– О, – сказал он вместо этого.

Брианна подала ему чашку чая с кошачьей мятой, он поднял ее ближе к лицу, позволяя ароматному пару согреть нос и холодные щеки.

Жена налила еще одну чашку себе и села напротив.

– Я рада, что ты дома, – сказала она мягко.

– Да, я тоже. – Роджер сделал маленький глоток, чай все еще был обжигающим. – Печь для обжига? – Он рассказал ей об О’Брайенах – должен был рассказать, – но обсуждать это он не хотел. Не сейчас. Казалось, она почувствовала его настроение и не стала давить.

– Угу. Для воды. – Должно быть, он выглядел растерянным, потому что ее улыбка стала шире. – Я ведь говорила тебе, что буду использовать грязь, разве нет? К тому же это была твоя идея.

– Моя? – Сейчас его почти ничего не могло удивить, но он что-то не припоминал никаких блестящих задумок насчет воды.

Проблема с водой касалась ее транспортировки. Видит бог, воды было много – она бежала в ручьях, шумела в водопадах, капала с уступов, била из-под земли, сочилась в мшистых расселинах между скал… Но заставить ее течь туда, куда нужно, требовало знаний и инструментов.

– Мистер Уэмисс рассказал фрау Берриш – это его дама сердца, их свела фрау Уте, – над чем я работаю, и оказалось, что мужской хор в Салеме занят тем же, так что…

– Хор? – Роджер сделал еще один осторожный глоток, чай уже немного остыл. – Но почему хор…

– Они просто называют это так. У них есть мужской хор, женский хор, хор для женатых пар. Они не только поют вместе, это своего рода общественные группы – каждый хор делает что-то для общины. Ну так вот, – Брианна махнула рукой, – они пытаются провести воду в город и столкнулись с той же проблемой – нет металла для труб.

– Помнишь, ты напомнил мне о глиняной посуде, которую делают в Салеме? Так вот, они пытались делать трубы из бревен, но это очень тяжело и отнимает много времени, потому что нужно сверлом удалять сердцевину, к тому же по-прежнему требуются железные скобы, чтобы соединять их друг с другом. А спустя некоторое время дерево начинает подгнивать. Потом им пришла та же идея, что и тебе, – почему бы не делать трубы из обожженной глины?

Она оживилась, говоря об этом. Нос уже не был розовым от холода, щеки загорелись румянцем, а глаза увлеченно блестели. Брианна много жестикулировала, когда говорила, – переняла это от матери, подумал он, повеселев.

– …так что мы оставили детей с мамой и миссис Баг, и мы с Марсали поехали в Салем…

– Марсали? Но она же не может ехать верхом? – Марсали была глубоко беременна, настолько глубоко, что ему было немного страшно даже просто находиться с ней рядом, – казалось, она может начать рожать в любую минуту.

– До срока еще месяц. К тому же мы не поехали верхом, мы взяли повозку и заодно выменяли мед, сидр и вяленую говядину на сыр, одеяла и – видишь мой новый чайник? – Она с гордостью показала на небольшую самодельную вещицу, покрытую темно-красной глазурью и украшенную волнистыми желтыми узорами в центре. Это был один из самых уродливых предметов, которые Роджеру вообще встречались, и его вид вдруг заставил глаза увлажниться – мужчина ощутил чистую радость от возвращения домой.

– Тебе не нравится? – спросила она, чуть нахмурясь.

– Нет, он отличный, – хрипло ответил Роджер. Он пошарил в кармане в поисках платка и высморкался, чтобы скрыть минутную слабость. – Мне очень нравится. Так что ты там говорила… Марсали?

– Я говорила про трубы. Но есть кое-что и о Марсали. – Складка между ее бровей прорезалась глубже. – Боюсь, Фергус не очень хорошо себя ведет.

– Не очень? Что он натворил? Завел безумную интрижку с миссис Кромби?

На это предположение Брианна отреагировала быстрым испепеляющим взглядом.

– Во‑первых, он все время где-то пропадает, оставляя бедную Марсали приглядывать за детьми и делать всю работу.

– Абсолютно нормально для этого времени, – отозвался он. – Большинство мужчин так поступают. Твой отец, я, разве ты не замечала?

– Замечала, – ответила она, недобро поглядывая в сторону Роджера. – Но я имела в виду, что большинство мужчин делают всю тяжелую работу – распахивают, сеют, а женщинам достаются домашние хлопоты – готовка, шитье, вязание, стирка, заготовки – вот это все. И Марсали все это делает, но еще занимается детьми, работает в поле и на пивоварне. А когда Фергус дома, он почти всегда угрюм и много пьет.

На вкус Роджера, это тоже выглядело как нормальное поведение для отца трех неуемных отпрысков и мужа очень беременной женщины, но он промолчал.

– Я бы не назвал Фергуса бездельником, – заметил он спокойно. Бри покачала головой, по-прежнему хмурясь, и плеснула еще чаю ему в чашку.

– Нет, он, конечно, не лентяй. Ему трудно с одной рукой, с какими-то делами он просто не справляется, но он даже не помогает ей с детьми или с уборкой, пока Марсали занята всем тем, чего он не может. Папа и Йен помогают ему распахивать землю, но… И потом, он пропадает целыми днями – иногда перехватывает какую-то работенку, переводит путешественникам, но по большей части просто пропадает где-то. И… – Она замялась, бросив на него быстрый взгляд, словно раздумывая, стоит ли продолжать дальше.

– И? – сказал Роджер выжидающе. Чай делал свое дело, боль в горле почти пропала.

Брианна вперила взор в столешницу, чертя на дубовых досках невидимые узоры указательным пальцем.

– Она ничего не говорила… но думаю, он ее бьет. – Роджер почувствовал внезапную тяжесть где-то в области сердца. Его первым побуждением было не думая отмести такое предположение, но он слишком много видел, пока жил с преподобным. Слишком много было семей, с виду нормальных и респектабельных, где жены смеялись над своей собственной «неуклюжестью», отвечая на вопросы про синяки под глазами, сломанные носы и вывихнутые запястья. Слишком много мужчин, пытаясь справиться с ответственностью за материальное благополучие семьи, обращались к бутылке.

– Черт. – Роджер внезапно почувствовал себя измотанным. Он потер лоб, под которым уже копилась головная боль. – Почему ты так считаешь? – спросил он прямо. – Видела следы?

Бри печально кивнула, по-прежнему не глядя на него, хотя палец на столешнице замер.

– На руке. – Она обхватила предплечье ладошкой, демонстрируя положение отметин. – Маленькие круглые синяки, как будто следы от пальцев. Я увидела, когда она доставала бочонок с медовыми сотами из повозки и ее рукав сполз вниз.

Он кивнул, страстно желая, чтобы в его кружке оказалось что-нибудь покрепче чая.

– Думаешь, мне стоит с ним поговорить?

Она подняла взгляд на Роджера, выражение ее лица смягчилось, хотя в глазах по-прежнему горела тревога.

– Знаешь, большинство мужчин не вызвались бы это сделать.

– Ну, вообще-то я не так представляю себе веселье, – признал он. – Но нельзя позволить этому продолжаться в надежде, что проблема разрешится сама собой. Кто-то должен сказать об этом.

Хотя одному Богу известно, что именно и как. Он уже сожалел о своем предложении, пытаясь придумать, что, ради всего святого, он может сказать. «Привет, Фергус, старина. Слышал, ты поколачиваешь жену. Будь хорошим мальчиком и перестань это делать, ладно?»

Он допил остатки чая и встал, оглядывая полки в поисках виски.

– Закончилось, – сказала Брианна, угадывая его желание. – Мистер Уэмисс поймал простуду.

Роджер со вздохом опустил пустую бутылку. Брианна осторожно коснулась его руки.

– Нас пригласили в большой дом на ужин. Можем прийти пораньше.

Это было утешительное предложение. У Джейми точно имелась бутылка отличного односолодового виски, припрятанная где-нибудь в закромах.

– Да, хорошо. – Он взял с крючка плащ Брианны и набросил ей на плечи. – Эй. Думаешь, стоит рассказать о Фергусе твоему отцу? Или лучше провернуть это одному? – У него появилась внезапная и совсем неблагородная надежда на то, что Джейми сочтет это своим долгом и обо всем позаботится.

Кажется, именно этого и боялась Брианна: она активно замахала головой, одновременно потряхивая наполовину просохшими волосами.