– Возьми пистолет, – прошипел голос.

Катрина нагнулась, подобрала пистолет и положила в карман плаща. Потом вновь погладила нокаутированную Лину по голове, и быстрым шагом покинула дом. Когда она приблизилась к своей машине, то заметила, что с соседнего участка за ней наблюдает какой-то мужчина, вероятно, привлеченный криками Лины и видом сломанного забора. Катрина остановилась, открыв дверь автомобиля.

– Что таращишься… урод? – прокричала Катрина. – На! – и она показала ему средний палец правой руки.

Не обращая внимания на реакцию мужчины, Катрина завела машину, выехала на дорогу и помчалась вверх по улице.

И вдруг ужас осознания охватил ее мозг. «Отдай пистолет», «Что таращишься, урод?» – Катрина поняла, что голос уже начинал контролировать ее речь.

«Или уже контролирует? – думала она, чувствуя дрожь в коленях. – Нет, нет, если я это понимаю, значит, власть его еще не окончательная, значит еще не все потеряно. Значит все еще можно изменить, да… или нельзя?»

– Я думаю, не стоит все портить, – тут же услышала она.

Голос вновь стал жестким и омерзительно железным.

Катрина прижалась к обочине и затормозила. Пелена спала с ее глаз. Она вдруг словно протрезвела.

– Катрина, не стоит все портить.

– Заткнись! – заорала Катрина и несколько раз ударилась лбом об руль. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!

– Ты вновь меня расстраиваешь, Катрина.

– Господи, что же я натворила? – шептала Катрина. – Что же я натворила? Господи, как же я могла дойти до такого?

– Эта сука получила то, что заслужила.

– Господи, Лина, прости меня. Это ведь не я, не я… это мерзость в моей голове, это зло и мерзость в моей голове.

– Нет, Катрина. Это ты. Запомни – это ты. Если б это был я, ты бы выпустила всю обойму в ее безмозглую башку, и наслаждалась бы зрелищем вытекающих тупых мозгов.

– Это не я, – продолжала шептать Катрина, но не голосу, а самой себе. – Это не я. Это не я.

– Это ты! Это ты! Это ты!

– Это не я! – закричала Катрина и тронулась с места.

– Куда едем? – спустя минуту ехидно спросил голос. – Вот снова ты начинаешь злиться и создаешь дискомфорт. Зачем? Только все стало нормально, а ты опять за старое. Не понимаю, что тебе вечно не так? Только ладить начали, а ты хочешь все сломать. Ты посмотри только, как отлично мы провели время вместе, повеселились же на славу! А сейчас снова не разговариваешь, едешь куда-то… куда, Катрина? А?

Катрина не отвечала. Она всеми силами старалась сосредоточиться на остатках своей воли и думать только о том хорошем, что могло в ней быть. Ведь она чувствовала, что в глубине ее души остался свободный клочок разума. Именно из этого клочка исходила убежденность в сумасшествии, именно там гнездились последние крошки рациональности, именно оттуда пришло искреннее раскаяние. И может быть, если хорошенько окопаться на этом клочке, то получится выдержать осаду.

Катрина свернула на улицу Чехова.

– Хаха! – злорадно завопил голос. – Я понял! Понял, понял, понял! Мы едем в храм, хаха! Молиться! Да-да-да, едем молиться! Черт! Это потрясающе! Как тебе только в голову пришла такая идея?! Храм – это замечательно, надо попросить прощения за грехи, покаяться и очистить душу. Будем молиться, да! Я так хочу молиться, не могу прям! Гони! Гони! Хаха!

Катрина припарковалась метрах в пятидесяти от храма, который стоял по правой стороне улицы. Лишь оторвав руки от руля, Катрина обратила внимание, что все ее тело бьет мелкая дрожь.

– Да ты не нервничай. Все будет нормально, там совсем не страшно. Тем более, что тебе есть чем крыть все твои грехи. Ну, ты понимаешь, о чем я… – добавил голос небрежно. – Ну, я о том… о том, что ты ни с кем не спала уже два года, так ведь?

Катрина поняла, что для нее уготована новая порция пыток.

– Два года – это очень внушительно. Это прямо обет целомудрия, монашки позавидуют, ага? Еще и чуть не до смерти извела одну рыжую тварь, шлюху, у которой в году мужиков больше, чем дней! Как это?! Пока кто-то два года изнывает от похоти, кто-то обжирается страстью? Нет, не пойдет, ага?

У Катрины задрожали губы, она заплакала и уронила голову на руль. Отчаяние вновь скрутило ее, выжимая прочь все другие эмоции.

– Но ты не расстраивайся. Главное, что сама ты ангел во плоти, а все остальное – это суета. Если ты и дальше будешь соблюдать целомудрие, тебе простятся все грехи, все! Катрина, можешь делать что угодно – воруй, убивай, оскверняй, разрушай! Но! Ни с кем не трахайся, Катрина! – голос закричал. – Так ведь?! Ты ведь сама так думаешь, Катрина? А? Нельзя ни с кем трахаться, да? Отвечай!

– Нет! – в истерике закричала Катрина, ударяя кулаками по рулю. – Нет!

– Ложь! – кричал голос в ответ. – Ложь! Ложь! Говори правду!

Катрина почувствовала, что она приближается к конечной черте, за которой ее сумасшествие обретет полную свободу. Она выскочила из машины и побежала к храму.

– Да, вперед! – голос вновь заверещал радостным криком. – Вперед! Будем молиться! Молиться во спасение души! Хаха!

Приближаясь к храму, Катрина чувствовала, как отступает отчаяние и из глубины души вновь пробиваются ростки злости. На бегу осмысливая действительность, она попыталась списать это на праведную злость, надеясь, что стены храма восстают против зла, которое она ощущает в себе, надеясь найти спасение в святом месте. Но в то же время, она прекрасно понимала, что вовсе это не праведная злость, а уже знакомая злость, которую диктует и которой управляет ужасный стальной голос в ее голове.

– Вперед! – продолжал вопить он. – Мы бежим молиться! Расступитесь берега, разверзнитесь небеса – мы бежим молиться! Хаха!

Одним рывком Катрина распахнула тяжелую дверь храма и вбежала внутрь.

Через двадцать минут она выскочила на улицу и одичавшим взглядом посмотрела по сторонам.

– Слушай, ну ты просто… у меня даже слов нет! Хаха! Это превзошло все мои ожидания! Ты восхищаешь меня все больше и больше, ты была просто фантастической!

Катрина тряслась всем телом, голова кружилась и ее дико тошнило. Всегда людная улица Чехова, сейчас – благодаря то утихающему, то припускающему дождю, – была практически пуста за исключением немногих прохожих. Сквозь туман в голове и истерическое состояние души, Катрина благодарила небо, хоть за эту удачу, казавшуюся сейчас сверхъестественной. Нервным и неровным шагом, то спотыкаясь, то порываясь на бег, она преодолела несколько десятков метров, перебежала дорогу в неположенном месте и выскочила на центральную аллею, разделявшую проезжие части.

«Избавиться, сейчас же избавиться, – мерцало в голове, – пока никто не видит, давай же. Господи, как я могла прийти в твой дом с оружием, как? Прости меня, Господи! И дай мне сил, прошу тебя! Небеса, дайте мне сил выстоять! Простите меня, простите!..»

– Эй, ты что это делаешь? – удивленно спрашивал голос. – Нет-нет, не стоит этого делать, пистолет нам еще пригодится. Эй, ты слышишь, Катрина? Не стоит.

Катрина подошла к зарослям кустарника, росшим по обе стороны аллеи. Она еще раз оглянулась, быстро вынула пистолет из кармана и кинула в ветви кустов. Затем вновь перебежала дорогу, не помня себя от страха и возбуждения добежала до своей машины, и с визгом шин понеслась дальше вверх по улице Чехова.

– Ну и что же ты наделала? – голос говорил теперь наставническим тоном. – Ну кто же так делает? Украсть пистолет, а затем выбросить… зачем тогда вообще было его красть? Что за логика, а? Когда ты уже перестанешь бояться? Когда научишься контролировать свои страхи и идти до конца? Ты опять начинаешь меня разочаровывать, Катрина.

Не зная зачем, Катрина свернула на улицу Луи де Бройля и поехала на север. Сейчас она не могла думать о выброшенном пистолете и о том, что Лина уже, должно быть, заявила в полицию. Сейчас она цеплялась только за одну мысль, в которой видела свое спасение: как она могла позволить собой управлять? Как могла так быстро сдаться?