— Тогда завтра утром отправляемся, — решил молодой лорд.

Верные, услышав приказ, радостно загудели.

Очередной наполненный хлопотами день клонился к вечеру. Не занятые дозором и сбором провизии воины готовили ужин, и по поляне разносился терпкий, густой запах приправ, среди которых можно было различить перец, базилик и чабер. Тьелпэ невольно облизнулся и, улыбнувшись, устроился возле костра.

«Интересно, как там отец? — подумал он. — Вернулся уже, или пока нет?»

Он подобрал одну из припасенных для костра веточек и, достав нож, принялся вырезать какую-то фигуру. Скоро стало понятно, что выходит заяц.

«Совсем как аммэ когда-то дома», — подумал он, и на сердце набежала грусть.

По матери он очень скучал. Никогда прежде они не расставались надолго. Но отпустить отца одного в Эндорэ он тоже не мог, а мама все же осталась в безопасном Амане.

— Как думаете, Вилеон, — заговорил он и тряхнул головой, стремясь отогнать печальные мысли, — нам хватит этого, чтобы пережить зиму?

Тьелпэ выразительно обвел рукой поляну, и верный, подумав немного, покачал головой:

— Впритык, мой лорд.

— Надо больше?

— Да.

— Значит, охотимся, отвозим мясо в Химлад и едем дальше. Хлопотное это дело, оказывается, — признался Тьелпэринквар, а затем решил добавить, — но очень интересное!

Он оглянулся на Вилеона, поймал одобрительный взгляд и весело улыбнулся. Хотелось, конечно, чтобы его усилия оценили потом отец и дядя, но это он узнает только в конце пути.

По берегам Сириона шелестел камыш. Он пел протяжно и тоненько, словно о чем-то хотел рассказать. Быть может, о далеких местах, где довелось побывать потоку, будучи еще ручейком, или о тех, кого повстречал он на своем длинном, извилистом, полном препятствий пути.

Армидель вздохнула, и легкая, немного мечтательная улыбка мимолетно коснулась ее уст. Она не знала ответа этот вопрос, и все же ей было, о чем поговорить с рекой.

— Моя госпожа, — услышала она за спиной голос одного из верных и обернулась, посмотрев вопросительно, — прикажете пристать к берегу?

Дочь Кирдана задумалась, а после решительно покачала головой:

— Мне не потребуется много времени. Переночуем на рейде, а утром отправимся в обратный путь.

— Слушаюсь, принцесса.

Верный склонил голову в почтительно поклоне и отправился отдавать приказания. Фалатрим подвели судно ближе к устью реки и бросили якоря. Паруса свернули, и Армидель на миг показалось, будто огромная диковинная птица сложила крылья, намереваясь погрузиться в сон.

Закат прогорал, и дева, еще не успевшая привыкнуть к этому новому для всех, волшебному зрелищу, смотрела, не отрываясь. Скоро сполохи погасли, и синее небесное покрывало стало фиолетовым, а затем черным, проступили звезды, и тогда Армидель закрыла глаза, намереваясь свершить то, ради чего добиралась сюда.

Она распахнула фэа, прислушиваясь к голосу водного потока, и сразу же смолкла тихая песнь камыша, зато послышались иные, гораздо более громкие и грозные. Дочь Кидана вздрогнула и стала внимать. Топот ног, тяжелый и устрашающий, мерзкие крики. Размытыми тенями виднелись силуэты нолдор, словно спрятанные за пеленой тумана, однако фигуру Финдекано она смогла различить практически сразу: было в ней нечто, делавшее невозможным спутать его ни с кем другим. Завязался бой, тот самый, начало которого Армидель уже видела дома, в Бритомбаре. Вот показались и напали на малочисленный отряд ирчи. Фэа девы металась от ужаса и осознания того, что именно может сейчас произойти. Яростно ржали кони. Враг напирал, и вот уже за тушами темных тварей стало не различить горстки эльдар.

Армидель мысленно почти приготовилась к неизбежному, однако в этот самый момент картинка сменилась, и она чуть было не закричала от радости — еще одна группа квенди, на этот раз совершенно ей незнакомых, появилась на берегу Нарога и бросилась на выручку нолдор. Вновь зазвенел металл, брызнула в разные стороны орочья кровь. Дева не заметила, сколько минуло времени, однако настал момент, когда бой завершился. Тишина почти оглушила ее.

«Где же он? — подумала встревожено Армидель. — Что с ним?»

Невыносимо хотелось броситься вперед, чтобы самой выяснить. И только понимание, еще теплящееся на краю создания, что это видение из прошлого, удерживало ее на месте. А там, за пеленой водяного тумана, золотоволосый эльда спешился и кинулся к кому-то, лежавшему на земле, в котором мгновением позже она узнала дорогого ей нолдо.

Дочь Кирдана вскрикнула, уже не мысленно, а наяву, и верные встревоженно обернулись за зов. А незнакомец тем временем поднял голову Финдекано, вгляделся в черты, и по глазам его, по несомненно отразившемуся в них облегчению она поняла, что сын Финголфина жив.

Армидель в свою очередь ощутила, как с плеч упала гора размером с Тангородрим, и на бледном лице ее появился намек на первую, пока еще слабую улыбку. Воины же, как поведала вода, наскоро соорудили из копий и плащей носилки и бережно положили на них своего командира. Отряд тронулся, и вскоре фигуры их растаяли. Больше смотреть было не на что.

Дева провела ладонями по лицу, не без труда возвращаясь в реальный мир, и подумала, что сможет теперь, пожалуй, дождаться известий. Ведь окажись раны Финдекано опасны, его спутники не остались бы спокойными. Хотя, конечно, она желала сейчас очутиться с ним рядом — убедиться, помочь. Однако это было невозможно. Во всяком случае, пока.

Армидель присела на бухту каната и, обхватив колени, стала смотреть, как восходящий Итиль серебрит морскую гладь. Ветер дул с северо-востока, и легкого пути домой им ждать не приходилось. Однако такие мелочи никогда не останавливали морской народ.

На границе было удивительно спокойно: ни орки, ни иные твари Моргота в последнее время не пытались проникнуть за Завесу. Пришлых из-за моря эльдар тоже давно не наблюдалось.

Белег спрыгнул с граба, прислонился к его широкому стволу и мечтательно прикрыл глаза. Сегодня у стражей должен был состояться праздник — день звезды Маблунга. Конечно, пир подобно тем, что устраивали в Менегроте, в пограничье показался бы неуместным, однако на этот раз ожидались даже танцы — Даэрон, недавно прибывший из дворца владык к самому краю Завесы, обещал исполнить и веселые мелодии, и лирические, дабы все синдар могли порадоваться разным, но одинаково красивым песням.

Дождавшись, когда его сменят, Белег направился на поляну, которой суждено было стать праздничной залой. Цветы и листья в изобилии украшали импровизированные столы, представлявшие собой расстеленные на земле плотные плащи. Незамысловатые кушанья уже подавались, потому как состав гостей все время менялся: даже в праздник они не должны были забывать о службе и охране Дориата. Кубки наполнялись разбавленным ягодным вином, синдар смеялись легко и непринужденно, совсем иначе, чем то было принято в Менегроте. Даже за владык выпили всего один раз, а дальше словно забыли о них.

Сначала Даэрону абсолютно все казалось неправильным, чуть ли не искаженным — как можно в праздник не думать о великом Элу и мудрой Мелиан! Он попытался исправить ситуацию, подсказать, как стоит веселиться, однако в его руки тут же вложили горшочек с восхитительно пахнущим тушеным мясом с овощами, и менестрель на время забыл, что еще совсем недавно ему абсолютно ничего не нравилось из происходящего на поляне.

Еще одни стражи сменили других, обрадованно располагаясь рядом со столами. Однако постепенно яства перестали привлекать эльфов, и те порой начинали выразительно поглядывать на менестреля. А Даэрону вдруг стало так легко и светло, что захотелось рассмеяться, обнять весь Белерианд и даже Аман и подарить это чувство всем, каждому, кто живет в этом удивительном мире. Руки невольно потянулись к лютне, и чарующая мелодия полилась над лесом.

Синдар праздновали до рассвета: пели, танцевали, смеялись. Они слушали баллады менестреля, его пронзительные, цепляющие до самых тайных глубин фэа мелодии, исполненные на флейте, и, наконец, разошлись отдыхать, когда лучи Анара позолотили верхушки грабов. И никто не заметил, что сам певец направился к границе, к выходу из Дориата.