Бумажки — зло.

Ежедневно мне в карман прилетало до тысячи евро чаевыми; Лука получал столько же, потому что родители разрешили делить эти деньги только на двоих. Вроде бы огромная сумма… но это если не вспоминать, что пахали мы, как пчёлки, по десять часов. И что пекарня TS располагалась в старом городе.

Перевожу: туристов и голодающих по круассанам парижан здесь было просто до пиз… много. Очень много!

Официанткой я ещё никогда не работала, но мне, в принципе, понравилось. Один раз Томас буквально за шкирку выкинул из пекарни парня, который решил, что мои булочки привлекательнее, чем булочки месье Дюпэна. Ну, что я могу сказать… папан страшен в гневе, так и знайте.

Он даже подкупил приехавших полицейских. Не деньгами, что вы! Честным рассказом, круассаном и кофе, слава о котором давно покинула наш округ и распространилась по Парижу. Вот так, детка, да! Подсаживаем парижан на кофеин! А то всё вино да вино, грустно же.

После смены мы с Лукой могли просто сидеть, выпрямив ноги и смотря в потолок. Сабина над нами посмеивалась, но не напрягала с уборкой: маман-то целый день за кассой, ей надо размяться. Я не особо уставала, больше психологически, тогда как Куффен просто умирал.

Но он парень молодой, а большие чаевые позволяли ему не только покупать что душенька захочет, но и задумываться о съёме жилья. Или даже о приобретении.

— Но это надо прям поднапрячься, — лениво размышлял Лука. — К тому же, Луи звал меня к себе жить. У него трёхкомнатная квартира недалеко от Эйфелевой. Старый район, высокие потолки…

— Чего не соглашаешься?

— Да как-то… не уверен, что смогу стать сухопутным жителем после восемнадцати лет практически в воде.

Я захохотала так сильно, что начала хрюкать. Сабина с улыбкой посматривала в нашу сторону, Лука оживился из-за такой сильной реакции. Один Томас, заложив карандаш за ухо и нацепив очки, продолжал методично отсчитывать сегодняшнюю прибыль из кассы.

— Ты чего смеёшься?

— Чувак, — я перешла на всхлипывания. — Когда-то рыбы вышли на сушу. Пришла пора и тебе повторить путь предков!

Наверное, он моего юмора не понял, но всё равно улыбнулся. Я же думала о том, что в каноне Лука у нас был змейсом — практически той самой рыбой, решившей выйти из воды, чтобы потом эволюционировать.

Чешуя-чешуйки…

— Кстати, помнишь, ты обещала сходить со мной к Луи?

— Что-то такое было, — сказала я, вытирая выступившие слёзы. — При условии, что ты его предупредишь и расскажешь мне, кто такой Луи.

Лука выставил большие пальцы.

— Ещё вчера предупредил, а завтра у меня выходной, потому что в пекарне санитарный день. А Луи — это Луи.

— Очень информативно.

— Луи Роше, — выпучил глаза Лука. — Мой крёстный вроде как. Но я думаю, что он брат моего отца.

Чутьё тренькнуло — с таким же звуком рвётся струна, пережившая слишком много песен. Я села ровнее и уставилась на Куффена.

— Дядя?

— Ну, никто напрямую не говорит, но я всё-таки не идиот, — пожал плечами Лука. — Мама называет его единственным порядочным мужчиной в семье Роше, так что, учитывая наше внешнее сходство, я могу предположить, что он мой дядя. Как тебе такая логическая цепочка?

— Очень ровненькая, — сказала я, хмурясь.

Почему чутьё отреагировало?

И где связь между наркоманией Джаггеда, Луи Роше и моим беспокойством?

Это вообще безопасно — идти туда, куда меня зовёт Лука?

— Дашь матери адрес, — сказала я, поднимаясь со стула. — И номер Луи.

— А? Это ещё зачем?

— Во имя безопасности, — криво усмехнулась я, переживая не самые приятные моменты; интуиция говорила о чём-то, чего я никак не могла понять. — Я всё-таки девочка, опасно по разным местам просто так шляться.

Я, конечно, если что и мужика ушатаю… но с осведомлённой о моём местоположении Сабиной мне будет спокойнее.

Она, в конце концов, на проверку оказалась тем ещё терминатором. Не три, а пять тысяч.

Если добавить в руку портновский метр — то все десять.

====== Луи ======

Чего я ожидала от дома пока не известного мне Луи Роше?

Не знаю точно. Пустоты? Запущенности? Отклеившихся обоев, разводов на полу, химического запаха. Скорее всего, такая картинка была навеяна простой логической цепочкой Луи-дядя-Джаггед-наркотики, так что квартира месье Роше представлялась мне в лучших традициях наркопритонов.

Я на них за своё бытие Ледибаг уже успела насмотреться. Везде одно и то же, — если мы не говорим о «высоких» нарко-приёмных, где богато одетые дяденьки употребляли увеселительные таблетки для высшего сословия, — пустые стены, никакой мебели, люди с пустыми глазами. Последние могли дать мне фору в худобе и болезненности.

Луи вообще не был похож на человека, который употребляет наркотики. Это был высокий мужчина в прекрасной физической форме; волосы у Луи были чёрными с ярко-голубыми крашенными кончиками. Месье Роше настолько часто их мучил химией для сохранения цвета, что они казались сухими, как солома.

Глаза у Луи были морскими, совсем как у Луки. Черты лица — немного острее, чем у моего друга; скорее всего, даже в детстве и юношестве Луи не мог похвастаться трогательными пухлыми щёчками или круглой кнопкой носа. Роше был красив, как статуя, высеченная из камня, и казался таким же твёрдым и острым, как её необтёсанные грани.

Незавершённое творение.

Кожа у Луи была светлой, с остатками давнего загара; вероятно, пару месяцев назад месье Роше отдыхал где-то, что было для меня немного странно: в Париже и так холод длится только месяц, смысл уезжать? Но, может, у Луи были какие-то дела по работе?

Роше был выше меня на добрых полметра, так что, когда мужчина открыл дверь, я задрала голову наверх. Получается, мужчина был ростом где-то под два метра. Очередной гигант в моей жизни.

Одежда — полный минимализм. Светлая футболка без какого-либо принта, часы с чёрным ремешком на запястье, мягкие штаны и белые кеды.

— Привет! — махнул рукой Лука, широко улыбаясь. — Это Маринетт, я тебе о ней рассказывал!

— Привет, Маринетт.

Луи посмотрел на меня. Потом улыбнулся.

Улыбка изменила черты его лица до неузнаваемости; передо мной словно появился другой человек. Ушла резкость, в глазах зажглись знакомые мне искры и смешинки: Лука, казалось, полностью состоял из них. На щеках у Луи появились ямочки, в уголках миндалевидных глаз разошлись гусиные лапки.

Не знаю, что у меня в голове тренькнуло, но я покраснела до корней волос. Потом, после смешка со стороны Луи, пришло запоздалое осознание: хоть мужчина и был очень даже в моём вкусе, я его могла привлечь только если он педофил. Ах, эти прекрасные четырнадцать… чёрт бы их побрал.

Это помогло мне собраться. Я протянула Луи руку и тоже улыбнулась.

— Здрасьте, Луи. Очень приятно.

Его квартира — тот же минимализм в самом лучшем проявлении. Светлые стены, светлые полы. Никаких ковров или занавесок, — шторы в общем не особо любили в Париже; у меня они висели исключительно как дань китайскому происхождению Сабины, наверное, — из декора я заметила несколько совместных фотографий с Лукой и один полумёртвый кактус.

По давней европейской традиции, разуваться было не нужно. В уличной обуви, да на светлые полы… конечно, таких разводов, как в России, тут не будет, но остаётся же ещё хотя бы пыль! Ох уж эти выдумщики-затейники.

В квартире помимо гостиной было три комнаты: спальня, гостевая, — Лука с гордостью сказал, что он её приватизировал, потому что гостей к себе Луи не водил, так чего помещению пропадать? — и мастерская.

Луи Роше создавал музыкальные инструменты.

Пока Лука разливался соловьём, рассказывая о том, что у его дяди «руки растут из очень правильного места», я думала. Разве в каноне не Куффен выстругивал скрипки и делал гитары? Здесь я за ним такого не замечала; хотя, если припомнить, то не так уж много мы с Лукой пока общались. Пара встреч, пара прогулок, неделя совместной работы.

Маловато времени, чтобы понять человека и узнать про его увлечения.