Тетя Анна была дояркой, поэтому мне поручалось очень важное дело – доставить парное молоко на сельский молокозавод. Стадо паслось на дальнем пастбище, и до него еще надо было доплыть с пустыми бидонами на большом весельном челне. Тетя наливала мне большую кружку парного молока и давала краюху черного хлеба. И мне тогда казалось, что ничего вкуснее в жизни и быть не может!

Груженый челн тяжело шел в обратный путь. Там меня уже ждала запряженная двумя лошадьми подвода и извозчик. Вместе мы перегружали бидоны в телегу и везли их на молокозавод. Но однажды мне пришлось все это проделать одному: по какой-то причине мой напарник не явился на берег. Где-то на полпути лошадей понесло, и я вынужден был спрыгнуть с повозки. Приземлился неудачно и, похоже, повредил руку. Тем не менее груз я доставил в конечную точку в целости и сохранности. Дома бабушка почувствовала неладное и отвела меня утром к деревенскому фельдшеру. Тот на глаз определил перелом и наложил мне шину. Рука срослась удачно – сельские медики творили чудеса.

После окончания академии папа был направлен на командную работу в войска ПВО в Московской области.

Родители любили спорт. Мама хорошо бегала на лыжах, даже принимала участие в армейских соревнованиях. Отец уважал бокс. И классе в пятом привел меня в секцию бокса на территории его военной части. Мысль отца была проста – сын должен уметь постоять за себя и защитить слабого в случае необходимости. Полученные там навыки очень пригодились мне позже, уже во взрослой жизни.

Когда заканчивались летние каникулы, мы возвращались в Москву, точнее, в Московскую область. Войсковые части, где проходила служба отца, располагались в разных уголках Подмосковья: Вешняки, Люберцы, Митино, Красногорск… Лишь после назначения в Главное политическое управление Министерства обороны (ГЛАВПУР) отец получил приличную квартиру на Большой Филевской улице, рядом с одноименным парком. Место было чудесное: Москва-река, парк, школа в пятнадцати минутах ходьбы от дома. По соседству располагался небольшой уютный стадион какого-то номерного предприятия. Во время утренних пробежек я часто видел человека в спортивном костюме с надписью СССР. Он делал какие-то особые упражнения, напоминающие метание то ли копья, то ли гранаты. Когда мы познакомились, им оказался серебряный призер Олимпийских игр по метанию копья Владимир Кузнецов.

Много лет спустя, уже придя в Спорткомитет России, я узнал, что Владимир Васильевич стал большим ученым и создал новое направление в спортивной науке, которое изучало предельные нагрузки на организм человека. «Антропомаксимология» была востребована не только в спорте, его разработки очень интересовали и нашу космическую науку, так как перегрузки космонавтов были сродни тем, что испытывали во время тренировок и соревнований наши ведущие спортсмены.

У меня хорошо шел бег на лыжах. А вот с инвентарем тогда было туго – хорошие, клееные лыжи были редкостью, да и стоили дорого. Брались обычные лыжи, осколком стекла снималась вся лишняя древесина. Когда они становились достаточно легкими, наступал черед смоления. К несказанной «радости» родителей я смолил свои лыжи вонючей мазью и прогревал их на кухне над газовой плитой. Смрад стоял такой, что прибегали возмущенные соседи сверху, но, узнав, что я готовлю инвентарь к соревнованиям, снисходительно терпели это временное неудобство. И даже иногда желали успеха.

Потом наступило увлечение плаванием. Занимался я в открытом бассейне стадиона в Лужниках. Приходилось ездить на электричке, потом с двумя пересадками на метро, но это не останавливало меня и не уменьшало энтузиазма. Моим любимым видом плавания был кроль. Я стал быстро расти и за год вытянулся на одиннадцать сантиметров: сказалось благотворное действие водной среды и занятий в зале сухого плавания.

В школе мы играли в волейбол и баскетбол. Неплохая баскетбольная команда состояла в основном из моих одноклассников. И в нашем Киевском районе города Москвы среди школьных команд нам не было равных.

На одной из игр ко мне подошел сухощавый мужчина среднего возраста. «Иван Иванович Гляндеров, – представился он, – тренер по баскетболу СДЮШОР общества «Юность» Киевского района. Не хочешь всерьез заняться баскетболом?» Я, понятное дело, согласился. «Условие будет одно – придется пахать. Времени упущено много. Твои сверстники в девятом классе уже умеют многое».

На первой тренировке я получил задание лично опекать рослого парня Колю Ковыркина, который в то время уже был кандидатом в юношескую сборную Москвы. Играя против такого мощного спарринг-партнера, я постоянно набирался опыта, стараясь ни в чем не уступать Николаю.

Телосложение у Коли было нестандартное. При росте сто девяносто пять сантиметров – такие длинные руки, что он легко блокировал броски соперников, рост которых нередко превышал два метра. Играть в нападении против Николая было очень непросто. Обыграть его можно было только путем хитрых финтов или неожиданных решений. Тренер нас в этом поощрял. Двух его лучших игроков, двух Николаев – Ковыркина и Крючкова, позднее пригласили в команду мастеров ЦСКА. Коля Крючков, несмотря на свой немаленький рост сто девяносто сантиметров, был разыгрывающим. В то время на этой позиции играли «малыши». Самым ярким из них был армейский защитник, а впоследствии играющий тренер Арменак Алачачян. При росте сто семьдесят сантиметров он блистал и в ЦСКА, и в сборной Союза. Именно он увидел большую перспективу в Коле Крючкове, будущем мастере спорта СССР международного класса.

Баскетбол оказался игрой на всю жизнь. Он сопровождал меня и во время учебы в Академии общественных наук, и во время работы в Госкомспорте РФ – у нас были крепкие команды, которые участвовали во многочисленных соревнованиях среди ветеранов.

В 1993 году Сергей Белов, закончив активную карьеру игрока, был избран президентом Российской Федерации баскетбола (РФБ). И зная о моем увлечении баскетболом, предложил мне стать вице-президентом РФБ и заняться международными вопросами.

Позднее он же делегировал меня в качестве представителя федерации в исполком Европейской федерации баскетбола – FIBA Europe.

Штаб-квартира FIBA Europe тогда располагалась в Мюнхене. На стене зала заседаний висел большой портрет Уильяма Джонса, многолетнего генерального секретаря FIBA. С ним и его постоянной помощницей Урсулой Франк мне довелось познакомиться во время одного из его визитов в нашу страну для переговоров с тогдашним председателем Федерации баскетбола СССР Николаем Семашко.

Именно г-н Джонс сыграл ключевую роль на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене. В связи с ошибкой хронометража во время финального матча баскетбольного турнира между командами СССР и США наша команда подала протест. Американцы уже решили, что победа за ними, и начали бурно торжествовать. Однако Уильям Джонс считал иначе. Он принял окончательное решение добавить три секунды к основному времени матча. Именно эти три секунды дали возможность Ивану Едешко отправить великолепный пас через всю площадку Александру Белову, который и поставил победную точку в том историческом поединке. Но это еще не было концом истории. Возмущенные американцы тут же подали встречный протест. Как вспоминает Сергей Белов, принесший, кстати, двадцать очков в копилку нашей сборной, «часов пять мы находились в неведении, сидели в раздевалке и ждали, чем закончится рассмотрение протеста американцев. Наконец пришел Сергей Башкин, помощник старшего тренера Владимира Кондрашина, и с загадочным видом сообщил: «Переигровка!» Шел третий час ночи, мы, естественно, всполошились: «Когда?» «Через четыре года в Монреале», – продолжил Башкин, довольный произведенным эффектом. Американцы отказались принять серебряные медали и не явились на церемонию награждения.

Впоследствии Джонс в течение нескольких лет подвергался всякого рода нападкам и давлению со стороны официальных и спортивных властей США. Небезынтересно, что на хронометраже сидел тогда молодой сотрудник фирмы Swiss Timing Йозеф Блаттер. Тот самый, который впоследствии стал президентом могущественной Международной федерации футбола (FIFA). Существует конспирологическая версия, что в низложении Блаттера с его поста ключевую роль сыграли американцы, которые таким образом спустя много лет отомстили ему за казус с тремя секундами в Мюнхене.