Стоя в одном из бюджетнейших магазинов во всей России, на который, кажется, почти никогда не сваливается бремя выпадающей на мою юность экономической импотенции неругаемой родины, вдоль деревянных коридоров конфетных стеллажей, в руку мою попадает ровно литр и целых тридцать пять миллилитров в придачу пшеничного нефильтрованного, оплаченного на кассе с карты проставившейся за работу персоны, игнорировавшей мою наготу ранее в фотоаппаратной призме. Когда мы зайдём в лес, персона наверняка воплотится в хорошего знакомого, с которым в чаще лесного пассажа во тьме хвои мы проберёмся до ещё одного магазина новостроенной замкадной окраины, а пока она лишь стоит рядом, на площади у кассы в несколько квадратных метров, занимая пространство магазина. Она вспомнила, что ей нужны неизвестные мне сигареты, продающиеся в табачке напротив выхода из алкомаркета, и потому сейчас заливает лужами пол вместе с десятком упёртых друг к другу в кишечной очереди простых постсоветских работяг.

Через дебри дутых курток мы пробираемся к выходу, и пластмассовая дверь с полпинка отлетает от моего умеренного толчка боком. С пол-оборота я встал в межмагазинном холле.

Вот она, суета тишины, прерываемая утверждающим буханьем входяще-выходящих дверных направлений. Белокаменные бетонные стены с потолка до пола претерпевают свои эстетические флуктации в разнообразии серого в прямой зависимости от того, сколь удалённы их точки от выхода на улицу, и редкая пошарпанная батарея набитая новобитым стеклом в собственном наслаждении не работает. Здесь и плавает нужный табачный ларёк с экзотическими сигаретами, разновкусовыми жижами, запрещёнными снюсами, наивными бонгами, придурковатыми трубками и излишними застекольными мелочами, в которой на обессиленной рабочей панике стоит за свои, учитывая проценты с продаж, тысяча четыреста восемьдесят восемь рублей за восьмичасовую смену завершённый студент, хозяин собственной жизни, капитан своей судьбы, ведущий вверенное ему на договорной основе торгово-табачное дело в иссушенном море частного бизнеса наперекор собственному нехотению, от которого к середине рабочего дня остаётся только коровье смирение.

Его чёрнофутболочная спина нагнулась при звуках заказа, и, к моему неиссякаемому удивлению, с того, как рука, облокотившаяся на стеклянный стеллаж, на котором ранее находились скучающие локти, не продавила вдребезги под массой тела его, и как тем самым не разнесла весь ларёк, пачка сигарет была оплачена и отдана в руки.

Вывеска над магазином успела обзавестись светом пока мы находились внутри, а погода впотьмах украсилась безветренным снегопадом, под которым мы стояли три минуты к ряду, оценивающе осматривая ёжиков из окурков, сначала из пустого внимания, а затем обсуждая их как феномен некоторой социальной коммуникации, представляющий культурную ценность. Эти вонючие мусорные пепельные ёжики вызвали во мне такую солидарность с народом, что на волне внутренне-сыгравшего в момент тех обсуждений патриотизма даже вдруг стало боязно за события, поджидающие россиянскую эпоху в грядущем году.

– Эти пепельные ёжики, – заметил я, – должны стать национальным символом русской идеи. Флаг, где на снежном поле чёрный окурочный ёжик, что будет представлять святой народ тех, кого он объединяет сам собой как эпицентр консолидирующий силы, единым окурочным фронтом помножит себя там, где в местах вне него окурки будут выкинуты в помойку или будут валяться автономно, и будет свергнут лишь когда исчезнет снег, или незыблемая рука Единого Уборщика, – тут я машинально поднял палец вверх, – подомнёт в свой небытийственно-чёрный пакет историю текущей России.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.