выдержан. И когда он отдавал приказы, голос его гремел, но в нём не слышалось ноток беспокойства. К слову сказать, и Пётр Иванович был невозмутим. Привязавшись к штурвалу, он пытался управлять им. Такой бури я никогда не видал до этого. Да и ребята потом говорили, что шторм той ночи поразил многих своей силой и коварством. Усложнялось все дело тем, что дул норд-вест, унося корабль в глубины океана.
К рассвету шторм начал стихать. И лишь солнце стало всходить на востоке, буря улеглась. Мы пересчитали друг друга. Все оказались на месте, кроме бедных Сеньки и Сафрона. Что касается учёных, то они были целы и невредимы. Им капитан строго настрого приказал не выходить из кают. Так они и сделали. Мы почтили память наших товарищей. Все были в подавленном состоянии. И в плачевном виде плыл наш бриг. Паруса бизань мачты порваны в клочья. На фок мачте добрая половина парусов тоже повреждена. И лишь на грот мачте они, как ни странно уцелели.
- Хорошо бы к берегу какому пристать. Подлатали бы паруса, - вздохнув, сказал молодой матрос Гришка, усевшись прямо на палубный дек.
- Мы находимся сейчас в неизвестном месте. Секстант повреждён и посему наше местоположение неизвестно. Хотя могу предположить, что мы идём севернее Африки. Даже я сказал бы в северо-западном направлении, - ответил капитан, стоящий на палубе.
С восходом солнца, прежние страхи улетучились и мы успокоились. Стали ремонтировать корабль, как могли. Хорошо, что корабль оказался крепким, сделанным на совесть. В трюмах набралась вода, но её было не много. Потому мы вскоре откачали её. Потом стали чинить паруса и натягивать тросы. Работа закипела. Старпома у штурвала сменил кормщик Степан. И Пётр Иванович присоединился к нам. Время от времени он поглядывал в морскую даль и бормотал:
- Нет зубатых китов и всё тут. Ну и сон...
Я не выдержал и заметил:
- Зато наш бриг с рваными парусами похож теперь на твоего Голландца из сна. Ну, точь в точь, как он. Разве что не замшелый и без скелетов. Увидит, кто из проходящих судов, испугается. Вот тебе и сон в руку.
Пётр Иванович ничего на это не возразил, только хмыкнул. Но разговоры про сон и про китов заводить перестал.
Я в тот момент думал о том, что хоть мы потерпели убытки и потеряли нескольких товарищей, но всё-таки легко отделались от такого шторма. Едва время приблизилось к полудню, как вперёдсмотрящий крикнул:
- Вижу впереди на горизонте большой багрово-бурый холм. На остров похожий!
Мы приободрились. Порадовались тому, что скоро ступим на землю. Только нашей мечте не суждено было сбыться. Это оказался вовсе не остров, а огромное скопление бурых водорослей, налипших на рифовые гряды. Именно сей факт и не позволил нам отличить его от острова.
- Лево руля, - скомандовал капитан.
Рулевой, теперь это был не старпом, а кормщик Степан, стал совершать манёвр, пытаясь обойти рифы. И он бы вывел бы корабль в безопасное место, но вновь начался шторм. В этот раз шторм не был так силён, как ночью. Но большая половина наших парусов находилась в негодности. По-прежнему дул норд-вест и нас медленно, но верно сносило на рифы. Началось снова-здорово: заскрипел корабль, заходила ходуном палуба. Наш парусник поднимало на волну и бросало в морскую пучину. Неожиданно диким голосом закричал матрос Гришка. Я посмотрел в его сторону, и волосы зашевелились у меня на затылке. Бурые водоросли, выброшенные волнами на палубу, извивались, будто длинные змеи. Одна из них обвилась вокруг ног Гришки, и, сжимая его в страшных объятиях, тащила в сторону борта. Подоспевшие на помощь матросы, и я в их числе, стали сбивать с него водоросли, кто чем мог: кто палками, кто баграми. Наконец, нам это удалось. Подбежал судовой врач и стал осматривать потерпевшего. Штаны Григория представляли собой ошмётки, а из множества ран на ногах сочилась кровь. Мы помогли Григорию добраться до каюты.
- Они что же, людей едят? - спросил я у Гришки, имея в виду водоросли. - Где же у них рот?
- Они и есть один сплошной рот, - прошептал Гриша и потерял сознание.
Капитан отдал приказ одеться всем в плотную одежду. Мы натянули на себя рукавицы, надели шапки, обмотались по уши какими-то тряпками и пошли вновь на палубу с намерением сражаться с водорослями до последнего. К нашему удивлению ветер стих и на море воцарился штиль. Ни единой водоросли на палубе и вовсе не было.
- Чудеса, - сказал кто-то, и я согласился с ним.
