— Кейси, тебе нужно тужиться, — говорит ей доктор, вероятно, надеясь, что она его послушает.

— Я не могу здесь находиться, — стонет Сев, вставая со своего места после того, как мы сказали ей, что она не может забрать себе плаценту.

Слава богу, Лилиан выводит девочек из комнаты, потому что в этот момент до меня доходит, что они не должны все это видеть. Я остаюсь с моей очень испуганной женой, которая вот-вот родит впервые. Понимаю, почему она паникует. Я потерял сознание, когда родилась Кэмдин, и был пьян в тот день, когда родилась Сев.

Кейси начинает плакать, и я беру ее за руку.

— Давай, любимая. Ты должна тужиться.

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Хорошо.

Через пять минут наш третий ребенок появляется на свет. И когда я смотрю на Кейси, вспоминаю день, когда мы встретились. Это было наше начало, и, кажется, что прошла целая вечность.

ГЛАВА 40

Новый член семьи Грейди

Он самый милый малыш во всем мире.

КЭЙСИ

Я плохо помню роды. Я была в таком шоке, когда у меня отошли воды, что как только мне предложили анастезию, я протянула руку и сказала: «Сделайте укол, черт возьми». Вытолкнуть ребенка весом семь футов (прим. пер. 3,18 кг) из вагины с обезболивающим звучало намного лучше. Я помню, как Сев спрашивала, может ли она посмотреть на плаценту. И Кэмдин постоянно хотела удостовериться, что со мной все в порядке. И я помню тот момент, когда мой малыш сделал свой первый вдох.

Мальчик. Я стала мамой прекрасного мальчика.

Помню, я где-то читала, что когда первой рождается девочка, значит, матери ребенка нужно повзрослеть. Когда рождается мальчик — ей нужно испытать настоящую любовь.

У меня сын, и, на мой взгляд, у меня все сходится, потому что я не уверена, что когда-либо испытывала такую любовь. По крайней мере, не от своей матери. Но мои дети никогда не буду сомневаться в моей любви.

— Бэррон, я так его люблю. — Плачу, прижимая нашего сына к груди. Наш малыш кричит, будучи в дурном настроении, весь в… я не хочу знать что это, но я держу его на руках. Так как Бэррон держит девочек. Как мать должна держать своих детей. — Я так сильно его люблю.

— Дорогая — ты умница, — говорит он мне, касаясь головки нашего сына, а затем целует меня в лоб. — Как мы его назовем?

Я улыбаюсь сквозь слезы.

— Остин.

— Прекрасное имя.

Это прекрасно.

В тебе я нашла себя.

— Нашедшая навсегда

ГЛАВА 41

Полчеловека

Я не плачу, это вы плачете!

БЭРРОН

Сын. У меня есть сын. Маленький мальчик с фамилией Грейди.

Мой папа смотрит на мальчика в моих руках.

— Он похож на тебя.

Я борюсь со слезами и киваю, не в силах произнести какой-либо ответ. Боюсь, если я попытаюсь сделать это, мой голос будет дрожать, и не будет звучать так уверено, как мне бы хотелось.

Морган забирает у меня своего племянника, улыбаясь ему.

— Извини, малыш, но ранчо принадлежит мне, а Кэмдин — мой заместитель. Но я возьму тебя в долю.

Я качаю головой из-за того, что он все это рассказывает новорожденному, но это же Морган. Ему нужно констатировать факты в данный момент.

Лилиан входит в палату, держа Сев на бедре. Дочка бросает взгляд на Остина, а затем на Кейси.

— Это вышло из твоего живота? — спрашивает она отчасти с отвращением, отчасти с интересом в голосе.

Кейси кивает, поглаживая спину Кэмдин, которая сидит рядом с ней на кровати. Дочка помогает выбрать, во что одеть Остина.

Сев глазеет на Остина, он корчится в объятиях Моргана. Когда малыш начинает рыдать от негодования, дочка переводит взгляд на меня, затыкая уши. Мы все смеемся, потому что никогда не знаешь, о чем она думает.

Сев также садится на кровать, и Кейси, приобняв девочек, спрашивает, какое второе имя дать Остину.

— Мы можем выбрать? — спрашивает Кэмдин.

Первая предлагает Сев.

— Дэмиен.

Широко распахиваю глаза. Дэмиен? Господи. Насколько темна ее душа (прим. пер. в США имя Дэмиен у некоторых ассоциируется с дьяволом или злом. Ассоциация возникла благодаря фильму ужасов «Омен» 1976 г.)?

— Нет, это тупое имя, — говорит ей Камдин, закатывая глаза.

— Нет, это не так. — Сев толкает ее. — Ты тупая. Мне нравится это имя.

— Что насчет Кристофера. Остин Кристофер звучит как имя очаровательного принца.

Сев слезает с кровати и подходит ко мне.

— У меня голова от них болит. Я хочу есть.

Беру ее на руки.

— Хорошо, пошли устроим набег на торговые автоматы.

Прежде чем уйти, бросаю последний взгляд на Кейси, которая держит Остина на руках.

В моей голове всплывает момент, когда она сказала мне «да». Это та девушка, которая носит мое кольцо. Она ростом пять футов десять дюймов — непредсказуемая и горячая, как лесной пожар. Кейси не бросит меня, потому что жизнь в маленьком городке для нее. Ей нравится, что у нас во дворе живут козы, а на прошлой неделе Кэмдин привела в дом лошадь. Ее не волнует, что в нашей гостиной пахнет коровьим дерьмом, когда дует ветер. Ее не беспокоит, что я встаю до восхода солнца и возвращаюсь после наступления темноты.

Кейси… хочет иметь такую жизнь.

Она хочет нас.

Посмотрите, как она держит нашего новорожденного сына и обнимает девочек. Это моя жена. Вот как выглядит любовь.

Я не могу рассказать вам, как устроен брак. Но могу сказать, что любить женщину — это искусство, из-за которого даже художник задается вопросом, вдохновлен он или замучен. Кейси, заставляет меня чувствовать все это одним своим дыханием.

Мы с Сев выходим из палаты, и она достает из кармана сложенный лист бумаги.

— Я нарисовала это для тебя.

Беру в руки бумагу и разворачиваю ее. Ее навыки рисования улучшились, но я до сих пор не могу это расшифровать.

— Что это?

— Мамочкина вагина в джунглях.

Я фыркаю от смеха и кручу рисунок, глядя искоса на черно-фиолетовые каракули.

— Именно так она и выглядит, малышка.

ГЛАВА 42

Деревенская жизнь

Эта жизнь была предназначена мне судьбой

КЕЙСИ

2 ГОДА СПУСТЯ

Тот, кто сказал, что проститутку нельзя превратить в домохозяйку, действительно должен извиниться передо мной. Ха. Шучу. Я никогда не была проституткой, но, если серьезно, я ответственно отношусь к своей роли — жена владельца ранчо и мама.

Все в Техасе мне по душе. Мне даже нравится ветер. Я могла бы обойтись без запаха коровьего дерьма, но это напоминание о том, что теперь я дома. Я живу со своей семьей здесь и ничего не хочу менять.

Говоря о коровьем дерьме, мой бедный маленький мальчик теперь хорошо знает, что нельзя играть в куче вонючих какашек.

— Фу, — произносит сын, глядя на свои руки.

— Я же говорила тебе не трогать это, — напоминаю я ему, а он швыряет дерьмо на стену ванной. Малыши, черт возьми. Ему только что исполнилось два года, и Бишоп каждый день рассказывает мне, что Остин — вылитая копия Бэррона в детстве. Я в этом не сомневаюсь.

— Дедушка Джонни здесь! — объявляет Кэмдин, высунув голову из-за угла, ей видно, как его грузовик заезжает на подъездную дорожку.

Вытаскиваю Остина из ванны.

— Больше не играй с какашками.

Он кивает, но я не уверена, что он больше не полезет в дерьмо. Я каждый день говорю ему не дергать Сев за волосы, но он все равно это делает. Даже когда она угрожает превратить его в девочку.