— Рыжий, как ты думаешь, это первый раз в моей жизни?

— В смысле? — он опять подобрался и напрягся.

Приятно.

— Ну, когда угрожают моей безопасности, стараясь повлиять на кого-то из моих близких? Сейчас — для разнообразия на тебя; а до этого — на маму, папу? Ещё кое-кого?

— Да видимо, не в первый раз, — проворчал он недовольно. — Раз ты так ставишь вопрос.

— Угу. Далеко не первый. И поверь, предыдущие в сравнении с интеллигентной якудзой были, как бы тут поделикатнее…

— Я ПОНЯЛ! НЕ ДОГОВАРИВАЙ.

— Как скажешь, — она подхватила его под руку, подталкивая к выходу. — А я по-прежнему в порядке. Поверь. Тьху, повторяюсь… В общем, это далеко не самая большая опасность лично в мой адрес — или Аны — с учётом рода занятия наших семей.

— Эй, стой, куда? — заволновался он, разворачивая её в обратную сторону. — Второй раунд! И нафига ты юбку опять натянула…

Айя без слов хлопнула себя ладонью по лбу, повернулась к нему спиной и упёрлась руками в стенку.

Примерно через пару минут в двери постучали.

— Бл*. В самой середине процесса!.. — тихонько просипел Рыжий ей на ухо, ускоряясь. — Ни раньше, ни позже!..

— Они ж не в курсе, что мы здесь кроликов изображаем, — так же шёпотом ответила она. — Может, туалет кому-то понадобился. Мы тут уже сколько торчим, ещё и вдвоём.

— Эй, молодые! — из-за двери раздался взволнованный голос Эрнесто.

Что интересно, тоже шёпотом.

— Вылезайте! — потребовал полицейский. — Тут прокурорские приехали, нужен Седьков!

— Мне начинать пугаться? — Айя почувствовала, что тон соотечественника далёк от спокойного.

— Да я пока сам не понял, — раздалось с той стороны двери.

— Бл*. Страшно. — Она покосилась через плечо назад.

Виктор, в отличие от неё, не испытывал ни малейшего неудобства и был сфокусирован на одной единственной, достаточно утилитарной, задаче.

— Мне б твои стальные канаты вместо нервов, — вздохнула латиноамериканка. — Рыжий, иногда я тобой искренне восхищаюсь. Вот как сейчас например.

— Да чё там париться… Авось да рассосётся… Ща… ЩА… У-Ф-Ф!

— Эй, вы там что, *****сь?! — судя по неподдельному возмущению, Вальдес с той стороны двери не верил ни своим ушам, ни профессиональной интуиции.

— Боже упаси, как ты мог такое подумать. Заканчиваем дискуссию о французской философии середины восемнадцатого века, — на полном серьёзе ответила Мартинес.

После чего принялась лихорадочно возвращать одежду на место по второму разу.

Седьков задумчиво дослушал её тираду до конца, просветлел взглядом и весело заржал по окончании.

— Я тобой регулярно восхищаюсь, — сообщила она однокласснику даже без тени улыбки. — В том числе, в такие моменты. Именно они заставляют меня помнить о том, что этот говённый мир на самом деле — прекрасный и удивительный. ЭРНЕСТО!

— Что?

Рыжий, соединив руки в жесте просьбы, выбросил на пальцах, что ему нужна ещё минута и заперся в ближайшей кабинке.

— А что хотят прокурорские?

— Мутят. — В интонациях соотечественника, как назло, не прозвучало ничего успокоительного.

— На тему?

— Документы оформляют хитро.

— Там же всё должно быть на мази? Одноглазая там?

— Да, но с ней вообще никто не разговаривает. Ты же понимаешь, что при людях — и не будут.

— Что они делают такого, что заставляет тебя нервничать?

— Технично корректируют формы после заполнения нашими. Я тебе быстро не объясню, но если коротко, компромат.

— То есть?

— Избегают однозначных формулировок. Оставляют лазейки для повторной экспертизы или эксгумации — хотя наши исключили.

— Что это может быть? По твоему опыту либо с твоей точки зрения?

— Я же сказал, компромат. Опуская судебные процедуры — чтобы потом при желании можно было дёргать за верёвочку. Не железобетонно утверждаю, но с высоты моего опыта именно так.

— А юристы Хамасаки подъехали?

— А юристы Хамасаки подъехали? — Мартинес сегодня сама на себя не похожа.

— Какая-то ты повышенно тревожная нынче.

— РУКИ ПОМОЙ! — мгновенно вспыхивает возмущением она, глядя, как я направляюсь к двери с намерением её открыть и топать дальше.

Чуть подумав, возвращаюсь к крану и делаю, что просят. Попутно рассказываю анекдот:

— Русский, латинос и японец точно так же после туалета искоса смотрят друг на друга. Русский: "Чего уставились?! На м⁹не узоров нет и цветы не растут!". Латинос: "Ты руки не помыл, а сейчас обратно за стол пойдём". Японец: "Даже салфеткой не вытер".

Одноклассница смотрит на меня задумчиво, многозначительно и со вздохом наклоняет подбородок к груди, поднимая левую бровь.

— "А у нас не принято на руки ссать" — с грустью в голосе отвечает им русский. Эй, чего вы такие занудные?!

Через четверть минуты под руку покидаем местный гостеприимный санузел.

— Да тоже верно, в принципе, — теперь самый задумчивый вид из всех нас имеет Эрнесто. — По большому счёту, формально ничего страшного не произошло. Просто я думал, по твоей информации, — он кивает моей однокласснице, — с той стороны будет лояльность. — Ввиду имеется доблестная юстиция, но вслух оно не звучит.

— А вместо лояльности? — Мартинес с хваткой бультерьера тут же вцепляется в последнее слово.

— Да избирательная какая-то лояльность! С одной стороны, как бы да, — латинос старательно говорит междометиями, намёками и неконкретными вещами. Видимо, из-за обилия людей в коридоре дальше. — А с другой стороны — постоянное подчёркивание дистанции и закладки на будущее.

— Получается, от них идёт и плюс, и минус? — суммирую для себя услышанное понятными мне категориями. — В итоге получается что-то типа ноля? Нейтралитет?

— Пожалуй. Да, можно и так сказать; я просто не сформулировал. Реально что-то типа нейтралитета, — заключает полицейский, направляя меня за плечи в холле в нужную сторону. — Не на место происшествия! Процедуры будут там.

Айя как взяла меня под руку в дверях туалета, так и держит сейчас, не ослабляя хватку. Кажется, даже это своё расширение на силу включила.

— Ну так и не парьтесь, — заключаю. — Ноль — это нейтралитет и есть. Ни вашим, ни нашим.

— Хотелось бы, конечно, чуть другой позиции, — нейтрально роняет Мартинес, тоже не говоря ничего конкретного.

Поскольку именно в этот момент к нам подходит Сата.

— Забей, — искренне отмахиваюсь второй раз. — Мне тут давеча старший Хамасаки позвонил, вот буквально только что. Кстати, даже не записывалось ничего, хотя я старался…

Младшая Эскобар только фыркает.

— Вот я из его слов четко понял. Если есть конфликт меня, приблудной дворняги, и титульной братвы в количестве трёх человек — ни о каких равных условиях в суде речь не идёт. Так что нейтралитет тех, о ком мы все думаем, — со значением коротко кланяюсь одноглазой, — это уже процессуальный прогресс. Мог бы быть и минус, теоретически.

— Да. Он прав. — Тераяма имеет напряжённый вид и неприкрыто кусает губы. — Народ, особой проблемы нет, но расклад такой. Когда взрослые, послушав меня, собираются что-то делать по-своему — я это всегда вижу.

— Логично, чё, — пожимает плечами моя одноклассница, продолжая фиксировать мой локоть обеими руками. — Сейчас тоже так?

— Да. Я и хотела вам сказать. Не знаю, что изменилось, но буквально за пару минут, и дед, и отец с матерью, и тот самый брат деда, — она многозначительно опускает веки, — чего-то отморозились и отвечают мне односложно и формально.

— Бл*. — Мартинес кто бьёт каблуком правой туфли в пол и матерится по-испански.

— Явный признак того, что они мутят что-то своё, — добивает её титульная.

— Не парься, — говорю твёрдо однокласснице и мягко глажу её пальцы. — Рассосётся. Точно, вот увидишь.

— Да ты просто не в теме! — начинает эмоционально заводиться латиноамериканка.

Что с её темпераментом — раз плюнуть. Бах — и за секунду пожар до небес.