— Бубуля Ли! — кричит Кэмдин, бросаясь к дому моего отца, ветер хлещет еще сильнее, чем раньше. Он дует так сильно, что Кэмдин спотыкается и падает в грязь.

Недолго думая, она поднимается, отряхивает колени и продолжает бежать.

Лара Линн, или бабуля Ли, как ее называют девочки, — жена моего отца. Но не моя мать. Я люблю ее так, как будто она родная, но все же Лара не моя биологическая мать.

Моя мама? Черт. Я расскажу вам, но здесь об этом не говорят. На самом деле мой отец никогда не упоминал о ней, а Морган ведет себя так, как будто ее вообще не существовало.

Помню ли я ее?

Наверное, больше, чем мои девочки будут помнить Тару.

Мое первое воспоминание — это когда она лежала голая на полу в ванной, окруженная собственной кровью и рвотой. Она была пьяна и упала через дверь душа. Я помню, как сходил с ума, думая, что мама умерла, но в то время я понятия не имел, насколько глубоко ее пристрастие к алкоголю. И хотя я сам иногда боролся с этой вредной привычкой, как и Морган, у нее была сильная зависимость, которую я никогда не понимал.

Какое у меня второе воспоминание о матери? Мой папа пробил кулаком стену столовой, веля ей убираться. Она целый день катала нас с Морганом по городу, тронувшись умом от алкоголя, а потом отвезла в бар, где отец застал нас сидящими одних. Мать ушла в другой бар, забыв, что мы были с ней.

Той ночью она уехала, а через два дня в дверях появился полицейский и сообщил, что мать погибла в автокатастрофе. Я не помню, чтобы когда-нибудь спрашивал о ней, и я знаю, что Морган не спрашивал. Отец вырастил нас один, и проделал чертовски хорошую работу.

Я думаю, что мы выросли довольно хорошими парнями, но вы скоро встретитесь с Морганом, так что я позволю вам самим судить об этом.

Сев бегает за цыплятами вокруг дома.

— Не бери этого цыпленка! — кричу я ей вслед. — Не хочу, чтобы она была покрыта куриным дерьмом, кушая в моем грузовике.

— Не буду! — кричит она через плечо и, вероятно, лжет.

Мои дети здесь, как животные, стоит только их выпустить на улицу. Полная свобода. Куры, козы, коровы, кошки, собаки — кто угодно бродят на ранчо, как им заблагорассудится. Если вы видите, как карликовая коза таранит головой шины вашей машины, знайте, что вы на ранчо Грейди. Не верите мне?

Взгляните на мой грузовик. Одна уже выбивает из него дерьмо, как будто это её работа — иметь мои вещи.

Я подхожу к Ларе Линн и застегиваю куртку, ледяной ветер хлещет меня по лицу.

— Ты видела Моргана поблизости?

Она берет Кэмдин, стряхивая с её джинсов грязь.

— Он на заднем поле, ведет стадо. Сегодня ночью грядет буря.

Я слышал о буре. Передавали по всем радиостанциям. Снежные заносы. Ветра. Типичное дерьмо здешней зимы.

Помните, я упоминал, что не люблю кататься на лошадях? Может я и не говорил, но это правда.

Мне они не нравятся.

У меня в детстве был конь. Его звали Крэнк. Он был маленьким ублюдком. Каждый раз, когда я заходил в его стойло, он пытался пнуть меня, и он любил бегать и брыкаться, когда кто-то сидел на нем. Только попробуйте надеть на него седло, и он попытается укусить, а когда поедете пасти с ним коров, он срежет в противоположное направление и отправит вас парить в воздухе, если потеряете бдительность.

Но Крэнк, этот паршивец, отправил меня в больницу, где мне наложили шестьдесят швов на голову. Мне было семь лет, и я впервые оседлал первоклассного подседельного коня (прим. пер.: Конь, ходящий под седлом, предназначенный для верховой езды) моего отца. Я взобрался на него, мне было удобно, но потом отец слез со своего коня, чтобы открыть ворота и мы могли отвести лошадей в задние загоны. Именно тогда Крэнк решил, что не хочет заходить в загон, и помчался обратно к нашей подъездной дороже. Не знаю, почему, но в тот момент я забыл все, что знал о лошадях, и начал вопить так, как будто кого-то убили.

— Натяни вожжи! — кричал мне отец, но я потерял бразды правления из-за паники. Крэнк врезался в угол сарая, а я влетел в недавно уложенный гравий. Прямо своей головой.

Потом, как будто мне нужно было больше травм с лошадьми, Морган и я взяли пару, чтобы покататься по бездорожью, когда мне было, наверное, не знаю, четырнадцать. Ему было восемнадцать. Короче говоря, после шести часов езды мы заблудились и решили сделать перерыв. Я думал, что он следит за лошадьми, он думал, что я слежу, а лошади решили, что, поскольку не привязаны и ненавидят нас за шестичасовую поездку по пустынной местности, то дадут деру. И если вы когда-нибудь гнались за конем, то в курсе, что он будет убегать от вас. Я был в хорошей форме, как и Морган, но не настолько, чтобы догнать этих животных. Я подобрался достаточно близко, чтобы потянуть за хвост Декстера, на котором я ехал, но это только заставило его нестись еще быстрее.

Через час мы добрались до черты города Амарилло, и нам пришлось остановиться, чтобы спросить, не видел ли кто-нибудь двух лошадей. Мы нашли одну пожилую пару китайцев, которые были явно не из Техаса и стояли на тротуаре, как будто увидели привидение. Запыхавшись и едва отдышавшись, я спросил:

— Вы случайно не видели двух коней?

Мужчина медленно моргнул. Они не говорили по-английски. В конце концов, мы нашли их возле хозяйственного магазина, они ели траву в саду на открытом воздухе.

О, а потом был случай, когда одна лошадь нагадила на меня. Я опущу эти подробности, потому что, хотите верьте, хотите нет, но у меня слабый желудок.

Нет нужды говорить, что я не имею с ними дела, если в этом нет крайней необходимости.

Прыгаю в машину и гоню на задние поля. Проезжаю мимо двухъярусного дома, где живут ковбои. У моего отца около пятнадцати парней, которые работают на ранчо вместе с моим братом и мной. Мы занимаемся всем: от выращивания кобыл и скота до разведения. Это полностью действующее ранчо уже более ста лет, и когда вы здесь, кажется, что вы находитесь в богом забытом месте.

Это потому что так и есть. Техас заставляет всех чувствовать себя так. И гребаный ветер не помогает.

Вытирая слезы с глаз, киваю Престону, одному из работников ранчо. Он делает то же самое, к счастью, забыв о нашей беседе, когда мы виделись в последний раз. Он приподнимает шляпу, и я замечаю, что у него синяк под глазом из-за наших разногласий прошлой ночью. Не могу сказать вам, из-за чего. Наверное, из-за игры в покер.

Верьте или нет, но не я начинал большинство своих драк, несмотря на мою репутацию. Заканчивать их? Это другая история. Меня воспитали с пониманием того, что драку затевать не нужно. Но если кто-то замахнется на меня, тогда бей в ответ.

Я знаю, что Престон нанес первый удар… после некоторого подстрекательства с моей стороны.

Какое все это имеет отношение к моему рассказу?

У парней Грейди есть три черты.

Гордый. Агрессивный. Трудолюбивый.

И это объясняет поступки Моргана Грейди. Что ему не характерно?

Быть изменником. Это не в его духе, что заставляет меня задуматься о том, что произошло прошлой ночью, несмотря на то, что я хочу держаться подальше от его драмы.

Я нахожу его на поле, как и говорила Лара Линн. Он чинит опрокинутый забор. Как я уже упоминал, ветер здесь никогда не стихает, и часто приходится чинить заборы. Если не ветер, то бык, вол или кто-то еще, кто решает, что больше не хочет здесь находиться.

Как и жены. Иногда я могу быть настоящим мстительным засранцем.

Выключив двигатель, выхожу из машины. Морган выглядывает из-под своей ковбойской шляпы черного цвета, на его лице застыло выражение разочарования и раздражения. Я смотрю на Моргана. В любом случае. Он научил меня всему, что я знаю о сельском хозяйстве, и поддерживает меня, даже когда я ошибаюсь.

Стоя перед ним, засовываю руки в карманы куртки, отворачиваясь от ветра. На меня таращится корова, которая, скорее всего, виновата в том, что эта часть забора обрушилась.

— Не втягивай меня в свою драму.

Морган выпрямляется, склонив голову в мою сторону, и бросает колючую проволоку, которую держал в руке, себе под ноги.