– Своего рода пазл, – сказал Робин.
– Тьфу ты, Робин, – выдохнула Дезире. – Предупреждать надо.
– Вот что действительно надо, так это добудиться вас.
Пересилив себя, Ди сделала два шага вперед.
– О чем это вы? – спросила она.
– Я пытался донести до Национального оперативного отдела, что дело тут серьезное, еще когда появилось вот это, – сказал Робин, указывая на нечто, похожее на большую берцовую кость.
По крайней мере, в пазле она занимала именно это место.
Ди смотрела на контуры двух человеческих тел. Голова, тело, руки, ноги – только все в виде фрагментов, разложенных по местам. Некоторых элементов мозаики недоставало, а те, что имелись, были сильно повреждены. У Ди не осталось ни малейших сомнений, что Робин так искусно выложил перед ней два расчлененных тела утопленников.
– Будьте добры, с самого начала, – хрипло попросила она.
– Пару недель назад к одному из островков в дальних шхерах прибило вот эту берцовую кость. Женщина, вызвавшая полицию, думала, что речь идет о незаконной охоте. Она так и не поняла, что кость – человеческая, в результате чего новость об этой находке не стала достоянием широкой общественности. Ваш коллега Бенни Сведин…
– Вероятно, вы имеете в виду моего шефа Конни Ландина, – перебила его Ди.
– …как обычно, не проявил к случившемуся особого интереса, а отчет судмедэксперта настроил его на еще более пассивный лад.
– И что говорилось в отчете? – терпеливо спросила Ди.
– Что кость с большой долей вероятности была отделена от тела при жизни потерпевшего. И даже моя углубленная экспертиза не подстегнула расследование.
– А она, в свою очередь показала, что…?
– Один единственный удар очень острым клинком.
Ди кивнула и спросила:
– Что было потом?
– Выделить ДНК оказалось сложно, и не успели мы получить окончательный ответ из лаборатории, как на днях позвонил один рыбак и рассказал о странных снастях, найденных у островка в самых дальних шхерах. Короче говоря: мы обнаружили две сети в форме клеток, содержащие части человеческих тел. В одной из них оказалась дыра, достаточно крупная для того, чтобы через нее вывалилась берцовая кость. С тех пор мы и занимаемся этим сложным пазлом. Главная заслуга Ронни Брандена в том, что ему удалось убедить рыбака молчать о находке. Ведь если бы о ней узнали СМИ, это вызвало бы определенный резонанс.
– Значит, теперь вы обратились ко мне в обход Конни Ландина? – спросила Дезире Русенквист. – И что у вас на этот раз?
Положив одетую в перчатку руку на найденную первой берцовую кость, Робин сказал:
– Это Борис Воскобойников, русский мошенник, промышлявший незаконной деятельностью в Швеции в девяностые годы. Четырнадцать лет назад он исчез из страны. С тех пор, по сведениям российских правоохранительных органов, он занимался криминалом в Петропавловске-Камчатском, это на Дальнем Востоке России.
– Ну хорошо, а чем он сейчас здесь занимался?
– А его здесь не было, – сказал Робин. – До тех пор, как он не оказался на дне Балтийского моря.
– Вероятно, непосредственно перед этим он все же тут появился, – предположила Ди. – А второй?
Робин сменил руку и сказал:
– Здесь анализ ДНК не понадобился. Отпечатки пальцев хорошо читаются, и они есть в нашей базе данных. Адриан Фокин, гражданин Швеции, родился в Советском Союзе в шестидесятые годы. Несколько раз задерживался за драки, никаких легальных доходов за последние десять лет не имел.
– Профессиональный бандит старой школы, – кивнула Ди.
Робин неопределенно взмахнул рукой.
– Значит, этот Адриан Фокин умер позже, чем Воскобосконоско? – спросила Ди.
– Его фамилия Воскобойников, – ответил Робин, наморщив лоб. – Неплохо бы вам научиться запоминать имена, Дезире.
Выдержав небольшую самодовольную паузку, Робин продолжал:
– По заключению судмедэксперта, он погиб всего несколько дней назад. Судя по всему, тот же modus operandi. А Воскобойников умер, допустим, три недели назад.
Ди попыталась сосредоточиться на телах, но это давалось ей с трудом.
– Здесь у меня вся документация, – произнес Робин, помахивая толстой папкой – наверное, это был такой способ ее успокоить.
– И какие вы сделали выводы? – спросила Ди, тяжело вздохнув.
– Я криминалист, – ответил Робин. – Полицейские выводы – это не моя сфера.
– Вы просто все это на меня вывалили, у меня не было ни времени, ни возможности вникнуть в суть дела, а вы уже некоторое время ими занимаетесь. Какие-то мысли у вас должны появиться.
Криминалист медленно кивнул, а затем произнес:
– Найдены в одном месте, в морской впадине, на самом краю архипелага, в месте, которое никто никогда не стал бы обследовать, в своего рода клетках, указывающих чуть ли не на промышленную деятельность. Разумеется, трупы связаны между собой. И понятно, что речь идет об организованной преступности. Двое выходцев из Советского Союза убиты одним и тем же способом с разницей в пару недель. Русская мафия – слишком примитивное предположение?
– Примитивен сам вывод, – сказала Ди. – Вы наверняка развили эту мысль.
Робин фыркнул:
– Убиты и утоплены с промежутком в три недели. Значит, это не одно преступление, а два идентичных, можно сказать, серия.
– А вот это… расчленение? Что вы о нем можете сказать?
– Разумеется, тут имеют место пытки, – сказал Робин. – В некоторых культурах их используют, чтобы разговорить людей. Сомнительный метод, учитывая, что большинство вырубается прямо на допросе.
– Получается, какая-то ветвь мафии на протяжении нескольких недель пыталась выудить нужную информацию? Всеми возможными способами?
– Можно ли назвать такой вывод профессиональным? – спросил Робин, протягивая Ди папку.
Она взяла, полистала. Кивнула Робину в знак благодарности и оставила его работать дальше.
Уже в коридоре она почувствовала, как кружится голова. Пришлось бороться с собой, чтобы не упасть. И это было не просто омерзение от увиденных расчлененных утопленников.
Все дело в ее собственных выводах. Ди с трудом скрывала нетерпение. В сочетании с телефонным разговором с Сэмом Бергером ее вывод означал, что все действительно закрутилось.
Несколько недель подряд мафия пыталась заполучить какую-то информацию.
10
Звонок оказался полной неожиданностью, и, протискиваясь между столиками старого кафе, Сэм Бергер не был уверен, что то, что он чувствует, можно назвать предвкушением. И все же, наверное, это именно предвкушение. В ее голосе не было ничего пугающего, мрачного, скорее неуверенность, сомнения, как будто она ступала по зыбучим пескам.
Она сидела в отдельном маленьком зале полупустого кафе. Перед ней дымились две чашки кофе. Заметив его, она просияла как солнце и сдвинула очки на лоб.
– Я решила, что вы предпочитаете черный, – с улыбкой сказала Рита Олен.
– Черный? – переспросил Бергер, садясь напротив.
– Кофе, – уточнила Олен, подвигая к нему одну из чашек.
Он засмеялся, кивнул и взял чашку.
Какое-то время они смотрели друг на друга, словно пытаясь прояснить ситуацию. Наконец Бергер взмахнул рукой и спросил:
– И что это такое?
Рита Олен смотрела в потолок, подбирая слова.
– Совсем недавно я овдовела, – сказала она. – Мой муж умер от инфаркта, вызванного стрессом, оставив мне состояние, за которое заплатил слишком высокую цену.
– Это что, свидание? – вырвалось у Бергера. Еще не успев поймать разочарованный взгляд Риты Олен, он уже пожалел о сказанном.
– Деньги я не трогала, не было повода, – продолжала она. – Я живу своей спокойной жизнью.
Она выдержала паузу, которую Бергер счел нужным заполнить.
– А теперь что-то изменилось?
Она вздохнула, кивнула с неопределенным видом. Помолчав, сказала:
– Вы помните, я рассказывала, что важная часть моей работы – помощь жертвам сексуального насилия?
Бергер утвердительно кивнул.