– Да мы и сами…

– А теперь… ваша любимая! – выкрикнул со стороны сцены Паша. – Подпеваем, не стесняемся, подпеваем! Расчесочка-расчесочка, сгорела наша папиросочка…

– Не забудьте, – повторил Федор. – Там, кстати, тоже концерт будет.

– Еще концерт?! – Хазин ухмыльнулся. – Сводный хор имени Михаила Архангела исполнит популярные пьесы…

– Короче, я передал, – сказал Федор. – И, Витя, не нажирайтесь слишком сильно, хорошо?

– Да я и сам не буду, – пообещал Хазин. – Я же профессионал, я должен фиксировать жизнь во всех ее разнообразных гитиках. А Витенька все запишет в скрижаль!

Федор зевнул и направился к сцене.

– Про фейхоа, кстати, смешно, – сказал Хазин. – У меня есть похожие стихи, как-нибудь расскажу…

Хазин залез в морозильный ларь, достал упаковку крабовых палочек, оторвал зубами уголок, вытряхнул палочку, стал грызть. Концерт продолжался. Паша Воркутэн давал лирику, пел протяжное и душевное, про возвращение домой после долгих странствий, про тропки, ведущие назад в детство, про первоцвет и весенние протоки.

– Что-то здесь душно, – сказал я. – Может, покатаемся?

– Мы все время зачем-то катаемся… К тому же я выпил – и не сяду больше за руль…

Но это, конечно, было неправдой, за руль Хазин сел.

– Ты прав, Витя, я устал… Надо проветрить голову от всей этой филармонии, я должен быть кристально свеж для скорого журфикса…

Мы забрались в «шестерку» и отправились подальше от Центральной площади. Я предлагал на берег реки и искупаться, Хазин хотел далеко на север, в «горячие ключи и студеные логи Кологрива»; сошлись на третьих песках, однако выбраться подальше не получилось – в пяти километрах от переезда нас остановил патруль. Ругаться с милицией в пьяном виде Хазин не осмелился, мы развернулись и на обратном пути съехали к Алешкину болоту и сидели там почти час. Сначала Хазин молчал, потом не мог заткнуться про зерно и «Калевалу», потом просто фотографировал.

Болото было красиво. Над зелеными кочками поднимались мертвые, похожие на сгоревшие спички деревья, воздух дрожал от солнца и пара, за кипреем качались алые призраки. Хазин пытался поймать их на камеру, но призраки ловко уворачивались от кадра, Хазин злился.

Я вспомнил это болото. Раз Федька наврал, что в глубине Алешкина болота есть остров, на котором раньше стояла избушка золотоискателей. Мы выступили с утра и к обеду углубились километра на четыре. Никакого острова не нашли, но между болотных кочек обнаружили бочажины с застоявшейся водой. В воде обитали мелкие жучки со светящимися спинками, Федька кинулся их ловить, но только все взбаламутил, жучки разбежались…

– Город Чагинск… знаменит своими болотами, – сказал Хазин. – Мне кажется, надо потребовать компенсацию… Смотри, вон еще!

Хазин вскинул камеру и сделал несколько снимков. Он заполнил все карты памяти, но так и не смог поймать ни одного призрака.

– Надо вернуться сюда завтра, – сказал Хазин. – Здесь интересное место. Знаешь, Витенька, я недооценивал этот город, здесь не все так паршиво.

– С утра он тебе не нравился, – напомнил я.

– Человек имеет право на ежедневную ошибку. Если бы тебе подкинули клопа, посмотрел бы я на тебя. Здесь есть что-то… дремучее…

Хазин замолчал.

– Поедем, наверное, в «Дружбу», Витя, – сказал он через минуту. – Если действительно врио приехал, надо его все-таки сфотографировать… И жрать окончательно охота.

Мы вернулись в Чагинск, проехали по улицам… каким-то улицам, а город, особенно в центре, был многолюден. Гуляли жители и приезжие, носились дети с шариками, из динамиков на столбах играла музыка, на перекрестках стояли компании и что-то обсуждали.

Возле КСЦ «Дружба» дежурили милицейские патрули. Нас остановили и проверили документы, у Хазина придрались к паспорту и к уровню трезвости, но возник Федор и велел пропустить.

– Федя, ты наш ангел-телохранитель, – сказал Хазин. – Спасаешь нас во второй раз за календарные сутки. Я пошлю тебе набор мармелада.

– На задний двор езжай, – указал Федор. – Там у котельной площадка…

– На двор езжай, в людской для вас накрыто! – продекламировал Хазин.

На болоте он, видимо, не очень проветрился.

– Хазин, держи себя в руках, – сказал Федор. – Это мой тебе добрый совет.

– Федя, ты стал совсем хоумниггер, – ответил Хазин.

Федор усмехнулся и указал, куда нам продвигаться.

Парковка возле клуба была занята машинами, мы аккуратно проехали на задний двор, но площадка у котельной оказалась забита тоже. Хазин с трудом пристроился, заехав передком на угольную гору.

– Поразительно длинный день, – вздохнул Хазин. – А еще далеко не вечер, Витя…

– И что? – спросил я.

– Не люблю такие дни. Когда такие дни…

Хазин замолчал. На входе в зал нас встретила Зинаида Захаровна.

– Ребята, рада вас видеть! – Зинаида Захаровна неожиданно радушно обняла нас, сначала меня, потом Хазина. – Вам туда, стол рядом с колонной, садитесь!

– Врио здесь? – Хазин осмотрел зал.

– Проходите, проходите, актовый зал направо по коридору, – Зинаида Захаровна подтолкнула Хазина в спину.

Зал направо по коридору был заполнен народом. Кресла для зрителей частью убрали, частью расставили вдоль стен, а в зал внесли столы и установили их елочкой, верхушкой к сцене. За первыми столами сидели сильно пожилые мужчины и женщины в орденах и медалях, ветераны труда и тыла, как я понял. За ветеранами располагался стол с культурной частью города, я отметил директора музея Бородулина и заведующую библиотекой Нину Сергеевну, и мужчину в широком галстуке, похожего на типичного директора музыкальной школы, других людей не знал. Рядом с ними располагались педагоги и медики, первые отличались прическами и чересчур оптимистичным настроением, вторые были, наоборот, мрачны и бледнолицы. За медиками тянулось несколько столов с людьми, одетыми в костюмы, – видимо, чиновники, держали себя строго. Пожарные и милиционеры напротив них вели себя вольно, сразу видно, что пожарные и милиционеры.

– А вон и засадный полк! – прошептал Хазин.

Батюшки держались отдельным столом, отдельный же стол был выделен и для начальства, из самого начальства за столом пребывал лишь мэр Механошин.

Мы с Хазиным проследовали к своему месту у колонны и заняли отмеченные визитками кресла. Хазин сразу стал жевать колбасу, я хотел пить, налил морса.

– Врио пока не видно, – сообщил Хазин. – Но он прибудет в нужный момент.

К нам подсели два мужика и тетка, стали потихоньку есть сыр.

Актовый зал культурно-спортивного центра был убран к детскому празднику и толком переменить его не успели. Вдоль стен покачивались бумажные фонари и гирлянды, а поперек сцены лежал тот самый фанерный Гулливер, только раскрашенный и спящий. Видимо, Гулливер предназначался для детского спектакля, но, честно говоря, и здесь он смотрелся неплохо. Правда, его попытались задрапировать занавесками, и получилось не очень – издали казалось, что Гулливер обзавелся юбкой вокруг бедер, отчего его улыбка приобрела отчетливый двусмысленный оттенок.

– А Механошин уже здесь, – Хазин указал на мэра. – Трепещет, сука.

Александр Федорович на самом деле выглядел взволнованно, то и дело привставал из-за начальственного стола, напряженно оглядывал зал и не всегда замечал, когда ему приветственно кивали.

К нам откуда-то быстро подсел Крыков, налил минералки, разбавил апельсиновым соком и выпил.

– А, Крыков… А ты почему в синих ботинках? – спросил Хазин.

Я поглядел вниз, Крыков действительно был в синих ботинках.

– Он что, нажраться успел? – весело осведомился Крыков.

– Я не нажрался, – ответил Хазин. – Я просто сижу в засаде, я – засадный волк… Надворный советник Засадимский во времена Александра Благословенного организовал некую ложу… у них опознавательным знаком был серебряный клоп…

Хазин показал на ладони клопа.

– Нажрался. Ну-ну, – Крыков похлопал Хазина по плечу. – Веселитесь, ребята.

Крыков удалился. То есть покинул зал. Чем меня удивил, обычно Крыков такие мероприятия любил просиживать до конца.