Иккинга передернуло, он зажал ладонями уши, словно это могло помочь, уткнулся потным лбом в колени, сильнее зажмурил уставшие глаза, отгоняя противные образы. Вампир не в состоянии больше удерживать сидячее положение размяк, словно неживой. Скатившись по стене с флизелиновыми обоями , он лёг на бок, руки безжизненно упали рядом и тяжелые веки застыли в полуоткрытом виде.

Недолгое время спустя в дверь осмелились гулко постучаться. Иккинг не шевельнулся. Сил еле хватало для поддержания дыхания. Вчерашняя свадебная ночь отобрала накопленную после инцидента с оборотнем энергию.

Не получив разрешения, Смэлл все равно нырнул в густую тьму комнаты. Ровными шагами он прошел к центру, каблук кожаных оксфордов заглушал серый ворсистый ковролин. Щелчком мозолистых от долгой писанины пальцев Йоргенсон зажег старые светильники, вспыхнувшие в темноте подобно россыпи маленьких звёзд. Утомленный от нескончаемой ночи, он медленно повернулся к углу, откуда почувствовал сиплое дыхание кузена. На обоих сидели праздничные костюмы, оба не находили сил даже переодеться, но из них двоих хуже всего приходилось Иккингу.

— Брат, — надтреснуто обратился к нему Смэлл, садясь на корточки рядом. Широкая ладонь робко потянулась для ободряющего поглаживания, но Иккинг вздрогнул, будто любое прикосновение сейчас могло превратить его в ничто. — Что с тобой происходит, брат?

Тонкая линия сухих губ скривилась в полуулыбке. Иккинг насмехался над редким проявлением глупости кузена.

— Ты ведь дал своё согласие на свадьбу, — непонимающим тоном продолжал Смэлл.

Взрослея рядом с Иккингом и Эльзой, Смэлл всегда чувствовал себя среди них третьим лишним не только из-за большого возраста, он просто-напросто не мог проникнуть в их мир, в котором они чувствовали себя вдвоём превосходно. Врожденная логика от отца отказывалась и не могла объяснить, почему привязанность кузена и дочери Агнарра стала настолько сильной.

— Дело не только в Эльзе, — признался Иккинг. — Впервые мне сейчас так паршиво на душе не из-за неё. Никогда не чувствовал подобного.

— Что тогда? — в этот момент Смэлл ненароком призадумался: что бы сделала Эльза на его месте? Как бы приободрила Иккинга? И понял, будь тут она, хватило бы лишь одного её присутствия. Никаких слов, никаких нотаций. Молчание этой вампирши и простой добрый взгляд поддерживали в Хэддоке жизнь. А теперь всё это принадлежало Владыке. — Если дело не в Эльзе, то в чем же?

— Ты видел как вела себя Астрид на свадьбе? — неожиданно произнёс Иккинг, заставляя Смэлла перемотать пластинку воспоминаний. На празднике информатор Владыки часто поглядывал в сторону Хофферсон, которая выдавливала на лице улыбку окружающим, чтобы не испортить общее веселье. — Только дурак бы не увидел, как внутри она умирала от боли в сердце. И всё из-за меня. Иногда мне кажется, я несу наказание за своего отца. Этакая расплата за его небывалую славу.

— Неудивительно, что мать Мериды считает тебя большим идиотом, чем меня. Хватило же ума додуматься до такого, — смех дался Смэллу тяжело. От боли в ногах он сел по-турецки, позволив себе сгорбиться. — Не имею право что-либо советовать тебе в любовных делах. Да и знаю, что ты меня все равно не послушаешь. Скажу только, что Астрид всегда говорит противоположное тому, о чем думает. Немного напористости вместе с твоим тупизмом. И она тебя наверняка простит. Так что перестань маяться, как желейная барышня, и действуй, осел ты арбузный.

При упоминании осла и арбуза братья улыбнулись, предаваясь воспоминаниям. Они были маленькими, когда родители их повезли на природу и решили покататься на ослах. Упрямое животное, на котором ехал Иккинг, учуяв остатки выкинутого кем-то арбуза, кинулось на поиски лакомства. Хэддок так и просидел на седле час в ожидании, когда его «доблестный конь» насытиться. Смэлл с Эльзой целый месяц припоминали ему этот случай и заливались смехом.

— Будешь теперь моей нянькой, изредка захаживающей в комнату? — съязвил Иккинг.

— Нет, я пришёл с радостной вестью. Тебе позволили испить человеческой крови.

Последние слова Смэлла приподняли Иккинга с места. Он с подозрением на ложь взглянул на него, ища некого подвоха.

— Я тебя сейчас покусаю за такие жестокие шутки, — пригрозил сын Стоика.

— Не шучу. Уже начались приготовления.

Владыка сам отдал мне приказ, чтобы после свадьбы я устроил всё для тебя.

— Не хочу, — резко прозвучало из уст Иккинга к удивлению кузена, он даже отвернулся к стенке, словно маленький мальчишка.

— Чего? Не хочешь? Это ещё почему?

— Не хочу принимать его подачки. Это он так снисходителен за мое согласие на их свадьбу.

Иккинг не стал говорить, что не только не хотел принимать подачку, но и перебивать вкус крови Эльзы, который до сих пор помнил. Да, на язык попала горечь крови Владыки, но первые секунды были невообразимы, покуда в горло лилась часть Эльзы.

— Хватит быть дураком, Иккинг. Скоро война. Эта так называемая тобой подачка сейчас необходима. Не пойдёшь сам, я за шиворот поволоку тебя.

— Хоть скажи, чью кровь мне придётся пить? — без энтузиазма вопрошал кузен.

— Молодая кровь девушки. Она с детства мечтала стать вампиром. Хочешь, можешь оставить её в своих служанка, хочешь, можешь отпустить. Тебе решать. Но она готова вдоволь поделиться своей кровью, лишь бы ты сделал её вампиром.

— Вот дура, — только и сказал Иккинг, тяжело вставая с места.

***

Чуть меньше недели… Эльза считала каждую ночь до заветного события. Лёжа в кровати в обнимку с Джеком, порой глядя за его спину, она видела, как в бархатной тени их покоев стояла Валенсия и мерзко улыбалась. От этого она крепче прижималась к груди любимого вампира, сильнее обвивала руками шею, не желая отдавать мужа его безумной сестре. И Джек всё чувствовал.

Он молча позволял жене нежиться у его оттаявшего сердца, а сам начинал целовать каждую родинку, каждую впадинку на её теле. Неделю до главных приготовлений король вампиров не выходил из покоев, эта неделя после свадьбы полностью принадлежала им двоим.

В это же самое время Астрид бегала от Иккинга, избегая с ним серьезного разговора, на который он напрашивался. Ей нравилось играть с ним в подобные кошки-мышки, излучая на лице притворный холод. Нравилось таким образом наказывать его, видеть, как он каждый раз расстраивается, когда она в очередной раз отворачивается от него, отходит, убегает, не смотрит на него. Но чем больше становился военный лагерь перед резиденцией Джека, тем менее преступнее становились стены к сердцу Астрид. Страх не вернуться всё чаще смещал обиду в сердце девушки. И, наконец, в одну из ночей она позволила себе на радость Иккингу остаться на месте и не сбегать от него.

На небе висел тонкий серп увядающей луны, укрытой пушистым одеялом облаков. Астрид сидела, свесив ноги вниз, на каменном парапете. Холодный ветер золотой поры играл с её распущенными волосами и доносил шум из большого лагеря воинов Альянса, расположившихся в палатках на лужайке резиденции. Было решено выступать на закате следующего дня из столицы вампиров, ближайшей локации к местности, где, по словам разведотряда, пряталась Валенсия.

— Надеюсь хоть в этот раз ты от меня не сбежишь, ведь завтра мы уже идём в бой, — Иккинг делал осторожные шаги в сторону Астрид, что сидела к нему спиной.

— Уже некуда бежать, — спокойно ответила она столь странной фразой, давая одобрительный знак вампиру.

Хэддок присел на парапет чуть поодаль и тоже стал разглядывать солдатов, провожающих эту ночь, как в последний раз. Костры их горели ярче звёзд, песни звучали громче леса, а река из винной крови могла посоревноваться с самой длинной рекой мира.

— Тебе понравилась кровь из живого сосуда? — неожиданно спросила Астрид, покачивая ногой, как маленькая.

— Ты про кровь Катины? — вот уже неделю Катина жила жизнью вампира после укусу Иккинга и совестливо исполняла все обязанности служанки чистокровного вампира.

— Да, это я её выбрала для твоей церемонии, — призналась она, — Смэлл рассказал мне, что Владыка дал тебе разрешение испить человеческую кровь. Вот я и предложила Катину.