Мы отдали мужику аванс, перетащили продукты из машины в дом. Михалыч показал, где погреб, мы снесли туда скоропортящееся. Сходили к Виталию, принесли баллон, наладили плиту. Вскипятили чай.
Я был в восторге. То, о чём мечтал. Шикарный отдых.
Остаток дня мы гуляли по округе, любовались. Вечером, сидя на лавке, наслаждались видом звёздного неба. В городе небо засвеченное, такого пиршества светил нет.
На следующий день пошли искать стариков.
По пути наткнулись на дом, на котором висело две вывески. Одна слева от двери, официальный квадратик: 'Фельдшерско-акушерский пункт'. Справа под крышей большая вывеска: 'Сельпо'.
Здесь хозяйничала Клавдия. Дверь была одна, мы вошли. В тесном коридорчике виднелись две двери.
'Как квест - подумал я. - Куда свернёте Вы?'
Правая дверь была полуоткрыта. Пахло хлебом. Мы вошли. Это было время Клавки-продавщицы. Она осмотрела нас с хитрецой и сказала:
- Если приболели, то рано ещё. После обеда приходите.
- Да нет. Мы за хлебом.
Клавдия сняла с лотка буханку:
- Ещё что?
- Пока всё остальное у нас есть.
- Удочек не вижу.
Мы растерялись.
- Каких удочек?
- Вы же рыбачить приехали? Что ещё у нас делать?
- Нет. Мы приехали фольклор собирать: сказки, легенды.
Клавка заулыбалась:
- А! Тосты!
Я представил себе стакан мутного самогона и замотал в ужасе головой.
- Нет-нет. Мы не пьём.
- Что так? - участливо поинтересовалась продавщица, она же медсестра.
- Прививку только что сделали, - влез Рейган. - А вот песни старые кто у вас знает? Есть такие старики?
Клавдия погрустнела:
- Одни старики и остались. Сейчас домашние дела поделают, выйдут на завалинки. Походите, поговорите. Много чего наслушаетесь.
Мы кинули буханку в рюкзак, попрощались и пошли. Стариков, правда, не было видно ни одного. Вышли в поля. Как мальчишки, вытащили из рюкзака буханку, стали ломать её тёплые углы и есть, приправляя всё ароматом луговых трав.
Шли обратно, захотелось пить.
Рейган показал рукой. В переулочке был виден колодезный журавль. Мы дошли до колодца. Было опасение, что имея водопровод, местные колодец не чистят. Но вода в колодце блестела в глубине и пахло влажной свежестью.
Мы стали опускать ведро и услышали, как за нашими спинами кто-то поёт. На лавке у дома в тени сидела девочка лет шести, расчёсывала куклу. Пела она:
Славно бывает подкову
Украсть у коня на бегу.
Потин ромашковый, эль васильковый
Спрячет в кувшине сургуч.
Напившись студёной воды, Рейган поинтересовался у девочки:
- Что же это за песня такая? Мама поёт?
- Нет. Человечки.
- Какие.
- Которые на луг приходят.
Тут мы насторожились.
- Что за человечки такие? Что они ещё поют? Как бы их увидеть?
Девочка порылась в своём платьице, вытащила из недр старенький смартфон, поелозила пальчиками по экрану.
- Вот, - она протянула экран к нашим лицам.
Пошли кадры: человечки плясали и пели на лугу.
Я расхохотался:
- Телепузики! Мультики!
Девочка тут же перебрала пальчиками и стала гонять по экрану шарики. Мы помахали ей и пошли своей дорогой, а девчушка запела вновь:
Опять идёт волна атак,
Падут за волком волк.
Возносится валлийский стяг
Там, где прошёл наш полк.
Какая-то недетская песенка.
Ночью снилась ерунда: жители Уэльса громили англичан в волчьем обличье, кони теряли подковы, я склонился над могильным курганом, раскопал его, но вместо останков нашёл кувшин, запечатанный сургучной печатью, вскрыл печать, но не нашёл василькового эля, зато вылетел джинн.
Я проснулся. Мы с Рейганом спали в разных комнатушках, поэтому, не опасаясь разбудить его, встал, прошёл на кухню и, не зажигая света, вскипятил чайник. Пил крепкий чай у открытого окна. Ветер колыхал занавески. Не было ни комаров, ни мошек. Прямо у окна висела луна: дородная, рыхлая и пахнущая пирожками с капустой.