Кричали чайки, летая над морем, словно приглашали посмотреть на готовившееся торжество. Море с шумом выплескивалось на берег, оставляя после себя пышные белые шапки пены.

Идриль, а затем и Турукано, обнялись с прибывшими, и король с женой отправились вслед за родичами в самый большой шатер.

— Так значит, ты все-таки намерен искать Эленвэ? — спросил спустя какое-то время Финдекано у брата, когда Туор с Итариллэ ушли гулять на берег.

— Да, — кивнул тот в ответ. — Я не буду знать покоя, если не попытаюсь. Твой сын считает, что шанс есть.

— Понимаю и охотно верю. Он в самом деле многое перенял у владыки Кирдана и разбирается в мореходном искусстве лучше меня. И все же я надеюсь, ты будешь осторожен и вернешься, если поймешь, что путь в Аман в самом деле закрыт от нолдор.

— Финьо! — не без удивления воскликнул Тургон. — Тебе ли говорить об осторожности?

Старший брат рассмеялся:

— Вот как мне аукнулось то юношеское легкомыслие. То ты, то Эрейнион постоянно меня им попрекаете.

— А, может, восхищаемся? — серьезно спросил младший брат и перевел тему разговора. — Как отец?

Фингон помрачнел:

— Без изменений. Мы его часто навещаем, но, кажется, пройди еще тысячи лет — Нолофинвэ будет лежать все так же.

— Он ничего не слышит?

— По-видимому, нет. Хотя, знать это наверняка может только он.

Братья дружно вздохнули и долго молчали, погруженный каждый в собственные думы. Однако вскоре донесшийся до них веселый смех развеял подступившую тоску.

Через два дня, когда прибывшие из Ломинорэ гости отдохнули, Туор с Итариллэ поженились.

Закат полыхал яркими красками, все так же мерно плескалось море. Итариллэ, одетая в белое с золотом платье, вышла вперед, туда, где стояли Финдекано и Турукано, и Туор, одетый в наряд родовых голубых с серебром цветов, взял ее за руки и долго-долго смотрел в глаза.

Звуки арф стихли, и жители Виньямара, пришедшие на торжество, смолкли, затаив дыхание. Оба Нолофинвиона по очереди благословили союз, и жених с невестой обменялись золотыми кольцами.

— Счастья вам! — крикнул кто-то из присутствующих.

— Еще один союз эльфов и людей, — улыбнулась одна из нисси.

Стоявший рядом нэр спросил ее:

— Людей ли? Ведь молодой муж эльф во всем, кроме плоти.

Туор склонился и, обняв крепко ту, что стала отныне его женой, со всей страстью поцеловал ее.

Закат догорел, и над головами молодоженов взошла серебряная звезда. Зазвучала музыка, и муж пригласил свою возлюбленную супруг на танец. Счастье билось в их сердцах, грозя выплеснуться наружу. Итариллэ улыбалась. Туор же, глядя пристально ей в глаза, словно считал убегавшие сквозь пальцы минуты.

Скоро взошел на небо Тилион, и начался пир. Прямо посреди возрождающегося Виньямара были расставлены столы с угощениями, и искусство тех, кто приготовил блюда, с лихвой компенсировало недостаток разнообразия.

Итариллэ с Туром остановились, обнявшись, у самой кромки прибоя, и море набегало, лаская их ноги.

— Мельдо, — прошептала она и, прижавшись всем телом, запустила руку мужу под котту, сжав его порядком напряженную плоть.

Дыхание Туора сбилось, и он с упреком покачал головой:

— Я ведь и так с трудом держусь. Зачем играть?

Идриль со страстью в голосе зашептала:

— Должно быть, я просто иначе ощущаю отпущенное нам время. Сколько лет пройдет, прежде чем ты покинешь меня навсегда и уйдешь на пути людей? Пятьдесят лет? Или чуть больше? Для тебя это целая жизнь, но для меня… Для эльфа такой срок — только перевести дух после свадьбы и задуматься о рождении детей. Всего лишь миг — и ты исчезнешь. Туор… Не желаю больше ждать! Хочу тебя, целиком, прямо сейчас. До самого конца!

Муж крепко сжал жену в объятиях и, поцеловав в шею, пробормотал:

— Пошли!

Они взялись за руки и отправились вдоль кромки прибоя прочь от всех. Огни светильников погасли вдалеке, тени сгустились, и тогда Туор, скинув плащ, расстелил его на песке и увлек на него жену.

Раздеться уже ни он, ни она не успевали. Идриль срывающимися пальцами помогла мужу расстегнуть пряжку и немного приспустить штаны, а после, приподняла подол платья и раскрыла любимому объятия.

Он целовал ее, срывая с уст горячие стоны. Руки ласкали плечи ее, обнаженные бедра, живот, но ткань мешала, и тогда муж одним рывком разорвал на нем шнуровку и освободил грудь. Холодный ветер обдал тело Итариллэ, а нетерпеливый жар обжигал изнутри. Широкие, шершавые, но нежные и ласковые руки Туора дарили наслаждение столь сильное, какого принцесса Ондолиндэ прежде и представить себе не могла. Она застонала и прижалась еще крепче, обхватила любимого ногами, стремясь слиться с ним в единое целое, и тогда он, еще раз поцеловав ее, вошел.

Море вздымалось, стремясь накрыть супругов с головой. То ли ярилось, то ли наоборот радовалось за них. Резкие, энергичные движения Туора одновременно вбивали Итариллэ в прибрежный песок и возносили ввысь, к самым вершинам окрестных гор. Она отвечала ему, и скоро общий крик наслаждения прокатился по пляжу, вспугнув отдыхавших на камнях птиц.

Вернувшись к реальности, Идриль с улыбкой устроилась у мужа на плече и принялась, гладя на горизонт, безотчетными движениями гладить его плечо и грудь.

Когда они вскоре вновь открыли друг другу объятия, то уже никуда не спешили.

Ночь неспешно шла от заката к рассвету, то торопясь, то замедляя бег.

Уже с первыми лучами Анара, вернувшись в отведенный им до времени шатер и в очередной раз за эту ночь познав друг друга, Итариллэ ощутила, что горячее желание привести в этот мир еще одну жизнь, их с Туором дитя, наконец свершилось.

Спустя несколько дней она с уверенностью объявила мужу, что ждет ребенка. И счастье, которое прочла она в его глазах, стали ей самым лучшим ответом.

На берегу тихонько, протяжно пел запутавшийся среди осоки и финиковых пальм теплый восточный ветер. Ему вторила ровная, бархатисто-черная, под стать ночному небу, озерная гладь. В воде отражались непривычно крупные для взора северян золотистые, серебряные, голубоватые и алые звезды. Узкая изящная лодочка из выбеленного солнцем дерева мерно покачивалась на воде, кружась в ведомом ей одной танце, и двое квенди, лежавшие на дне ее, внимали этой неповторимой песне пустынного оазиса.

Галадриэль улыбнулась и, томно пошевелившись, устроила голову на плече у мужа. Келеборн обнял ее покрепче и проговорил:

— Когда мы вернемся домой, в Белерианд, признаюсь, мне будет всего этого не хватать. И этих песков, напоминающих бескрайние золотые моря, и жарких ветров, и таких вот островков жизни, кажущихся еще более драгоценными на фоне пустынь.

— Мне тоже, — откликнулась эхом Галадриэль. — Когда мы только начинали наше путешествие, я даже подумать не могла, что этот суровый, кажущийся безжалостным край так западет мне в сердце. Я понимаю князей, которые не желают покидать родные земли ради северных лесов.

— И все же я надеюсь на благоприятный ответ. Во всяком случае, Хастара и Иннара прибыли, и вряд ли только для того, чтобы сказать «нет». С таким поручением мог справиться и гонец.

— Согласна с тобой, и эта мысль вселяет в сердце надежду.

Келеборн ласково улыбнулся во тьме:

— Ты так хочешь домой?

— Да, мельдо, — подтвердила нолдиэ. — И жду того часа, когда мы сможем привести в мир дитя. Мне надоело откладывать, и даже предстоящая битва с Врагом уже не останавливает. Ведь ты уцелеешь?

— Во всяком случае, я приложу для этого все силы, — пообещал синда.

— Значит, больше и говорить не о чем. Когда назначен совет?

— Утром, после завтрака.

— Успеем.

— Да.

Келеборн слегка приподнялся на локте и, посмотрев долгим взглядом в глаза любимой, наклонился и поцеловал ее. Жена запустила пальцы в волосы мужа и принялась ласкать его. Он отстранился и, чуть заметно усмехнувшись, проговорил:

— Будет жаль, если твое красивое платье намокнет.

Галадриэль рассмеялась и, плавным движением сев, потянулась. Келеборн взялся за весла и направил суденышко к берегу. Нолдиэ первая выпрыгнула на песок и, подойдя к персиковому дереву, сорвала несколько плодов, протянув часть из них мужу: