Я жду.

– А теперь, – вздыхает Сейди, – бах – и все пропало!

– Почему? – спрашиваю я.

– Что почему?

– Почему жертвы Тедди не могут рассказать свои истории?

– Потому что их рассказы уже не вызовут ожидаемого отклика.

– Чепуха! Непременно вызовут.

– Вы забыли, что минувшим вечером Тедди подвергся нападению?

– Ну и что?

– А то, что теперь он превратился в жертву самосуда.

– Вы не знаете этого наверняка, – говорю я. – Возможно, он снова попробовал свои фокусы, но нарвался совсем на другую женщину.

– И она измолотила его до состояния кровавого месива?

– Если не она, то ее родственники. – Я щелкаю пальцами. – А может, нападение вовсе не было связано с его делишками.

– Бросьте.

– Что?

– Мы проиграли. Война будет продолжаться, но это сражение мы проиграли. Нам требовались симпатии публики. А теперь наш монстр находится в коме. Кто-нибудь напишет в Twitter, что его избили жертвы. Мать Тедди скажет, что эти презренные женщины оклеветали ее милого малыша, превратив его в мишень. Дело, Вин, не только в фактах. Мы должны склонить общественное мнение на свою сторону.

Я думаю над ее словами, затем без особого, как мне кажется, энтузиазма говорю:

– Мне жаль.

Поясняю: я ничуть не сожалею о том, как обошелся с Тедди. Мне жаль, что я не потерпел до упомянутой пресс-конференции. Сейди оптимистично смотрит на вещи. Я, как ни печально, нет. Закон никогда бы не прищучил Тедди. У него возникли бы неприятности, возможно, он потерял бы работу и за все это стал бы мстить самым чудовищным образом. Он бы поливал грязью Шэрин и остальных женщин; он бы все поставил с ног на голову, объявив жертвой домогательств себя, и очень многие поверили бы ему. Потому-то Сейди и борется за принятие закона.

Я верю в Сейди Фишер. Когда-нибудь ее усилия дадут результаты. Но не сегодня.

Часы показывают половину девятого. Через полчаса у меня свидание, которое без особых проблем можно отменить.

– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – спрашиваю я Сейди.

– Вы серьезно?

– Неплохой способ утешиться.

Сейди качает головой:

– Вин, я знаю, что вы стараетесь проявить доброту.

– Но?

– Но вы кое-что упускаете из виду.

– Разве коллегам возбраняется посидеть за выпивкой?

– Не сегодня, Вин. Сегодня мне нужно поехать в больницу и рассказать Шэрин о случившемся.

– Возможно, новость ее обрадует, – говорю я. – Тедди уже не причинит ей вреда. Сознание этого должно ее успокоить.

Сейди открывает рот, готовясь мне ответить, но тут же закрывает. Вижу, она разочарована во мне. Похлопав меня по плечу, она идет к двери.

Я проверяю приложение. Моя программа знакомств для богатых так глубоко законспирирована в Темной Паутине, что создание фальшивого профиля, наподобие тех, что создавал Тедди, исключено. Даже если бы кто-то и попытался, они бы сломались на последующих мерах безопасности. Мне поступило сообщение:

Итак, моя партнерша на этот вечер уже находится в квартире для свиданий. Незачем томить ее ожиданием.

Приложение предлагает несколько тайных путей к квартире.

Сегодня мы воспользуемся тем, что находится на Пятой авеню, в универмаге «Сакс». Прославленный «Сакс» занимает отрезок Пятой авеню между Сорок девятой и Пятидесятой улицей. В его подвальном этаже расположен элитный ювелирный отдел под названием «Склеп». В дальнем конце есть неприметная дверь. Прежде там была раздевалка для персонала. Дверь заперта, но приложение позволяет открывать ее специальным брелком. Войдя туда, нужно спуститься в подземный переход. Он ведет в подвальный этаж небоскреба на Сорок девятой улице, близ Мэдисон-авеню. Лифт поднимается только до восьмого этажа. Там кабина останавливается, и вы проходите сканирование по радужной оболочке глаза. Если вы тот, кто вы есть, и прошли проверку, двери открываются, и вы попадаете в роскошную квартиру.

Хорошо быть богатым.

Чтобы стать пользователем этого приложения, нужно иметь чистый доход выше ста миллионов долларов. Ежемесячные взносы непомерно высоки, особенно для таких, как я, кто часто пользуется этими услугами. Суть их проста: сводить богатых людей с другими богатыми людьми для секса. Никаких нитей, тянущихся из реальной жизни. Все устроено по высшему разряду, как в элитном бутике. Но главной целью встречающихся является секс.

У приложения нет названия. Большинство клиентов состоят в браке, а потому жаждут предельной конфиденциальности. Некоторые из них – публичные персоны. Есть геи и иные представители ЛГБТК-сообществ, боящиеся огласки. Некоторые, вроде меня, – просто богатые люди и ищут секса без привязанностей и последствий. Годами я выбирал себе женщин на одну ночь в барах, ночных клубах и на всякого рода торжествах. Иногда я и сейчас так делаю, но когда тебе перевалит за тридцать пять, такое начинает казаться излишне рискованным. В моем сомнительном прошлом я нанимал проституток. Было время, когда каждый вторник я заказывал порцию дим-сум и женщину из «Благородного дома», как называлось заведение в Нижнем Ист-Сайде. Это была моя версия «китайской ночи». Тогда я верил, что проституция является древнейшей и, сообразно названию заведения, благородной профессией. Оказалось, что нет. Занимаясь кое-какими расследованиями за пределами Штатов, я узнал о современной работорговле, включая и поставки секс-рабынь. С тех пор я перестал заказывать проституток.

Как и в боевых искусствах, мы учимся, развиваемся, совершенствуемся.

Прекратив контакты с упомянутым заведением, я попробовал некогда модный «секс по дружбе», но проблема в том, что от друзей уже по определению тянутся ниточки. Друзья приходят вместе с привязанностями. Мне этого не хочется.

Сейчас я по большей части пользуюсь услугами приложения.

Аманда сидит на кровати. Из одежды на ней только турецкий махровый халат с атласной отделкой – собственность квартиры для свиданий. Бокалы наполнены розовым шампанским «Ла гранд дам» фирмы «Вдова Клико». В серебряной чаше – клубника, покрытая шоколадной глазурью. Первоклассный музыкальный центр способен воспроизвести музыку всех стилей и направлений, удовлетворяющих вашему вкусу. Выбор музыки я обычно оставляю за женщиной, хотя сам предпочел бы тишину.

Мне нравится слушать то, что говорит моя партнерша.

Аманда встает и с улыбкой направляется ко мне, неся бокал шампанского. Майрон всегда говорит, что сексуальнее всего женщина выглядит в махровом халате и с мокрыми волосами. Прежде я несерьезно относился к подобным высказываниям, предпочитая особый черный корсет и соответствующий пояс для чулок, но сейчас мне кажется, что слова Майрона не лишены смысла.

Мы учимся, развиваемся, совершенствуемся.

Сегодняшний секс великолепен. Обычно так и бывает. А когда нет, секс все равно остается сексом. Есть старая шутка о мужчине, носящем парик, который может быть хорошим или плохим, но все равно остается париком. Это применимо и к сексу. Я часто слышал, что секс с незнакомками вызывает скованность. Со мной такое бывает редко. Отчасти потому, что я очень опытен в любовных утехах. Путешествуя по миру, я учился не только боевым искусствам. Однако секрет прост: нужно находиться в состоянии здесь и сейчас. Я заставляю каждую женщину чувствовать так, будто она единственная в мире. Это не игра. Если ты фальшивишь, любая женщина сразу ощутит фальшь. Пока мы вместе – эта женщина и я, – есть только мы двое. Остальной мир исчезает. Я полностью сосредоточен на нас.

Мне нравится секс. Я занимаюсь им много и часто.

Майрон разводит философию насчет того, как секс может быть бóльшим, чем телесное соитие; как любовь или романтическая привязанность усиливает телесные ощущения. Я слушаю и думаю, кого он пытается убедить: меня или себя. Мне не нравится ни любовь, ни романтическая привязанность. Мне нравится заниматься определенными телесными делами со взрослыми представительницами противоположного пола, делая это по обоюдному согласию. Все остальное ничуть не усиливает мои сексуальные ощущения. Наоборот, только портит их. Сам по себе половой акт чист. Так зачем пачкать его чем-то внешним? Быть может, секс – величайшее в мире совместное переживание. Да, я могу насладиться изысканным обедом, хорошим шоу или общением с близкими друзьями. Мне нравятся гольф, музыка и искусство.