В себя пришла всё на том же диване под стеклянной стеной. Плюшевый монстр утопил её в своих барханах. Попыталась приподняться — вцепился в тело, как людоед.

В башке свистело и подвывало. Мерзко так, словно туда прорвалась комариная орда и теперь бесчинствовала, облепив сосуды с живительной влагой. Ещё и топталась на них, приплясывая от счастья: кровь в висках пульсировала возмущёнными толчками.

Вдруг правый висок защекотала отрезвляющая ледяная струйка. Вода побежала по щеке и вонзила в плечо. Юлька брезгливо вздрогнула и разодрала пудовые веки. Муть в глазах рисовала сюрреалистические картины иного мира — свой бы она узнала, даже нажравшись в хлам.

Пришлось закрыть глаза, уговаривая их поднатужиться и выдать картинку пореальней расплывчатой авангардной живописи. Те поднатужились и во второй заход поубавили мути. Сквозь которую проступило лицо Ирмы Генриховны.

— Как ты, деточка?

— Меня убили лопатой, — промямлила Юлька, борясь с головокружением.

— Не убили. Не выдумывай! — рассердилась строгая домоправительница, не признававшая словоблудия на такие серьёзные темы, как смерть, революция и Гитлер. — Опиши, что ты чувствуешь.

— Зачем? — попыталась отбрыкаться Юлька.

Больше всего ей хотелось, чтобы вокруг «недоусопшей» поменьше толклись. А то и вообще оставили её в покое.

— Нужно описать твоё состояние «скорой», — сухо пояснил Кирилл где-то за пределами видимости.

Он был недоволен и не собирался, как всегда, ломать из себя железного человека.

— Никакой «скорой»! — запротестовала Юлька, отчего зрение прорезалось окончательно. — Не смей!

И тут вспомнила самое главное:

— А где Игнат Платонович?

— Здесь, — оттуда же из дальних далей сипло выдохнул дворник.

Кажется, это Марлен Дитрих утверждала, что хорошая жена не скатится до пустяшной драматизации? Юлька не считала себя хорошей женой — даже на звание посредственной не обзаривалась. Но этому правилу следовала принципиально и неуклонно. Сроду не устраивала трагедий на пустом месте! И упрямо требовала того же от других.

— Игнат Платонович… голубчик, — проблеяла она максимально жалобно и покаянно. — Простите, что подлезла вам под руку. Я задумалась. Вы сильно напугались?

— Я? — изумился дворник, явно не зная, как реагировать на её абсурдное заявление.

Он, конечно же, ничего не помнит — уже знала Юлька по опыту общения со своими зомбированными убийцами. Очнулся от ступора: в руках лопата, на земле жертва, на жертве следы преступления. Намерений его совершать у бедного мужика не было, и быть не могло. И теперь он отчаянно отбрыкивался от кромешной мысли, что сие дело его собственных рук.

— Зачем ты вообще вышла во двор? — вынырнул из-за дивана Кирилл и опустился перед ней на корточки.

Его глаза были сплошной коркой голубовато-серого льда. А голос всё так же сух. И демонстративно непреклонен в ожидании идиотских объяснений. Лицо же напоминало древнеримский бюст героического твердолобого полководца, оценивающего людей лишь по их эксплуатационным качествам.

— Не спалось, — не стала его разочаровывать Юлька насчёт «дурацких объяснений».

Ибо сама как-то вдруг разочаровалась: ощущения спасительного уголка за его спиной так и не появилось. Нет, он там был — чтобы у такого мужика, да не было! Беда в том, что защиту спина Кирилла гарантировала, а душевным покоем там и не пахло.

Может, она и придиралась, не в силах до конца осознать происходящие с ней нелепости. Но, какая разница, отчего ей некомфортно, если виновник дискомфорта уже назначен?

— Я вызываю «скорую», — не согласовывал, а продиктовал своё решение Кирилл.

Юлька хмыкнула: на его плече объявилась белая ящерка. И отчётливо покрутила головкой: мол, не стоит. А то что — мысленно спросила она у зубастой нахалки. Та запустила свой хвостовой вентилятор. Который сейчас больше напоминал циркулярную пилу. И та работала в опасной близости от шеи Кирилла. Хмыкать перехотелось.

Нахмурившись, Юлька максимально жёстко выдохнула:

— Нет. Я не хочу.

— Ну, знаешь ли, деточка! — возмутилась Ирма Генриховна, сняв с её лба мокрый платок с пакетиком сухого льда. — Что за капризы?

— Да нет, — вдруг пошёл на попятный Кирилл, недовольно щурясь. — Это не капризы. Ты действительно в порядке? — придирчиво оглядел он Юлькино лицо в поисках психических отклонений.

Как говорил Жванецкий: в пьянстве не замечен, но по утрам жадно лакал воду. Так и с ним: в диктаторских замашках не замечен, но отказа не принимает.

— Естественно, — более миролюбиво заверила Юлька. — И хочу спать.

— Глупые дети, — бормотала под нос Ирма Генриховна, возвращая пакет в холодильник. — Вечно эта их неуместная легкомысленность…

Юлька начала медленно приподниматься — рука Кирилла обеспечила подпорку неимоверно тяжёлой голове. Вставать не хотелось — хоть режьте её! Но ещё меньше хотелось вернуться к препирательствам по поводу «скорой». Верней сказать, к позорной сдаче перед лицом «слёзоупорной» и «скандалостойкой» непреклонности Кирилла. Ему только покажи слабину, и уже не отбрыкаешься.

— Увы и ах! — поддакнул Кирилл разгневанной старушке. — Ирма Генриховна, родная, идите спать. И простите нас… за нашу бессонницу. Игнат Платонович, — не забыл он и о втором пострадавшем. — Как вы себя чувствуете? Может, приляжете. Прямо тут в гостевой. Не хочу отпускать вас домой без провожатого: мало ли что. А сам проводить не смогу. Сами понимаете, — демонстративно покосившись на Юльку, пояснил он: дескать, эту оригиналку одну не оставишь.

— Прилягу, — со вздохом признал его правоту бедолага, стараясь смотреть мимо чуть не укокошенной им барышни.

Вздохнул и потелепался в сторону гостевой комнаты первого этажа, куда Юлька за три месяца ещё ни разу не заглянула. Странновато для хозяйки дома — кольнула её очередная неуютная мысль. Зато для гостьи в самый раз.

Остатки ночи прошли спокойно. Весь дом спал, а Юлька караулила ящерицу в сопровождении очередного убийцы. Который — вполне возможно — дрых под боком. У неё даже глаза не слипались, чувствуя ответственность за жизнь хозяйки.

Вдосталь накрутившись и смяв постель, она перебралась на угловой диван, отгородив его ширмой. Включила ноутбук и принялась копаться в груде инфы, выскочившей на приманку «белая ящерица». Затем поочерёдно вбивала в командную строку «глюки», «привидения», «приметы», «сон наяву» и прочую белиберду.

Присосалась к монитору, настырно выискивая хотя бы намёк на упоминание о её хвостатой липучке. Даже среди демонов и всяких там джинов с ифритами. Не говоря уж о неисчислимой славянской нечисти, включая экземпляры братских народов России. Ей предлагали на выбор любого из тех, кто способен нанести ущерб здоровью — если, конечно, повезёт его встретить. Не больно-то они публичные твари: днём с огнём не сыскать.

— А её нигде нет, — разочарованно пробухтела Юлька, откачнувшись на спинку дивана.

И посмотрела на жалюзи, подсвеченные снаружи тяжёлым тусклым светом фонаря.

Сидевшая на ночнике ящерица тоже повернула головку в сторону окна. Покрутила ею, пытаясь разглядеть нечто, заинтересовавшее жертву её домогательств. Недоумённо глянула на Юльку и вопросительно кивнула: дескать, что там?

— Не твоего ума дело. Крыса! — непроизвольно вылетело из неё змеиным шипением.

Белая пакость хлестнула по изогнутой шее ночника плетью мигом скрутившихся хвостов — остальные встали над ней частоколом вопросительных знаков.

— Ты мне надоела, — предупредила Юлька, стараясь придать голосу ледяное безразличие неоспоримой хозяйки своей судьбы. — Хочешь убить? Так вперёд. Таскаешься за мной, как дура. Людей подставляешь. Ты подумала, что будет с Игнатом Платоновичем? А с Вадюлей? А с остальными?.. Хотя я их не знаю.

Качая головкой из стороны в сторону, ящерка с любопытством слушала отповедь — будто и вправду что-то понимала. Или, как минимум, наслаждалась звуками человеческого голоса.