Сквозь разбитые витражи все так же жидко светил скудный свет этого странного серого дня. В сожженную дверь залетал резкий, порывистый ветер и трепал наполовину оборванные занавеси и гобелены, гонял по полу сухую листву.

Лехтэ тяжело вздохнула и потерла виски. Смотреть оказалось больно и жутко, как будто кто-то неведомый растоптал все, что было дорого, включая саму жизнь, и умчался, а она стоит над осколками былого и старается понять, что же ей теперь делать.

Впрочем, тут как раз все ясно — надо идти и осуществить то, ради чего пришла. Расправив плечи, Лехтэ взбежала по ступенькам на второй этаж и прошла в библиотеку, где обычно лежал один из видящих камней.

— Та-а-ак, — пробормотала она, уперев кулаки в бока. — Забрали.

Значит, надо двигаться дальше, в их с Атаринкэ покои, в одну из башен. Подойдя к лестнице, она вдруг неловко споткнулась, но быстро взяла себя в руки и продолжила путь.

Один этаж, второй… Подниматься отчего-то было тяжело. Словно воздуху не хватало, и сердце давило. Она открыла рот и стала дышать чаще и глубже. Вроде бы отпустило. Остановившись перед дверью комнат, Лехтэ протянула руку, но сразу отдернула, будто обжегшись. Она не была тут с тех самых пор, как уехала к родителям. Что изменилось внутри? Что она найдет?

А впрочем, чего гадать? Надо просто сделать еще один шаг. В конце концов, нолдиэ она или кто?

Толкнув дверь, Лехтэ переступила невидимую черту и сразу как будто окунулась в прошлое. Послышался смех, ее и мужа. Или ей только показалось? Она бросилась вперед и огляделась. Нет, ничего. Безжизненно и мертво, как и везде в этой крепости. Вот только беспорядка не наблюдалось — все лежало на своих местах, где было всегда. И расческа на зеркале, и шаль, которую она кинула на кресло, и подушка… А это что?

Лехтэ стремительно подбежала к кровати и схватило то, что на ней лежало. Серебряный кулон: ландыш на цепочке с прозрачным, будто светящимся изнутри листиком. На чуть отогнутом лепестке застыла капля росы, и чудилось — еще мгновение, и она упадет, рассыпавшись веселым хрустальным звоном. Атаринкэ. Никто, кроме него, не мог сотворить такое. Подарок словно светился любовью, вложенной мастером.

— Должно быть, оставил перед трагедией, — прошептала она и развернула листок.

Знакомый почерк заставил сердце болезненно сжаться.

«Хоть я теперь и далеко от тебя, мелиссэ, — писал супруг, — но вот, прими. Это сделано для тебя, и пусть ты отказалась последовать за мной в Эндорэ, я все же не смог его уничтожить, ведь это означало бы вырвать часть своей собственной души. Надеюсь, он дождется тебя».

Лехтэ судорожно вздохнула и, сложив записку, спрятала ее в карман, чтобы после перечитать. Это послание стало той последней каплей, которая рассеяла еще остававшуюся тень сомнений. Он не разлюбил ее, и хотя, надо полагать, все же сердится, однако смысл отправиться в Эндорэ навсегда есть. Определенно есть!

Она еще раз осмотрела дар со всех сторон и уверенно надела себе на шею. Пусть будет с ней. Что бы ни случилось. Вот так.

Лехтэ посмотрела на себя в зеркало и вдруг представила, что это он сам застегнул кулон у нее на шее. И может быть, не так уж далека от истины была та фантазия?

Еще раз осмотрев покои, она убедилась, что палантира тут тоже нет, и перешла в комнату Тьелпэ.

Там все находилось в гораздо большем беспорядке, однако оставлен он был не рукой Врага, как внизу, а самим сыном. Вещи вперемешку валялись на полу: по-видимому, он второпях искал что-то. Лехтэ нахмурилась, покачала головой неодобрительно и поддела груду носком. Внутри что-то блеснуло. Нагнувшись, она вытащила палантир. Есть! Цель достигнута! Можно возвращаться!

Государь Арафинвэ молча спускался с Таникветиль.

— Спят! Опять не пожелали даже взглянуть на меня, не то что бы услышать!

Эарвен терпеливо ждала мужа внизу, у подножия, где под величественными деревьями расположилась уютная резная беседка. Что удивительно, принцесса Альквалондэ не помнила ни ее, ни рощу в благие дни Валинора.

— Ну как? — спросила она супруга, хотя по его глазам уже догадалась, что придется идти снова.

Арафинвэ вздохнул, удержал порыв гнева и спокойно ответил, что планирует вновь побеспокоить Стихии через неделю или две.

— Может, заедем к атто с аммэ? — неожиданно попросила Эарвен.

— Ты думаешь, меня там будут рады видеть?

— Тебя же не было в Гавани, когда…

— Именно что не было! — рявкнул Арафинвэ. — А ведь мог бы помешать.

— Кому? — вкрадчиво спросила его жена.

— Не знаю, — честно признался младший финвион.

Эарвен промолчала.

Супруги неспешно шли среди деревьев, когда телерэ вспомнила, о чем хотела спросить:

— Мельдо, я совсем не помню эту рощу тогда, до всех тех событий. Неужели тьма так изменила мои воспоминания?

— Ее не было в те времена. Этими деревьями занималась Йаванна лично, как только взошли новые светила.

— Теперь понятно, почему они выросли так быстро. Раз сама Кементари помогала им.

— Да. Но сейчас они вновь отстранились от дел.

Королевская чета, держась за руки, вышла на полянку, где их дожидались, неспешно пасясь, кони.

— Знаешь, что? — заговорщицки произнес Арафинвэ. — Поехали к морю. Погуляем.

— Спасибо, любимый, — тепло улыбнулась Эарвен, решив, что немного позже уговорит мужа навестить и ее родителей.

Тем временем Амариэ, что незадолго до короля нолдор побывала на Таникветиль, стояла на пустынном берегу, и море волнами плескалось у ее ног, то ли зовя к себе, в глубину, то ли наоборот, отталкивая.

Златоволосая дева взмолилась вале Ульмо, единственному, чей трон был пуст. Амариэ пела, рыдала и просила помочь Финдарато. Тяжкие сны одолевали невесту Финрода. В них она видела любимого на грани жизни и смерти, но не могла спасти его, не успевала. Каждую ночь он умирал, незадолго до ее появления. Измучившись, дева решила просить валар помочь Артафиндэ в смертных землях, не оставить его одного перед лицом неизвестной ей опасности.

Ульмо откликнулся не сразу. Внимательно выслушав несчастную ваниэ, он призадумался. С одной стороны, Намо велел не помогать покинувшим Аман, с другой — его уже одолевала скука, да и не отстанет ведь дева, будет приходить и молить. Это Мандос спокойно взирает на страдающие фэар, а он все же не такой, хоть и суров, что к эрухини, что к своим майяр. Уинен после содеянного так вообще на глаза боялась ему попасться. Или все же окончательно переметнулась? Решив разобраться с нею позже, он в меру торжественно изрек:

— Я услышал тебя, дева Амариэ. Я помогу твоему любимому, подскажу, что нужно сделать. Но не более — вмешиваться в его дальнейшую судьбу я не имею права.

— Благодарю тебя, Владыка морей и рек, Повелитель вод Арды!

Дева прижала руки к груди и склонила голову.

— Теперь у меня появилась надежда. Он будет жить…

— Этого я не знаю, — прошелестела волна, пеной оседая к ее ногам.

Без сил Амариэ опустилась на песок, где ее, плачущую, но улыбающуюся, обнаружили Арафинвэ и Эарвен.

— Ты вся дрожишь, — телерэ сняла свой плащ и укутала возлюбленную сына.

— Ульмо был здесь? — переспросил Арафинвэ и, получив утвердительный ответ, направился к воде.

— Постойте! — крикнула ваниэ. — Я уже попросила его помочь Финдарато.

— Вот как? — король нолдор остановился и резко повернулся к ней. — Значит, не забыла моего сына…

— Нет. И никогда не забуду. Ни его, ни своих слов.

Арафинвэ долго смотрел на Амариэ, а Эарвен держала ее за руку.

— Но у меня не один сын, — нарушил тишину финвион. — И не только о своих детях я должен говорить с валар.

Море бушевало, ревело, пытаясь волнами и ветром сбить с ног короля нолдор.

Противостояние Арафинвэ и Ульмо длилось долго, вала не желал уступать, а государь стоял на своем. Наконец наступил штиль.

— Пропущу, уговорил. Ты выдержал испытание, — произнес вала. — Но запомни — больше исключений не будет!