Чуть улыбнувшись, королева коснулась фарфора узкими, искусно подкрашенными губами.

Из присутствующих только наследник престола не носил королевскую фамилию Тибель, и с фамилией отца Гербеуэрту досталась златовласая порода Рейолей. Кейлус Тибель щеголял локонами цвета тёмного дуба. Чистый лик Миракла Тибеля обрамляли каштановые кудри; он взирал на мир ореховым взором, за смехом прятавшим несвойственную юности цепкость. Очи темновласой королевы были даже не карими – бурыми: такими становятся иногда засушенные цветы.

Лишь Гербеуэрт унаследовал от матери, урождённой Тибель, тонкую кость и черты лица, но не окрас.

– Когда эльфы и люди примирились с дроу, – повторила королева; казалось, она пробует каждое слово на вкус, как только что пробовала фейр. – Мирк, дорогой, в том-то и дело. – Располагающе улыбнувшись племяннику, она вновь поднесла чашку к губам. – Риджия была и будет для Керфи угрозой. Она пыталась завоевать нас до того, как мы стали частью Империи. Она пыталась завоевать нас после того, как благодаря нам Империя развалилась. Пока длилась война с дроу, Риджии было не до внешних сражений, но теперь, когда её народы наконец заключили мир… – Айрес качнула головой. – Можно было бы надеяться, что они не решат взяться за старое и тронуть нас. Но я полагаю, что в действительности это лишь вопрос времени – когда их воины снова пересекут горы и вторгнутся в Керфи.

Миракл дёрнул уголком губ. В жесте этом отчётливо читалось: в правдивости данного предлога Её Величество может убеждать кого угодно, кроме него.

– С дроу воевать непросто. С эльфами, впрочем, тоже, – задумчиво заметил лиэр Кейлус. – Особенно на их территории… Пусть и весьма заманчивой, наверное. Не могу судить наверняка – не король.

Кейлус Тибель всегда говорил так, словно в словах его крылась одному ему понятная шутка. Он часто улыбался, но это не делало его красивый лик ни привлекательным, ни дружелюбным. В этом году лиэр Кейлус отпраздновал сорок третий день рождения, однако маги старятся медленнее обычных людей: если бы не цвет волос, его можно было бы принять за старшего брата Гербеуэрта. Они были очень похожи – и оба худы той благородной аристократической худобой, когда впалые щёки придают лицу загадочную усталость, а не вульгарную измождённость бедняка.

– Сейчас Риджия слаба, как никогда за последний век, – сказала королева. – На престолах трёх её королевств сидят дети. Эльфами правит наивный мальчишка, людьми – взбалмошная девчонка, Повелитель дроу тоже юн. Многие среди эльфов и людей далеко не в восторге от мира с дроу. Пускай они примирились, на деле между ними – пропасть. Память о трёхсотлетней вражде, которую не сотрёшь просто так.

– Но они объединятся против внешнего врага, – возразил Миракл.

– Я слышал, на стороне дроу некая дева из иномирья, получившая невероятной силы магический дар, и наследник легендарного Ильхта Злобного. И оба они умны как вороны, хладнокровны как змеи и коварны как драконы, – заметил Кейлус. Глаза под тёмными ресницами блеснули: карие радужки отливали старой бронзой. – Они нашёптывают советы на ушко Повелителю дроу. А тот напевает их правителю эльфов, любящему его как брата, и правительнице людей, уединяясь с ней для приятных бесед, что ведут от заката до рассвета.

– Превосходно осведомлён, – любезно откликнулась королева, когда её брат потянулся двузубой вилкой к блюду с фруктами. – До меня тоже дошли слухи об этом.

– Когда риджийские правители соизволят прибыть в Керфи для знакомства и переговоров с тобой, мы сможем убедиться в их правдивости.

– Или в их лживости. – Королева сделала ещё глоток. Крылья её точёного носа чуть дрогнули. – Народы Риджии не смогут выступить по-настоящему единым фронтом. Армия, в сердце которой кроется червоточина недоверия и раздора, не сумеет дать достойный отпор. Особенно если армия противника уверена, что боги на её стороне.

Усмехнувшись, Миракл провёл пальцем по краю своей чашки:

– Представить завоевательный поход актом защиты, не нападения? Люди в это не поверят.

– Во всяком случае, далеко не все. И чтобы сплотить наш народ, этого недостаточно. – Макнув крупную жёлтую ягоду в сладкий соус, белевший в хрустальной розетке, Кейлус поглядел на сестру с сочувствием. – Осмелюсь напомнить, Айри, что в народе зреет недовольство твоими… методами. Арест той бедной художницы был определённо лишним. Да ещё эти разговоры… О том, что настал год двух лун, о пришествии некоей девы, что свергнет тебя… Ох уж эта презренная чернь: кто бы ни выдал ей содержание семьсот тридцатого пророчества Лоурэн, он достоин долгой и мучительной смерти. Так подрывать власть нашей возлюбленной королевы!

Гербеуэрт бесстрастно взялся за чашку с фейром. Миракл украдкой поднял глаза, следя за лицом Айрес.

Её Величество одарила брата благосклонной улыбкой.

– Боги на нашей стороне. С нашей семьёй. После дня Жнеца Милосердного у народа не останется в этом сомнений. – Она выдержала короткую паузу, накалившую тишину в комнате тщательно подогретым любопытством. – Уэрт намерен повторить величайшее деяние Берндетта.

Двое мужчин единодушно уставились на наследника престола, чопорно и отстранённо распивавшего фейр.

Казалось, разговор ему абсолютно не интересен. И никак его не касается.

– Уэрт, скажи, что это шутка, – вымолвил Миракл Тибель.

– Он не сможет, – вымолвил Кейлус Тибель.

– Уэрт уверен в обратном. А я уверена в нём, – сказала Айрес тирин Тибель. – После этого каждый в Керфи склонится перед ним. Пойдёт за ним. И перед силой того, кто способен свершить такое, падут ниц все наши враги.

Гербеуэрт тир Рейоль молчал, не глядя ни на кого.

В тишине, свинцом повисшей в комнате, королева обвела взглядом собеседников.

– К слову, нам как раз пора приступать к уроку, – добавила Её Величество – так небрежно, будто и правда вспомнила об этом только что и всё предыдущее не было продуманной прелюдией к эффектному окончанию беседы. – Ритуал, как вы понимаете, требует сотен часов подготовки, отработки каждой мелочи… Заканчивайте без нас. – Она поднялась из-за стола одновременно с тем, как согласно этикету со своих мест поднялись остальные. – Уэрт, ты готов? Как я вижу, сласти всё равно тебе не по вкусу.

Когда тот безмолвно подчинился, ладонь Миракла дрогнула: младший из трёх Тибелей словно хотел поймать кузена за рукав, удержать, остановить, но в последний момент сдержал порыв.

Как бы там ни было, скоро он остался в гостиной наедине с дядей, – который, впрочем, тоже не задержался там надолго.

В экипаже, готовом везти Кейлуса Тибеля из королевского дворца в загородную резиденцию, его уже ждали.

– Вижу, сегодня прошло ещё хуже обычного, – констатировал его секретарь, когда скелеты-лакеи захлопнули золочёную дверцу, а копыта запряжённой вороной двойки застучали по брусчатке.

Тим не церемонился со своим господином – во всяком случае, не на людях, – и Кейлус всецело это одобрял. Кузен Её Величества ненавидел свою семью и в общей массе презирал народ, но к верным слугам относился с уважением. К тому же для разнообразия ему требовалось хоть одно живое существо, к которому он испытывал бы искреннюю привязанность, и он обрёл таковое в лице мальчишки, задолжавшего ему нечто большее, чем жизнь. Двадцатилетний Тим был предан Кейлусу, как умертвие, прекрасен, как статуи богов, и связан с ним слишком тесными отношениями, чтобы церемониться.

Кейлус молчал, глядя в окно: на костяные башенки дворца, сиявшие под бледным зимним солнцем, на фонтан, бивший среди огромной площади, на вездесущих людей и дома вокруг, украшенные куполами и лепниной, как торты украшают кремом.

Уголок его губ дёрнулся, точно в тике, – за миг до того, как холёные пальцы, сжатые в кулак, в бешенстве стукнули по бархатной обивке кареты.

– Сука, – выплюнул Кейлус. – Она же знает, чем я должен ответить на это известие!

– Какое известие?

Выждав с минуту, чтобы дыхание выровнялось, а в голос вернулось спокойствие, Кейлус рассказал.