Она без цели бродила бульварами и проулками, и лишь когда начало смеркаться, очнулась от дум и пошла домой к родителям. В саду было тихо. Но не так, как у дальнего родича, нет. Тут царила совсем другая тишина, умиротворяющая и вдохновляющая. Тонко пели цикады, мягко шелестела над головой листва и казалось, что ветер поет какую-то нежную, лиричную балладу.

Эллет закрыла глаза и прислушалась. Ей чудились рассказы о дальних землях, о тех живых существах, что он видел там — с его, ветра, точки зрения весьма странных и интересных. Он пел о жарком дыхании пустыни и холодных льдах, о необычных животных, не похожих ни на что, виденное Лехтэ ранее. И ей вдруг невыносимо захотелось поглядеть на все своими глазами.

Чуть слышно скрипнула калитка, и Тэльмиэль, обернувшись, увидела отца.

— Здравствуй, папочка, — поприветствовала она, подходя и целуя его в щеку. — Как твои дела?

— Хорошо, — улыбнулся в ответ нолдо и привычным движением, словно маленькую, потрепал дочь по голове. — Буду строить беседку тут неподалеку. Один мой товарищ решил сделать сюрприз жене. А ты чем тут занимаешься?

Они прошли в глубину сада, где на дереве висели старые веревочные качели. Лехтэ любила их, но кататься на них приходилось, само собой, не часто. Усевшись, она с удовольствием оттолкнулась, и отец, подойдя ближе, привычно тронул их рукой, помогая дочери. Тут-то и была высказана просьба насчет языка.

— Праэльфийский? — заметно удивился Ильмон. — Зачем тебе?

— Буду говорить на нем в Эндорэ, — охотно поделилась планами дочь. — Ведь квенья там наверняка не знают.

— Хм, — протянул задумчиво пробужденный. — Тогда, я полагаю, тебе нужен эльдарин. Праэльфийский слишком примитивен — ты не сможешь вести длинных и увлекательных бесед, а на нем квенди стали говорить к началу Великого Похода, и его поймут, конечно, быстрее.

— Значит, эльдарин, — покладисто согласилась с отцом Лехтэ. — Научишь?

— С удовольствием. Посмотри на звезды…

Она послушно подняла голову к небу, обратив свой взор наверх. Яркие огоньки, которым эльфы в первую очередь дали имя. А так же деревья, цветы, букашки и все-все-все, чего касался их восторженный взгляд.

Она старательно повторяла за отцом слова, запоминала длинные конструкции и правила грамматики, а Ильмон между тем протянул дочери руку и начал напевать.

— Эту балладу мы сложили одной из первых, — пояснил он. — Наверное, тебе она покажется примитивной и странной, но нам она виделась такой же прекрасной, как тот мир, что нас окружал.

Ильмон сделал шаг и повел дочь в танце. Необычном, как сама песня, но увлекательном. От него сердце поднималось куда-то ввысь, к звездам, и хотелось лететь. Куда-то туда, за океан, где жизнь казалась ей сейчас настоящей, а отличие от теней прошлого, что ее теперь окружали.

Сначала немного неловко, путаясь в словах, а после все более уверенно она принялась подпевать. Атто смеялся, когда она допускала какие-нибудь нелепые ошибки, и поправлял ее, и Лехтэ хохотала вместе с ним.

Когда баллада закончилась, они пошли в дом и принялись готовить ужин. За этим не менее увлекательным занятием урок продолжался. А вскоре к ним присоединилась мама, и Лехтэ подумала, что было бы, в самом деле, чудесно, оставить родителям палантир. Тогда бы она взяла тот самый, что хранился у нее самой, и она могла бы из Эндорэ беседовать иногда с ними, с сестрой и братом.

Тельмэ задумчиво прикусила губу и посмотрела в окно. Идея казалась стоящей и требующей немедленного воплощения. Вот только провизию телери завезет и отпросится у них, чтобы съездить в Форменос. Надо будет покопаться там — вдруг искомое и столь нужное ей найдется!

— Звездных снов, атто, аммэ, — попрощалась она и поцеловала каждого из родителей в щеку.

— Звездных снов, милая, — пожелала Линдэ, и Лехтэ, подобрав юбки, побежала к себе в комнату.

Распахнув окно, она посмотрела на звезды и вдруг отчетливо представила, как мысль ее летит, словно птица. Через океан, и она за ней следом. Может, Атаринкэ смог бы получить от нее весть и без всяких палантиров? Почему бы и нет? Возможно, она никогда не узнает, вышло ли у нее, но не попробовать она не могла.

Сосредоточившись, она послала мысль-осанвэ в полет и, отчетливо представив себе тот танец с отцом в саду, запела балладу на эльдарине, которую только что выучила. Ей всем сердцем хотелось, чтобы весть дошла, несмотря на расстояния и те обстоятельства, при которых они с любимым расстались. Зачем, она и сама не смогла бы внятно сказать, но желание от этого не становилось менее горячим.

Она пела, и мысленно кружилась с отцом под звездами, славя жизнь и любовь. Любовь к миру, ко всем населяющим его живым существам и, конечно же, к мужу. Любовь, которая, несмотря на их с Атаринкэ последнюю ссору, не стала менее сильной.

***

Лантириэль устало отставила флакон со снадобьем и улыбнулась подошедшему Морифинвэ.

— С ними все будет хорошо, лорд-нолдо, — тихо промолвила дева.

Ночь минула, начинался рассвет, появлялись длинные тени, прятались, забивались в свои норы злобные твари — Ариэн выводила свою ладью на небосклон.

— Отдохнешь у нас или вернешься к своим? — спросил Карнистир.

Лантириэль вздрогнула и даже немного сжалась, как от удара.

— Мне некуда возвращаться, — тяжело вздохнула она. — Я нарушила приказ и помогла вам. Дориат — не дом мне боле, да и небезопасен уже.

Морьо удивился сильно, однако его лицо не дрогнуло, лишь только во взгляде зажегся мрачный пламень.

— Вот как? Что ж, я провожу тебя в шатер и принесу еды. Раз нельзя назад, отправишься с нами, — практически не терпящим возражения голосом закончил фэанарион. — Но если решишь уйти, предупреди. Искать же будем.

— Я не хочу быть наказанной. Мне страшно подумать, что сделает Владычица Мелиан с ослушавшейся приказа ее супруга, — голос девы дрогнул.

— Да что такого она бы с тобой могла сотворить? Покричала б сильно? Или отправила исполнять нелюбимые задания? — усмехнулся Карнистир.

«Какие же синдар робкие, — подумал он. — С другой стороны, пришла же помочь… Надо разобраться».

— Заперла б в темницу. Надолго, — спокойно рассуждала синдэ.

— Куда? — не понял Морьо.

— В тем-ни-цу, — по слога произнесла дева.

— Я не знаю, что это, — честно признался фэанарион.

Удивлению Лантириэль не было предела и ей пришлось достаточно долго объяснять непонятливому нолдо.

— Да как вы до такого додумались-то? — рявкнул Морьо, чем озадачил верного, принесшего целительнице завтрак.

— Мне остаться? — тихим шепотом уточнил он.

— Не обязательно. Лучше позови Ар… лорда Аракано, — ответил Морьо, вновь поворачиваясь к синдэ.

— Мы? — переспросила та. — Так решила Мудрая Мелиан, мы лишь исполнили ее замысел.

Лантириэль замолчала.

— Позволь и мне спросить, — она опустила взгляд, а затем резко вскинула голову. — Каково это убивать других эльдар?

Аракано, в этот момент заходивший в шатер кузена, на миг замер, а потом, не удержав себя в руках, решительно спросил синдэ:

— Хочешь сравнить?

— Что? — опешила Лантириэль. — Я не убивала… нет!

— Да неужели? Приди ты раньше…

Морьо, увидев слезы в глазах целительницы, решил немного осадить кузена

— Прекрати! Мы не знаем, почему Ланти, — фэанарион умышленно назвал ее сокращенным именем, — не пришла раньше. Но она помогла.

Карнистир посмотрел в глаза деве.

— Я отвечу на твой вопрос. Это гадко, мерзко и очень больно. Но я заставил себя вынуть меч и убить тех телери. Смерти брата и племянника я бы себе не простил.

Морифинвэ замолчал.

— Отдыхай, считай, что все в шатре — твое, — фэанарион направился к выходу, Аракано, не проронив ни слова, последовал за ним.

— Ты не говорил, — начал он, когда оба остановились, подставив лица теплым лучам.

— А должен был? — начал заводиться Морьо. — Мне что, следовало отчитаться пред тобой?! Предоставить доказательства, что тот телеро собирался застрелить Тьелпэ? Или мне стоило подождать, а потом отомстить?! — Мрачный выдохнул. — Этого бы я себе не простил.