Узнав о скором возвращении разведчиков, Карантир сначала развил кипучую деятельность — зачем-то надел нарядную котту, после набрал букет ярких осенних цветов самых разных окрасок — розовых, белых, сиреневых, желтых с пушистыми головками и стрельчатыми лепестками, делающими их похожими на небесные творения Варды. Он несколько нетерпеливо выслушал приветствие и краткий доклад командира, глазами ища целительницу, а после, подойдя к ней и убедившись, что ничего дурного с синдэ не произошло, потребовал подробный отчет о походе.
«Зачем я это спросил у нее? Зачем?! — мысли Карнистира заметались. — Ведь заготовил же другие слова. Совсем. Сейчас. Да. Именно. Сейчас».
— Ланти, — неожиданно перебил деву лорд. — Это тебе.
Букет перекочевал в руки синдэ.
— Насколько я знаю, они не обладают целебными свойствами, — начала она.
— Нет, они не для этого, — пояснил Морьо, краснея до кончиков ушей. — Это… думал… яскучалихотелпорадоватьтебя!
Несмотря на выпаленные на одном дыхании слова, Лантириэль поняла его и, улыбнувшись, взяла за руку.
— Благодарю тебя. Они красивые. Люблю астры, — глаза девы счастливо засверкали, отражая состояние ее фэа, что потянулась навстречу душе лорда Таргелиона.
— А завтра уеду я, — вздохнул Морифинвэ. — На свадьбу.
— Вы женитесь? — не веря своим ушам спросила Лантириэль.
— Не я, — тут же пояснил он. — Кузен, один из лордов Дортониона.
Синдэ выдохнула и вновь улыбнулась.
— Разве ж я могу жениться, — неожиданно признался он. — Клятва напоминает о месте, твердыня Врага еще не сровнена с землей!
— Видно, ты еще не встретил ту…
— Встретил! — грозно и громко заявил Карнистир, резко развернулся и ушел, чтобы спешно покинуть крепость с небольшим отрядом верных.
Дары для Ангарато и Эльдалоттэ он не забыл только благодаря тому, что собраны и упакованы они были заранее, как и розданы все распоряжения командиру, оставшемуся главным на время отсутствия Морифинвэ. Дня через два пути Карантир понял, что не связался с братьями, а палантир остался в крепости. Решив, что возвращаться он точно не станет, лорд Таргелиона продолжил свой путь.
Закрытые и запретные земли манили, но не пускали к себе. Деревья приветливо шелестели листвой, обещая уютную тень и укрытие от ветра, но лишь на расстоянии. Стоило деве приблизиться к ним, как могучие грабы принимали очертания оплетенных паутиной засохших елей, угрожающе выставивших острые обломанные ветви в сторону нолдиэ. Ириссэ пыталась преодолеть преграду с закрытыми глазами, запомнив расположение тропы на расстоянии, однако вновь магия Мелиан не позволяла ей проникнуть в Дориат, разворачивая и выводя по небольшому кругу за границу. Порой дева слышала голоса синдар и даже несколько раз пыталась позвать стражей. Ответом была тишина или однозначное предупреждение — стрела вонзалась в землю недалеко от ее ног. Верхом же пересекать Завесу нолдиэ не пробовала ни разу, опасаясь за жизнь коня.
Той ночью она решила не останавливаться и продолжила свой путь вдоль границы Дориата. Ветер все чаще доносил веселые голоса синдар и звуки музыки, а чуткий нос девы улавливал аромат жаренного мяса.
«Никакого представления об осторожности! — возмущенно фыркнула дочь Нолофинвэ. — А вдруг враги? Если нападение, а они празднуют? Не выйдет ничего у Артанис — какие из них воины!»
Ириссэ неспешно шагала, пользуясь тем, что свет Исиля озарял землю, а тропа была ровной. Постепенно воцарилась тишина, изредка прерываемая шорохом крыльев да уханьем совы. Дева остановилась, подняла голову и замерла, любуясь звездами и луной. Серебряный свет падал ей на лицо, холодными бликами играя на волосах и платье, немного выглядывающем из-под плаща. Казалось, время замерло, застыло, чтобы в следующий миг разбиться, разлететься на осколки и пуститься вскачь в бешеном ритме вместе с кровью Ириссэ, бившейся в висках, ладонях и сердце. Голос, незнакомый и прекрасный, полный боли и надежды донес до Аредэль ветер. Дева желала слушать и слушать его, наслаждаясь и открывая для себя доселе незнакомые ей свойства фэа, что устремилась к неизвестному певцу. Однако вместо того, чтобы отыскать менестреля, она, повинуясь какому-то странному порыву, выслала коня в галоп, быстро покинув это место.
Вскоре Исиль скрылся за небольшим облаком, и Арельдэ перешла в шаг.
С той ночи прошло немало времени, нолдиэ проехала много лиг и уже не обходилась без костра холодными ночами. Возможно, следовало внять голосу разума и если не повернуть назад, то хотя бы направиться в сторону Амон-Эреб, чтобы переждать холода у Амбаруссар, но вместо этого дева упорно держала путь на север. Странное чувство охватило Ириссэ — она словно вновь приблизилась к Завесе, ощутив неприятную холодную и липкую магию Мелиан. Аредэль удивилась и даже сверилась с картой — впереди простирались земли кузенов, Куруфина и Келегорма, Дориат остался южнее и западнее, а на востоке находился древний лес, Нан-Эльмот. Решив, что ей почудилось, Нолофинвиэн продолжила свой путь, постепенно и незаметно приближаясь к старым деревьям.
Низкие облака застилали небо уже несколько дней подряд, угрожая холодным дождем. Дева зябко куталась в плащ и желала поскорее оказаться в тепле, у огня и в безопасности. Однако все, что она могла сделать, это спрятаться от хлестких порывов ветра на опушке леса. Конь сначала неохотно и настороженно отнесся к идее приблизиться к Нан-Эльмоту, будто решил, что нолдиэ вновь оказалась у Завесы Дориата. Он точно также напряженно пофыркивал и стриг ушами, словно выискивал мороки среди ветвей. Однако вскоре настроение его переменилось, и он сам свернул на еле заметную тропку, уводящую вглубь леса. Ириссэ же задремала, оказавшись в относительном тепле — ветер гулял высоко в кронах и не пытался пробраться под плащ девы. Аредэль снился небольшой, но крепкий дом, надежный, безопасный, с хорошей конюшней рядом, с мастерской. Дверь его была приветливо открыта, а изнутри доносились ароматы трав и жареного мяса. Ириссэ лишь на мгновенье замерла на его пороге, как вдруг в ее видение ворвался он, Голос. Картинка разлетелась на куски, показав напоследок рассерженного сгорбившегося эльда и майю Мелиан, вмиг растворившуюся среди деревьев и посверкивавшую на них почти незримой паутинкой.
Аредэль распахнула глаза. Было душно и почти страшно. Развернув коня, она пустила его рысью, желая поскорее покинуть это место. Тропа то исчезала, то вновь появлялась, неизменным оставался лишь голос, услышанный ею всего раз, но ставший словно частью фэа и в то же время ее хранителем. Когда же показалась опушка, конь арбалетным болтом вылетел на свободу и достаточно долго не желал останавливаться. Наконец он решил перейти в шаг, и дева с удивлением обнаружила, что от туч не осталось и следа, а осеннее солнце несильно, но приятно грело, озаряя лучами равнину и водную гладь реки, которую предстояло пересечь. Ириссэ бросила взгляд на восток — над лесом клубились тучи, и она искренне удивилась, что смогла посчитать его надежным укрытием. Чем дольше Арельдэ смотрела, тем сильнее хотелось вернуться, убедиться в своей правоте, но стоило ей сделать лишь шаг в направлении Нан-Эльмота, как вновь раздался голос, поющий о надежде и любви. Тряхнув головой и откинув назад волосы, Ириссэ смело пересекла Келон и направилась к Эстоладу.
— Морьо! Рад видеть тебя, — поприветствовал брата Куруфин. — Проходи.
Верных, безусловно, пригласили тоже, и они, с любопытством озираясь по сторонам, проследовали за сопровождающими в крепость Химлада.
— Ты неожиданно, — произнес Искусник, поднимаясь с братом в гостиную. — Мы думали, что свяжешься по палантиру.
— Так вышло, — небрежно бросил Морьо.
— Турко уехал. Мне твой верный сказал, что лорд Таргелиона направился в Дортонион. Так что я даже удивлен, что ты все же решил навестить меня.
— Я уже сказал — так вышло! — начал сердиться Карнистир.
— Понял-понял, не кипятись, — добродушно усмехнулся Куруфин.