Как он в итоге очутился дома, для него осталось загадкой.

* * *

Когда в районе восьми часов утра, с невыразимо гадким вкусом во рту, Илья очнулся на своем нерасстеленом диване, то обнаружил, что вчера смог снять только верхнюю одежду. С отвращением он стащил с себя пропахшие табачным дымом свитер и брюки. Перед глазами еще плыло, а в затылке уже закипали первые пузырьки будущей головной боли. Со стенаниями он повлекся в туалет, а затем на кухню, где с трудом проглотил две таблетки цитрамона, запив их рассолом, оставшимся от вчерашних огурцов. Затем вернулся в комнату, рухнул на диван и, завернувшись в одеяло, снова забылся тяжким сном.

На работу, он смог явиться только к четырем часам. Впрочем, раньше и не надо было — на время эксперимента они работали в две смены. Установка пахала, эксперимент кипел, а дисциплинированный и мучительно трезвый Володька Степанов, сидел за столом и записывал что-то в рабочий журнал.

— Ты как? — раздеваясь, поинтересовался, Илья.

— О-о-о! — Володька страдальчески сморщился. — Припёрся, понимаешь, в час ночи… На рогах! Ну, она вчера меня трогать не стала, умная, думала с утра начнёт. А я на работу сбежал. Сейчас вот не знаю…

— А ты посиди, куда торопишься? Сейчас чайку попьём.

— Не-е… — замахал руками Володька. — За пацанами надо в садик. Я так думаю, что за день-то, злость у неё растратилась, пшиком выйдет. Да и чая этого, я наверно, целый чайник выпил. Ты-то как? — поинтересовался он, одевая дубленку. — Я ушёл, вы-то с Мареком ещё остались. Чем кончилось-то? Ты, правда, уже лыка не вязал. Но какие были девочки! Эх…

Они потрепались ещё минут пять. Выяснив, что Илья почти ничего не помнит из вчерашнего, Володька сочувственно поржал (Ну ты, брат даёшь!), потом, сославшись на занятость, собрался и убежал.

* * *

И почему с похмелья так тянет на эротические воспоминания? Поработать, что ли, наконец? Удивляясь странному ходу своих мыслей, Илья встал и обошёл работающую установку, всматриваясь в показания приборов. Удовлетворившись осмотром, опять уселся за стол и сделал несколько записей в рабочем журнале.

Работа в похмельную голову лезла туго, буквально, как верблюд в игольное ушко. Какие-то посторонние мысли, не имеющие ни начала, ни конца, с грохотом пересыпались, как камни в бочке. Ругая про себя тлетворного Марека, он придвинул калькулятор и принялся высчитывать, когда Анюта работает в ночную смену. Посчитал раз, другой. Однозначности не получалось. Выходило так, что может быть работает сегодня, а может, и нет. Всё-таки месяц почти прошёл, график мог поменяться. Кто-то на больничный ушел, кто-то из отпуска вернулся… подмены, перемены…

«Чего я дурью маюсь? Надо позвонить да спросить!».

Охваченный внезапной решимостью, Илья снял трубку внутреннего телефона и набрал хорошо знакомый номер.

— Да, — подтвердил усталый женский голос с того конца линии, — она сегодня работает с восьми.

Илья почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Поблагодарив и взглянув на часы, он убедился, что стрелки вплотную приблизились к семи. Так, в восемь, звонить ей ни к чему, пусть человек приведёт себя в порядок, чайку попьёт, пощебечет с тётеньками, глядишь, добрее будет. Однако и тянуть сильно нельзя, а то станет сонная и злая. Часиков так, в девять, будет нормально. Да позвоню-ка я ей, в районе девяти. Он встал, прошёлся по комнате, подошёл к вытяжному шкафу, зачем-то заглянул в него, ещё раз прошёлся. Принятое, наконец, решение, приятно щекотало нервы. Да, кстати, как там, насчёт чая? Илья вспомнил, что ничего еще сегодня не ел, только кофе попил днём. Сразу засосало в желудке. Порывшись в столе, где они хранили чайную утварь, он среди кучи сомнительной чистоты тарелок и стаканов обнаружил полиэтиленовый мешок с сухарями. Это Ольга, Володькина жена, движимая чувством заботы и бережливости, собирала дома недоеденные куски хлеба, обрезала их, сушила и отдавала мужу на работу. Кроме этого, Илья поживился остатками сахара, в жестяной банке из-под кофе и почти полной коробкой индийского чая. Поставив чайник на плиту, и взяв в руки сборник тезисов очередной конференции, он принялся ждать.

Назначенное Ильёй самому себе время давно миновало. На часах было уже около десяти, а он всё сидел, подперев голову руками. Решимость, внезапно овладевшая им два часа назад, куда-то вся испарилась, уступив место давешним бесплодным сомнениям. Он несколько раз клал руку на телефонную трубку и, помедлив, опять убирал. Внезапно, телефон зазвонил сам. В тишине, звонок грянул подобно грому, Илья аж подпрыгнул на стуле. Несколько секунд сидел неподвижно, глядя на заливающийся телефонный аппарат, затем выругался и взял трубку.

— Титанам науки, пламенный привет! — заорал оттуда Марек. — Как самочувствие, романтик? — и, не слыша ответа, забеспокоился. — Эй, титаньё! Илюха, ты где? Я туда ли попал?

— Туда, туда, трепло!

— Дерзишь? — удивился Марек — А, болеем, наверно? Головка бо-бо?

— А у тебя не бо-бо? Сводник проклятый.

— Хе… Нет. Мы тут с ребятами маленько поправились. У меня ещё осталось! Хочешь?

— Иди ты!

— Спасибо бы хоть сказал. Я тебя, между прочим, всю обратную дорогу, чуть ли не на себе пёр, лося такого!

(Вот как я дома оказался!)

— Что молчишь? — не унимался Марек. — Стыдно да? Ясно, от тебя благодарности не дождёшься… Ну, а как девочки? Девчонки-то понравились?

— Не помню я ни хрена! — досадливо сказал Илья. — Всё как в тумане…

— Ну, ты и учудил под конец, — Марек радостно забулькал, что у него изображало смех, — улёгся, понимаешь, поперёк кровати и уснул сном младенца. Дамы говорят, а мы где же спать будем? Я им говорю, вы вторую кровать подставьте и ложитесь с двух сторон от него. Ха-ха! Не захотели. Что с ним, говорят, таким делать? Пришлось будить, как не жалко было.

Илья поморщился от этих подробностей, как от зубной боли. Да, тоска! Обделался, можно сказать.

— А ты, чего тут так поздно? — спросил он, дождавшись пока Марек, закончит хрюкать и булькать.

— Да халтурка одна, понимаешь, наклюнулась. Есть возможность срубить по лёгкому, а я таких возможностей не упускаю. Ну ладно Илюха, заболтался я с тобой, пахать надо. Отец мой был примерный пахарь, и я, как говорится, работал вместе с ним… Ты, если что, заходи, я тут до утра буду. Привет Анютке! Кстати, как там у вас лямур? Возобновился?

— Как, как… никак. Сейчас вот собирался звонить. Да ты тут влез! Весь настрой сбил, черт!

— А-а… То-то я смотрю, ты такой вздрюченный! Не дрейфь! Позвони ей, скажи: люблю, мол, тебя как родную! Ха-ха… Всё, всё, исчезаю, потом расскажешь.

В трубке пошли короткие гудки. Илья встал, потянулся, сделал несколько размашистых движений руками, расправляя затёкшие плечи. Вот змей-то, надо же, как невовремя позвонил. Он прошёлся по комнате, посмотрел на приборы. Хотя, если по-честному, дело конечно не в нём. Всё! Хватит расслабляться! Решил так решил! Он подошёл к столу и набрал номер.

— Да? — ответил, не узнанный им, женский голос. — Да, она здесь. Минуточку…

Илья слышал, как её позвали: "Ань… к телефону!" Она сидела на другом конце длиннющей комнаты, возле бокса номер девять. Илья хорошо представлял себе, как она пробирается через баррикады установок, удивлённая столь поздним звонком. В трубке несколько раз, что-то грохнуло, видимо не очень аккуратно положили на стол.

— Откуда я знаю?.. — донесся до Ильи, голос отвечавшей ему женщины. — Тебе лучше знать, кто тебе звонит, — и многозначительно добавлено. — Мужчина!

— Алло? — это была уже она. Илья молчал.

— Слушаю вас!

— Анют, это я… — сказал Илья. — Узнала?

Слышно было, как она вздохнула.

— Ну?

— Что, ну? Сказать, что ли, больше нечего? (не так разговор пошёл, не так!)

— Слушай, дорогой!.. — голос её стал твёрдым. — Чего надо-то? Говори, мне некогда!

— Ладно, не злись. Что ты? — смешался Илья — Так просто спросил. Понимаешь… Ну, одним словом…

— Да не злюсь я! — злым голосом сказала она. — Месяц, блин, ни слуху, ни духу… А тут звонит! Может, я завизжать должна от радости?