– Сегодня.

Tea устало покачала головой, когда дверь за Жасмин закрылась. И почему она постоянно спорит? Эта женщина делает все, что ей заблагорассудится. Видимо, надо еще сказать спасибо за то, что Жасмин решила, что ей следует помогать Tea. Видит Бог, она так нуждалась в поддержке в эту ночь.

– Мальчик выживет?

Tea сжалась, увидев Вэра, стоящего в дверях. Он был уже без доспехов, но казалось, словно их и не снимал. Его лицо по-прежнему хранило жесткое, непроницаемое выражение.

– Я так думаю.

Он вошел в комнату.

– Жасмин сказала, что он очнулся и говорил с вами. Я просил сообщить мне, когда он проснется.

– А зачем мне это делать? Ведь Жасмин бегает к вам с любыми, даже самыми мелкими новостями.

Его внимательный взгляд остановился на лице мальчика.

– Я хочу поговорить с ним.

– Нет. – Она, защищая его, придвинулась ближе. – Он сейчас снова заснул. Я не позволю его тревожить.

– Я не собираюсь трясти его, чтобы разбудить. – Он сел в кресло. – Я подожду.

Она не хотела, чтобы он здесь сидел. Его холодное безразличие разъедало ее самообладание, как соль рану. Прошлой ночью для стольких людей мир перестал существовать, а его это словно и не касалось.

– Это может быть долго. Несколько часов.

– Я подожду.

Он здесь хозяин, она не имела права выгнать его. Но она постаралась его не замечать.

Это оказалось не нужным. Он не проявил никакого интереса к ее присутствию в комнате. Он просто сидел, уставившись в одну точку.

Гарун открыл глаза три часа спустя. Его взгляд немедленно остановился на Вэре.

– Мой господин? – прошептал он.

Вэр наклонился вперед.

– Мне нужно кое-что от тебя, парень. Как ты чувствуешь себя? Сможешь мне помочь?

Гарун кивнул, затем чуть вздрогнул.

– Но я не смогу сражаться с ними… пока.

– Нет, у меня достаточно солдат. Мне необходимо, чтобы ты кое-что рассказал мне, вспомнил о том, как напали на деревню.

– Нет! – воспротивилась Tea.

Но он не слушал ее.

– Ты сможешь сделать это для меня, Гарун?

Он кивнул и закрыл глаза.

– Они напали на закате. Я пошел к колодцу, принести воды для ужина. Мама стояла возле двери. – Он замолчал. – Когда они въехали в деревню, она пыталась броситься ко мне. А они… стрелой…

– Прекратите сейчас же! – Tea яростно взглянула на Вэра. – В этой жестокости нет необходимости.

– Помолчи. – Его взгляд не отрывался от лица мальчика. – Мне вовсе не нужно, чтобы ты рассказывал о своей матери, Гарун. Кто были эти люди, что напали на деревню? Это бандиты?

Он покачал головой.

– Нет… не думаю. Это были франки, но у них не гладкие лица, как у многих франков. Бороды… красные кресты на плащах. – Он открыл мокрые от слез глаза. – Этого достаточно, мой господин?

– Да. – Вэр поднялся на ноги. – Ты хорошо держался. Ты вел себя как настоящий солдат, парень. А теперь поспи. Мы снова поговорим, когда тебе станет лучше. – Он пошел к двери и, открыв ее, оглянулся на Tea. – Найдите кого-нибудь, кто бы посидел с ним, и приходите в Большой зал. Я должен поговорить с вами.

Она тоже хотела поговорить с ним, швырнуть ему в лицо грязные слова погонщиков верблюдов. Она хотела бы сбросить его с крепостной стены!

– Я… хорошо держался, – прошептал Гарун. – Вы слышали, что он сказал?

– Я слышала. – Она попыталась сдержать свой гнев, чтобы мальчик не заметил, как дрожит ее голос. – А теперь спи. Когда ты проснешься, я принесу тебе поесть.

– Я… хорошо держался… – шептал он, проваливаясь в сон.

Когда она решительным шагом вошла в зал, Вэр стоял у окна и глядел на горы.

– Это жестоко и совершенно ненужно, – выпалила она. – Мальчик только что потерял мать. Неужели вы не могли подождать, пока он немного окрепнет?

– Нет. Если бы на деревню напали разбойники, мы бы стали их преследовать и отомстили бы им.

– Чтобы погибли еще люди?

Он не обернулся, отвечая ей:

– Да. Это война.

– И это ничего не значит для вас, не так ли? Все эти мужчины, и женщины, и дети…

– Все когда-нибудь умирают.

– Но не так! – Она пересекла зал и подошла к нему. – Эти дети… – Она замолчала, ее голос предательски дрогнул. – Только не дети. Такого не должно было случиться.

– Нет.

– Но тогда почему это все же произошло?

– По моей вине, – сказал он едва слышно.

– Что?

– По моей вине. Я думал, что только те, кто живет в Дандрагоне, подвергаются опасности. Вот почему я никому, кроме моих солдат, не разрешал здесь слишком долго задерживаться. Для жителей деревни не было никакого риска. – Внезапно вся сдержанность слетела с него, и он с силой стукнул кулаком по оконной раме. – Проклятие! Они не должны были их трогать!

Она подошла на несколько шагов ближе.

– Но я не понимаю… – И тогда она увидела его лицо.

Искаженное смертельной мукой, с глазами, полными отчаяния и боли. Она никогда раньше не видела ни на чьем лице такого страдания.

– Они убили их всех ради того, чтобы показать, что им все подвластно и им ничего не стоит добраться и до меня.

– Рыцари-тамплиеры? Но ведь они служители Господа. Я не могу представить, что они способны на такое!

– Вы можете думать что угодно. – Он глубоко и резко вздохнул, и она вновь увидела на его лице непроницаемую маску.

– Но я должен быть уверен, что этого больше не случится. Никогда. Я этого не вынесу… Я должен защитить… – Он повернулся к ней лицом. – И я начну с вас.

Она невольно отступила на шаг, пораженная неистовой яростью, вспыхнувшей на его лице.

– С меня?

– Они знают, кто приходит в Дандрагон. И они скоро узнают, что вы здесь.

– Но я не имею к вам никакого отношения. И скоро уеду отсюда.

– Гарун тоже не имел ко мне никакого отношения. Он пробыл здесь всего несколько дней. И вот его мать мертва… вся деревня мертва. – Его руки легли на ее плечи. – Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как еще кто-нибудь погибнет по моей вине. Я хочу знать, кто вы и кого они могут достать через вас.

– Я не ничего не собиралась говорить Кадару. – Она облизала губы. – И вам я тоже ничего не скажу.

– Я не Кадар. – Он с силой сжал ее плечи. – Я не мягкий и не добрый, как он. Я эгоистичен и зол сейчас, и я предпочту скорее бросить вас в подземелье, чем видеть, как вы или кто-то из ваших близких погибает из-за меня. Я должен все узнать о вас. И я узнаю.

– Вы делаете мне больно.

– Вам пора было бы уже узнать меня. Я не только приношу боль, я еще и убиваю и… – Он замолчал, на мгновение закрыл глаза, затем продолжил, но уже другим тоном, чуть запинаясь: – У вас доброе сердце, и я уверен, где-то есть люди, которые вам дороги. Скажите мне, кто они, чтобы я смог защитить их.

Селин. Но Селин не имеет к этому никакого отношения.

– Она в Константинополе. Она вне опасности.

– Рыцари-тамплиеры есть везде. Они могут проникнуть в любой дом, любой дворец христианского мира и сделать все, что им захочется.

– Я не верю…

– Даже если вы не верите, вы готовы рисковать?

Она не знала, что ей делать. Она не могла подвергнуть угрозе жизнь Селин. И все же, если она откроет ему все, не станет ли опасность больше для них обеих?

– Вы уверены, что это рыцари-тамплиеры?

– Они носят кресты на мантиях, и, когда вступают в Орден, их заставляют отрастить бороды. – Он скривил губы. – Уж не думаете ли вы, что я стремлюсь к тому, чтобы однажды Гарун бросил мне, что я – виновник гибели его деревни?

– Если я скажу вам…

– Вы мне непременно скажете.

Она неожиданно вспыхнула.

– Вы не вправе говорить мне, что делать. Я сама решу, как мне лучше поступить. – Она помолчала. Кадар сказал, что Вэр держит свое слово. Возможно, ей удастся несколько обезопасить себя в этой неопределенной ситуации. – Вы должны обещать мне, что я буду свободна, что Селин будет в безопасности и тоже свободна.

– Кто это, Селин?

– Дайте мне слово.