Екатерина Соколова
Осязание тающих лиц. Эссе и статьи для тех, кто умеет чувствовать
Искусство жить
Осязание тающих лиц,
Протолкнуться сквозь небо и время,
Сквозь толпу несуразных девиц,
И продажных мужчин злое племя.
Дом, еда, чай, кровать и луна:
То, что видим мы после работы.
Но внутри мысль бродит одна:
«Для чего же нам эти заботы?»
И мы медленно сходим с ума,
Растворяясь в горящих желаньях,
И преследует нас тишина
Временами, в рабочих скитаньях.
Мне банально не хватит слов,
Чтобы выразить все эти чувства,
Сколько надо сломать нам дров,
Чтоб понять нашей жизни искусство.
19 июля 2007
Сверхчувствительный путешественник Н. М. Карамзин: путь к себе длиною в жизнь
…и, вместо острой шпаги,
Взял в руки лист бумаги,
Чернильницу с пером,
Чтоб быть писателем, творцом,
Для вас, красавицы, приятным…
Н. М. Карамзин «Послание к женщинам»
… Чего стоит у нас человеку, родившемуся с великими способностями, сотворить себя хорошим писателем.
П. Я. Чаадаев о Н. М. Карамзине
За каждым великим произведением всегда невидимо стоит жизнь автора. Та самая жизнь, которая потом будет описана сухими фактами и сложными для запоминания школьников биографическими датами. Но могут ли справочные статьи пояснить мотивы, побудившие человека отказаться от мирской жизни и приступить к написанию нечто великого? Того, что навсегда изменит ход истории? И можно ли уже в ребёнке заметить характер, черты, психологические особенности, которые со временем могут сделать его великим писателем?
Сегодня я хотела бы поговорить о мотивах, побудивших «взять в руки перо» великого русского писателя и историка Н. М. Карамзина.
Безусловно, изучать «биографию души» необходимо с самого детства.
Н. М. Карамзин родился в дворянской семье. Рано потерял мать. Однако, будучи мальчиком, много расспрашивал о ней, пытаясь собрать её цельный портрет из рассказов знавших её людей, в результате чего образ матери представлялся юному Карамзину как образ читающей, чувствительной и меланхоличной девушки.
В. В. Сиповский отмечает:
«Эта молодая женщина «с приветливыми и милыми глазами», то грустившая по целым дням, то вдруг в восторженной речи проявлявшая «ум и разительное красноречие», представлялась Карамзину каким-то неземным эфирным созданием, которое точно нечаянно залетело на землю и скрылось, дав ему жизнь»
Образ матери до конца жизни для будущего основателя русского сентиментализма был как «духом», который оберегал его «невидимой рукой», и, что важнее, так и его «совестью в часы слабости».
Однако в наследство от матери маленькому Карамзину досталась не только чувствительность и «меланхолия», но также огромная библиотека, состоящая строго из романов с глубоким нравственным содержанием и теми моральными уроками, которые бы могли ясно обрисовать оставшемуся сиротой мальчику, что есть добро.
В. В. Сиповский отмечает о том периоде жизни Н. М. Карамзина:
«Зачитываясь чудесными деяниями героев, он уносился из той маленькой, мирной жизни, в которой он жил до сих пор, в необозримое царство фантазии. «Новый свет» открылся ему в романах…
Эти частые полёты в царство фантазии Карамзин считал теплицею для юною души, которая от этого зреет прежде времени, – и действительно, биограф Карамзина должен признать, что чувствительность его и легкая раздражительность воображения, – качества, которые навсегда остались при нём, которые помогли ему в литературной деятельности, в значительной степени зависят от этого раннего чтения романов».
Герои книг, реальные люди, пейзаж русской провинции – всё соединялось воедино, чтобы остаться навсегда в сознании ребёнка. И неудивительно, что и опыт катастроф и бедствий не мог ускользнуть от глаз любознательного мальчика. Всё виденное и слышанное записывалось в «летопись жизни» Н. М. Карамзина.
Вот что пишет об этом В. В. Сиповский:
«К этим же ранним впечатлениям, навсегда наложившим свои печати на душу ребёнка, относится и ужасное воспоминание о голоде в Симбирске: «я жил тогда в деревне, рассказывал впоследствии Карамзин, был ещё ребёнком, но умел уже чувствовать как большой человек и страдать, видя страдания моих ближних»
Когда рядом с тобой нет значимого взрослого, способного указать тебе путь, – этими самыми «взрослыми» становятся герои книг. Каждый из них разговаривает с тобой, делится своим опытом, рассказывает о своей жизни, о победах и поражениях, достижениях и ошибках. Ты мчишься в библиотеку, зная, что найдешь там не просто героев, но семью.
И неудивительно, что, по мнению В. В. Сиповского, «из прочтенных книг особое впечатление произвела на него Римская история Ролленя… Восприимчивый чувствительный мальчик переживал всю историю вместе с ее героями и полюбил в ней то, что любил и в романах, т. е. «чрезвычайности, примеры геройства и великодушия»
Впоследствии Н. М. Карамзин отмечал:
«Чувствительность в груди моей питая,
В сердцах у всех людей я камень находил»
Однако (и это принципиально важно!) Н. М. Карамзину очень повезло в том, что его учителями жизни были люди, в хорошем смысле развивающие его сверхчувствительность.
Оказавшись в возрасте двенадцати лет в пансионе Московского Университета под руководством Шадена, Карамзин, по мнению В. В. Сиповского, «в лице своего педагога-воспитателя, встретил человека, всеми силами старавшегося развивать в нем эту же чувствительность, лишь направляя ее на сознательный, ясный идеализм»
Примечательно небольшое (по мнению многих, автобиографическое) произведение Н. М. Карамзина, несправедливо забытое в настоящее время. Оно называется «Чувствительный и холодный». В нём Н. М. Карамзин рассказывает о двух товарищах с противоположными темпераментами, в одном из которых явно угадывается ранняя биография будущего автора «Бедной Лизы»:
«Эраст и Леонид учились в одном пансионе и рано сделались друзьями… Чувствительность одного требовала сообщения; равнодушие и холодность другого искали занятия. Когда сердце и воображение пылают в человеке, он любит говорить; когда душа без действия, он слушает с удовольствием. Эраст еще в детстве пленялся романами, поэзией, а в истории более всего любил чрезвычайности, примеры геройства и великодушия. Леонид не понимал, как можно заниматься небылицами, то есть романами! Стихотворство казалось ему трудною и бесполезною игрою ума, а стихотворцы – людьми, которые хотят прытко бегать в кандалах. Он читал историю с великою прилежностию, но единственно для того, чтобы знать ее, не для внутреннего наслаждения, но как вокабулы или грамматику».
Спустя некоторое время после окончания пансиона, Н. М. Карамзин оказывается в обществе московских масонов под руководством Николая Ивановича Новикова, человека незаурядного и успешного практически во всех своих предприятиях.
