– Да очень просто, – издевательски звучал голос. – Не нужно много усилий, чтобы заставить человека совершить мерзость. Все эти мерзости жили и живут в тебе, Катрина. Я лишь поднял их со дна твоей души и предложил воплотить их в жизнь, а ты согласилась. Ты согласилась, Катрина. Не я виноват, не я доводил рыжую тварь до нервного срыва, а ты. Почему, Катрина?

– Потому что я тебя слушала! – закричала девушка и резко затормозила рядом с автобусной остановкой.

– Или?

Катрина молчала, не в силах дать ответ, который был готов сорваться сам.

– Катрина, или что?

– Или я хотела тебя слушать, – простонала Катрина.

– Слышать, а не слушать. И это сугубо твой личный выбор. И даже я не могу на него повлиять.

– Я не хочу тебя слышать, – прошептала она. – Не хочу. Ты берешь меня силой, ты вынуждаешь.

– Как? Катрина, как? Разве я могу добраться до тебя иначе, чем словом? Разве могу я причинить тебе хоть малейший вред?

– Слов достаточно.

– Ах, вот как! – голос перешел на ироничный тон. – Слово… как же я мог забыть. Да, слова порой достаточно. А знаешь когда и почему? Знаешь, Катрина? Когда слышишь то, что хочешь слышать, да. Тогда все хорошо, тогда все гладко. Когда в уши заливаются слова любви – тогда все хорошо. Когда слышишь, что все будет по-твоему – тогда все хорошо. Когда слова говорят, что виноват кто-то другой – тогда все хорошо. Когда слышишь клятвы и обещания, сулящие мир и добро – тогда все хорошо. Когда слова утешения возрождают в тебе веру в светлое будущее – тогда все хорошо. Все это хорошо и все это слова. Но знаешь, Катрина, когда слово перестает быть отражением иллюзии? Когда слово перестает дарить фальшивое добро? Знаешь, когда? Знаешь, когда оно причиняет боль, с которой подчас просто невозможно справиться? Тогда, когда слово становится оружием. Единственным оружием, с помощью которого работает правда. Слова правды – это одно из самых серьезных возмездий, с которым человеку приходится сталкиваться на своем пути. Правда, Катрина… испокон веков за нее боролись, судили и убивали. Так где же ее искать? Ответь мне…

– Ты говоришь мне только ложь, – Катрина старалась взять себя в руки. – Я никогда и никому не хотела причинить вред – это правда. Мне не нужна чужая боль – это правда. Я не хочу тебя слышать – это правда. Я не позволю тебе создать во мне иллюзию правды, до правды тебе не добраться. И ты сам это знаешь. Ты можешь гнуть мою волю, можешь склонять к поступкам, но ты знаешь, что правду во мне ты не изменишь. Это то, против чего ты бессилен. Но в одном ты прав! Правда – это оружие.

Катрина чувствовала, что уверенность в ней возрастает по мере ее речи. И она с радостью, какую только она могла сейчас ощущать, понимала, что эта другая уверенность. Не та, которую навязывал ей голос, когда ему было это интересно. Нет, это была ее уверенность, к которой она привыкла за свою жизнь, ее родная уверенность в себе. Неужели этот омерзительный подселенец сам подсказал ей свое слабое место? Словно заранее попытался отвести подозрения, но прокололся.

– Да ладно! – продолжал тем временем голос, нисколько не смутившись. – Кто из нас боится правды еще стоит подумать. Хорошенько подумать. Ведь есть еще один важный вопрос: сможешь ли ты принять ту правду, с помощью которой собираешься со мной побороться?

– Правда в том, что тебя нет.

– Тогда поищи другую правду. Знаешь, почему ты обречена? – голос ждал ответа, но Катрина вновь заставила себя не отвечать. Терпеть изо всех сил, какие она найдет в себе, но не отвечать. — Ладно, я отвечу за тебя. Потому что ты не веришь в эту правду.

Поверить! Вот, что было действительно необходимым.

Катрина осмотрелась по сторонам и увидела бар метрах в пятидесяти от себя. Она подумала, что сейчас самое время выпить, вышла из машины и направилась к бару. Дождь продолжал идти, и ближе к вечеру становилось весьма прохладно.

– А знаешь, чем ты сейчас занимаешься, Катрина? – продолжал тем временем голос. – Черт возьми, это просто невероятно! Ты занимаешься тем, что вообще не может идти рядом с правдой, которой ты меня пыталась напугать. Самообман, Катрина! Ты пытаешься убедить себя, что меня нет, но ты в это не веришь. Нет, не веришь! Ты хочешь просто вбить себе это в голову, но ничего не выйдет – самообману не место рядом с правдой! Попробуй сначала найти правду, и если сможешь – тогда начинай игру. А запугивать меня тем, во что сама не веришь – дело весьма бесполезное. Я думал, в храме ты это поняла, но выходит, что нет. Кстати, выпить – отличная идея.

Катрина тем временем вошла в небольшой зал.

– Можно мне «Хеннесси»? – обратилась она к бармену.

– Конечно, где присядете?

– Там, – она указала на стол в углу.

– Только «Хеннесси»?

– Да. Два раза, – добавила Катрина и, следуя указателю, прошла в туалет.

Краем глаза она успела заметить, что бармен как-то странно переглянулся с официанткой, словно оба пытались скрыть улыбку.

– Как мило, что ты обо мне вспомнила, я с удовольствием выпью с тобой, – съязвил голос.

Увидев себя в зеркале, Катрина тут же с уверенностью посмела списать невольные улыбки персонала на свой внешний вид. Глаза ее были покрасневшими от недавних слез, все выражение лица выражало не то, чтоб страх, но тревогу – определенно. Волосы были взъерошены, джинсы промокшие и где-то даже грязные. Катрина горько улыбнулась и покачала головой.

– Да и хрен с ним, – сказала она своему отражению и вернулась в зал.

– Вот именно! – не преминул заметить голос.

Катрина села за стол, на котором уже стояли два бокала коньяка.

– Так ты еще и скрытая алкоголичка? Будешь вот так сидеть одна и бухать? Господи, как неприлично для девушки! Сидеть в какой-то забегаловке и пить голый коньяк!

Катрина сделала глоток и почувствовала, как обожгло все тело, а горло схватил горячий спазм. Катрина очень редко пила крепкий алкоголь, к тому же весь день ничего не ела, и ощутила, что опьянела буквально с первого глотка. Она отпила еще и по телу начала расходится приятная усталость.

– А деньги есть? Сумочку ведь мы дома оставили.

Машинально Катрина проверила карман плаща и обнаружила сложенную купюру в пятьдесят франков. И тут же укорила себя, что вновь невольно повиновалась, хоть прекрасно знала, что в кармане есть деньги.

– Хаха! – тут же расхохотался голос. – Не слушает! Да что же ты такая дура, Катрина? Ну что ты вновь упрямишься? Давай поговорим, а? Давай поищем правду вместе, может к чему и придем? Ты же этого хочешь, да? Так кто из нас боится правды – ты или я? Я предлагаю тебе попробовать найти ее. Ты ведь думаешь, что правда опасна для меня, а сама боишься. Как же так? Молчишь? Ладно…

Катрина знала, что ей необязательно обращаться к голосу. Все о чем она думала было ему известно так же, как и ей самой. Скрыть ничего не получится, разговаривать с ним нельзя. Остается одно – продолжать игнорировать и пытаться обращаться к собственному разуму, стимулируя и вызывая на помощь то свое, что еще не совсем отказывалось ей служить.

– Ну что же, – заговорил голос спустя две минуты, – придется мне пробовать найти правду. Вопрос только в том, понравится она тебе или нет? Но… от правды не уйти. Как не пытайся, но не уйти.

Катрина почувствовала, как внутри нее все съежилось в предвкушении новой экзекуции – возможно, самой страшной. Она поняла, что сейчас голос будет пытаться навязать ей какую-нибудь свою правду, окутанную грязью и мерзостью. Навязать всеми своими силами убеждения и внушения, что он умел делать лучше всего. Катрина старалась приготовиться к этому и держаться до последнего.

– Поговорим о дохлом?

Катрина знала, что рано или поздно тема ее покойного мужа, которая причиняла ей невыносимую боль, а голосу невыносимую радость, поднимется вновь. Она сделала еще глоток коньяка и приготовилась.