Родители считали, что Теодор погасил страсть Фредерика к живописи еще до того, как у него начал ломаться голос, а потом отправил его изучать юриспруденцию. Теперь он уже выпускник колледжа, идет по стопам отца, и ему предстоит вместе с Теодором председательствовать в судах Ноттингема.

Именно должность судьи верховного суда принесла Теодору «титул учтивости» [4] барона, что очень понравилось юной Иде, женщине обеспеченной, но жаждавшей удовольствия слышать, как сестры обращаются к ней «достопочтенная». Этот брак устраивал и столь же честолюбивого Теодора, и с тех пор супружеская пара маневрировала, стараясь подняться еще выше по социальной лестнице. Дети оказались еще одним ценным активом, который они могли использовать для достижения этой цели.

Мариетта под столом вытянула вперед ступню, думая о том, не следовало ли ей попросить портниху укоротить платье, чтобы она могла в нем танцевать. Вышитые розочки точно подходили по цвету к ее пуантам.

Теодор повернулся к Мариетте:

– А как ты проводишь свои дни?

Сон наяву развеялся, осталась лишь неприятная реальность.

– Я… – Мысли ее шевелились медленно, липкие, как карамель.

– Обычная череда выездов за покупками и приглашений на ланч. – Фредерик пришел ей на помощь, воздев очи горе.

Мариетта улыбнулась ему, а он кивнул. Дополнительные занятия балетом, поглощающие ее время, остались невысказанной правдой.

– Я сейчас вспомнил: твоя мать мне говорила, что ты на прошлой неделе не сумела привлечь к себе внимание лорда Комптона во время вечернего чаепития, несмотря на ее усилия устроить вашу встречу.

Королевский суп из чеддера – и без того поданный на стол чуть теплым, чтобы не возникла необходимость неприлично дуть на него, чтобы остудить, – комком застрял в горле Мариетты. Она сделала глоток бренди, пытаясь справиться с собой. И заговорила более уверенным голосом.

– Чарльз Комптон ужасно скучный и грубый. – Собственно говоря, он во время чаепития в недавно открытом ресторане «Рица» только и расхваливал гнедого чистокровного жеребца, которого ему должны привезти из Аргентины. Мариетта узнала гораздо больше, чем ей бы хотелось, о лошадях для игры в поло и не вставила в разговор почти ни одного слова. Однако успела заметить, что необычайно крупные зубы придают собеседнику некоторое сходство с его любимым жеребцом. Это не может служить доводом в пользу брака с ним. В отличие от нее, Ида провела несколько приятных часов за вином в компании герцогини, обсуждая приятельниц и декор Палм-Корта, выдержанный в нежном абрикосовом цвете, зеркальные стены которого тысячекратно отражали сверкающие люстры.

Ноздри Теодора раздулись.

– Позволь мне напомнить тебе, что лорд Комптон является маркизом Нортхэмптонским. В следующий раз, когда тебе придет в голову оскорбить пэра Англии, ты должна вспомнить, что с моей стороны было неслыханной щедростью позволить тебе танцевать ваш балет в нашем бальном зале. Тебе давно пора проявить немного благодарности. Я пригласил лорда Комптона и несколько других потенциальных женихов на наш рождественский бал в надежде, что они сочтут твое мастерство в танце подходящим умением для будущей супруги. Возможно, это даже ускорит заключение брака.

Мариетта спокойно смотрела на отца поверх хрустального бокала.

– Дорогая, в твоем возрасте просто не подобает быть незамужней, – прибавила Ида. – Когда мне было двадцать, я уже три года как была замужем. – Она сделала паузу. – Возможно, лорд Комптон даст тебе второй шанс.

Фредерик откашлялся прежде, чем она успела ответить.

– Отец, что ты думаешь насчет этого нового линкора? Говорят, что королевский дредноут произведет революцию на нашем военном флоте.

Суп унесли и принесли следующее блюдо, слуги растворились в полумраке у стен, подобно вечно присутствующим теням. Мариетта не принимала участия в разговорах отца с братом о политике, она была благодарна Фредерику за то, что он перехватил нить беседы прежде, чем она успела сказать что-то необдуманное. Разговор с отцом был тактическим искусством, напоминающим игру в шахматы; он требовал четкой стратегии и сосредоточенности.

Она положила серебряную вилку, от запаха теста и жирной подливки скрутило желудок. Глядя в окно, она представила себе, что отражение свечи в темном стекле – это звезда, которой можно загадать желание. Во время танца она становилась волшебницей, пишущей заклинания вращениями и изгибами тела. Танец принадлежал только ей, ей одной, он не был средством соблазнить мужчину или оружием в руках отца, направленным против нее. В танце она летала на прозрачных крыльях, которые уносили ее вверх, прочь от тянущей к земле тяжести ожиданий ее родителей. Он манил ее видением другого пути, не того, по которому ее заставляли идти. Когда она танцевала, она обретала голос. И ничто не пугало ее больше, чем молчаливое будущее.

Хотя настоящий вечер еще не наступил, но на город уже опустилась черная, плотная тьма. Уличные фонари светили сквозь потоки дождя подобно линии маяков, следуя которым кони везли Мариетту на занятия балетом в семейной карете. Высоко в небе гремел гром, кафе сияли огнями и обещали тепло прохожим, вбегающим в их двери.

Сидящая рядом с Мариеттой мисс Уортерс поджала губы.

– Шататься по городу в такую ужасную погоду! Но все-таки мы можем разумно потратить время. Давайте обойдем намеченные места вашей следующей встречи с лордом Комптоном. Ваша мать уже составила список.

Мариетта отвернулась к окну кареты.

– Мне не хочется.

Они проезжали мимо Старой рыночной площади, где шла оживленная подготовка к ежегодному Рождественскому базару, стояли большие открытые ящики, в которых виднелись коробки с имбирными пряниками и стеклянными шариками. Мариетта надеялась, что дождь перейдет в снег к моменту торжественного открытия базара. Она услышала, как мисс Уортерс неодобрительно фыркнула, и ждала неизбежного выговора. Ее бывшую гувернантку отец нанял в качестве платной компаньонки, и Мариетта не сомневалась, что эта женщина с маленькими глазками докладывает о каждом ее шаге, и это будет продолжаться до тех пор, пока ее благополучно не выдадут замуж. А пока Мариетте приходилось терпеть ее удушающее присутствие, как второй корсет.

– Умоляю вас подумать о последствиях ваших поступков, – проворчала мисс Уортерс. – В вашем возрасте не подобает проявлять подобную неуступчивость.

– Я начинаю подозревать, что выражение «не подобает» употребляют тогда, когда мнения людей не сходятся, – лукаво ответила Мариетта. Не успела компаньонка высказать очередное критическое замечание, как лошади остановились, Мариетта открыла дверцу кареты и выпрыгнула из нее. Прикрываясь от дождя полями шляпы, она приподняла юбку над ботинками со шнуровкой и бросилась ко входу в балетную студию, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд мисс Уортерс. Когда карета загрохотала по булыжникам узкого соседнего переулка, где ей предстояло ждать окончания занятий, Мариетта с облегчением вздохнула, взбежала по крутым ступенькам лестницы и укрылась в раздевалке, где переоделась в легкое балетное платье и туфельки.

Мариетта пришла в студию первой. Чтобы разогреться, она делала низкие и глубокие растяжки, разминая мышцы после сырости и холода, который пробрал ее до костей. Вода текла струйками по большим окнам по обе стороны студии. Студия находилась на крыше здания, надо было подняться еще на один лестничный пролет – и вы оказывались в «орлином гнезде», окна которого смотрели на Гуз-гейт. Студия напоминала чистый холст. Светлые деревянные полы и зеркальные стены ждали, когда их разрисуют музыкой и оживят. Два длинных балетных станка тянулись под окнами с каждой стороны, а маленькое потертое пианино стояло рядом с дверью.

В особняке чувства Мариетты были затянуты в тугой корсет, но здесь она сбрасывала его и избавлялась от всех следящих за ней глаз. Она выполнила серию гран-жете через всю студию, наслаждаясь свободой. Когда она выполняла серию быстрых вращений в центре студии, все ее неприятности улетали прочь, она чувствовала, как исчезает груз ожидания и остается только она сама и танец. Она высоко взмахнула ногой, с триумфом выполнив завершающий вертикальный шпагат. Но она уже была не одна.