– Никого поблизости не видели? – грубовато спросил у девиц Иванов. – Может, что слышали?

Те отрицательно покачали головами. Аблов, дымя трубкой, посмотрел на Хитрово-Квашнина.

– Девиц можно отпускать, Евстигней Харитоныч?

– Пожалуй, нужды в них, вероятно, больше нет.

– Как это?! – возразил Иванов. – Они еще могут пригодиться… И хватит вам здесь распоряжаться, господин Хитрово-Квашнин!

– Вам мало только что состоявшегося разговора? – штабс-ротмистр, бросив палку на землю, строго взглянул на старшего заседателя. – Что вы еще хотели у них узнать? Ну, задавайте свои вопросы?.. Не имеются?.. Пусть идут, Филипп Елизарыч!

Старший заседатель открыл было рот, но так ничего и не сказал. Отвернувшись, он стал нервно разглаживать пятерней свой не первой свежести мундир. По знаку Аблова девушки взялись за руки и резво побежали с поляны прочь. Их сарафаны светлыми пятнами замелькали среди зелени деревьев. Иванов сплюнул на трухлявый пенек, что-то буркнул себе под нос и бесцельно зашагал по прогалине.

– Отойдем на пару слов, Филипп Елизарыч, – предложил расследователь Аблову.

Два дворянина, оттрубившие не один срок в земских исправниках, двинулись в сторону раскидистой березы. Аблов твердой походкой шел впереди. Хитрово-Квашнин, шагая следом, отметил, что к своему внешнему виду местный помещик относился, мягко говоря, небрежно. Каблуки его сапог были стоптаны, кафтан потускнел, на истертом, засаленном по краям обшлаге рукава не хватало пуговицы.

– Знаете, убийца все-таки оставил следы, – проговорил штабс-ротмистр, оказавшись в спасительной тени.

– Что вы имеете в виду?

– Отметины от трости и вот это. – Хитрово-Квашнин раскрыл ладонь: на ней лежал небольшой окурок сигары.

Аблов хмыкнул и дотронулся до окурка пальцами.

– Вы хотите знать, кто из местных господ прогуливается по округе с тростью в руке и курит сигары?.. Вельяминов, больше некому.

Хитрово-Квашнин, погладив кончики усов, задумался. Затем поглядел сквозь листву на мелкий овраг, изгибом подступавший к краю рощи.

– Вихляевка, – объяснил Аблов, проследив взгляд расследователя. – Сухая балка, выходит к речке чуть севернее Нижней Абловки.

– А там что виднеется?

Хитрово-Квашнин вытянул руку в сторону сельца, на блестевшую вдали в лучах яркого солнца красную кровлю.

– Флигель Елизаветы Артемьевны Чирковой, свояченицы помещика Чернова.

– Да?.. Все еще в девицах?

– Пережив утрату жениха, так и не вступила в новые отношения. Видно, это была настоящая любовь.

– Помню, мичман Головнин к ней сватался. Погиб в море, бедняга… Ей сейчас, поди, уже за сорок.

– Точно сказать не могу, где-то так.

Хитрово-Квашнин кивнул и с прищуром взглянул на широкоплечего поручика.

– Филипп Елизарыч, раньше или позже, но без этого не обойтись… У вас были какие-нибудь недоразумения с Сирро?

– Правильно сделали, что спросили, расследование есть расследование, – сказал Аблов, чуть улыбнувшись. – Недоразумений с французом не возникало, и знаете почему?.. Потому, что у меня с ним не было никаких отношений. Что он мне?.. Театров я не завожу, к познаниям языков равнодушен, ни к чему мне и его уроки танцев.

– Что ж, логично… Однако задам еще один вопрос. Где вы были вчера около восьми утра?

– С лакеем Васькой на берегу Самовца. Люблю, знаете, поутру рыбу удить.

Штабс-ротмистр заметил, как к прогалине, держа во рту сигару, приближается худощавый человек средних лет в двубортном сюртуке со стояче-отложным воротником, жилете, панталонах и полуботинках. На его голове элегантно сидела охотничья шляпа с двумя перьями дятла. Он помахивал на ходу тростью, впереди него, наспех обнюхивая землю, сновал каштаново-белый спаниэль.

– Кто это, по-вашему? Никак не разберу… Карицкий?.. Чернов? Или кто-то из Болотовых?

– Легок на помине!.. Вельяминов собственной персоной!

Хитрово-Квашнин с любопытством взглянул на Аблова.

– Вижу, он вам явно не нравится.

– Юлить не стану, не нравится. Не по нутру мне, простому русскому помещику, эта его любовь к англичанам. Курит сигары, вставляет в разговор английские словечки, едва ли не каждое утро овсянка на столе. Тьфу!.. Да и земельный конфликт у нас с ним не улажен.

В голове у Хитрово-Квашнина всплыла остроумная эпиграмма Сирро на Вельяминова: «Звать его Роман, отчество – Иваныч, а по мне, так Англоман Великобританыч».

Через минуту один из самых состоятельных помещиков уезда вышел на поляну и, сняв шляпу, поприветствовал всех легким полупоклоном. Выразительное лицо коллежского асессора с карими глазами и тонким носом с небольшой горбинкой сначала обратилось в сторону штаб-лекаря, а затем штабс-ротмистра.

– Рад новой встрече, Осип Петрович, – прозвучал мягкий баритон. – Евстигней Харитоныч, it’s ages since last we met! Сколько лет, сколько зим!.. Мы не виделись с тех самых пор, когда я был в наших краях уездным судьей, а вы – капитаном-исправником! Вот, наконец, и представился случай, правда, не совсем подходящий. – Он вынул сигару изо рта, подошел к месту преступления и оглядел его с печальным видом. – И кто же на беднягу посмел поднять руку? Зачем? С какой стати?.. Ведь, в сущности, это был совершенно безобидный человек, а harmless person.

Иванов угодливо улыбнулся богатому землевладельцу.

– Временное отделение нижнего земского суда за тем и послано сюда, Роман Иваныч, чтобы разобраться с убийс…

Громкий собачий визг оборвал его речь на полуслове. Пес, коему он нечаянно отдавил лапу, в отместку вцепился зубами в голенище ялового сапога.

– А-а-а, ногу мне прокусила, чертова шавка! – взвыл от боли Иванов, запрыгав на одной ноге.

– Джек, фу! – замахал руками Вельяминов. – Come! Ко мне!

Спаниэль отскочил от обидчика, пару раз тявкнул на него и послушно сел возле хозяина.

– Good boy! – похвалил тот и бросил недовольный взгляд на поручика. – А вы, сударь, тоже хороши! Смотреть надо, куда cтупаете!.. Пес у меня умный, а вы на него сапожищем! Смотрите! Джек, sit! – Животное послушно село. – Dawn! – Пес улегся. – Bark!

Спаниэль вскочил и залаял на поручика с новой силой.

– Каково! – воскликнул Вельяминов и, погладив голову собаке, повернулся к штаб-лекарю. – Осип Петрович, будьте так любезны, уделите внимание укушенной ноге заседателя.

Хитрово-Квашнин перебросился взглядом с Абловым и, встав перед бывшим уездным судьей, ровным голосом произнес:

– Роман Иваныч, позвольте взглянуть на вашу трость.

– Что? – переспросил Вельяминов. – Трость?.. Пожалуйста.

– Хм-м, – пробормотал штабс-ротмистр, изучив наконечник. – Возьмите ее обратно… Скажите, вы носите с собой карманный нож?

– Да, вот он…Постойте, уж не подозреваете ли меня?.. Если так, то совершенно напрасно!.. Во-первых, убийство случилось ранним утром, а мы с супругой поздние пташки, во-вторых…

– Увы, Роман Иваныч, под подозрением каждый местный дворянин и каждая дворянка.

– Ну, надо же!

– Ваш? – Хитрово-Квашнин извлек окурок из кармана. – Лежал возле трупа.

Вельяминов даже бровью не повел.

– Это ни о чем не говорит, в роще полно окурков от моих сигар! Все просто.

Зацепин подступил к бывшему уездному судье и с подозрением взглянул ему прямо в глаза.

– Полно окурков, говорите…

– Что?.. Что такое? Я часто прогуливаюсь здесь.

Поручик отступил на шаг, но на его лице читалось абсолютное недоверие. Он подозревал богача и делал это открыто. Тот смерил его взглядом и повернулся к Хитрово-Квашнину.

– Что там со следами от трости, Евстигней Харитоныч? Выяснили?

– Склоняюсь к мысли, что отметины здесь оставила не трость, а заостренная палка, которой Сирро разгребал листья и траву. Вон она лежит, на месте преступления.

– Ну, вот!.. А как насчет ножа?

Расследователь поманил к себе штаб-лекаря, и оба внимательно осмотрели короткий клинок.

– Что скажете, Осип Петрович?

– Определенная схожесть есть, – признал Вайнгарт. – Но чтобы назвать складной карманный нож Романа Иваныча орудием убийства, этого недостаточно.