Это стало сущим горем -

Будто небо всех карает.

Из – за дюн не видно море,

Только скалы и пески.

Лишь ромашковое поле

Избавляет от тоски.

Хоть редки цветы и травы

На иссушенной земле

И царят крутые нравы

В столь запущенной среде,

Но она моя родная,

Я люблю ее до слез,

Не тая и не скрывая

Говорю о том всерьез.

Все луга, леса и степи

В сердце трепетно храню;

И моря, озера, реки

Даже малые ценю.

Невзирая на погоду, -

Дождь идет, иль зной стоит, -

Благодарен небосводу,

Благо им я не забыт.

Все соцветия лугов

Разум вдохновляют мой,

Овевают сто ветров

Мысли сладостной волной.

Чередой идут сезоны,

Год за годом, день за днем,

Думы только непреклонны

Рассуждают о своем.

Море дальнее, о, море,

Покажись во всей красе.

Предо мной явитесь зори

В шуме грома при грозе.

О, листва, шуми погромче,

Шелести, зеленый клен.

Если я открою очи -

Пропадет прекрасный сон!-

И поэтому звучите,

Да играйте для души!

При таком несчастном виде

Трели для меня важны!

Убаюкайте скитальца,

Пожалейте вы меня,

На чужбину я убрался,

Я – отшельник с сего дня!

Но слезу вы не найдете

На израненной щеке,

Ведь пока мой дух на взлете

Прибывает по весне.

Я спокойно отдыхаю

Лежа тихо на бугре,

Мирно время коротаю,

Глядя облачко в заре.

Потемнела мира чаша,

Заблестел злотистый край,

Удивительно украшен

Небосвода яркий рай, -

Будто пир явили боги

Перед смертными смеясь,

И в сердцах они жестоки:

Ведь судьба их удалась.

***

Засыпая на закате,

Погружаясь мирно в сон,

Я признаю: жизни ради

Всякий я стерплю закон.

Глава 8. Туман

Они живут под слоем пыли

И не глядят уже на свет, -

Глаза навек они закрыли, -

И там, где были их уж нет.

Не слышат люди стоны, зовы

Гудящие стенания струн

Через земли сырой оковы

Следя за сотней дальних лун.

Гудят следы давно погибших,

Хранят засохшие уста

Баллады чувствами отживших

И музыка друзей проста…

Их иногда глаза жестоки

Теперь печально плачут вдруг,

А реки в бурные чертоги

Их прямиком влекут на юг.

Где рай быть может или темень

Укутает тела и души,

А желтых трав увядших зелень

Навеки приютит заблудших.

Они все тут, в тумане сером.

Ты погляди: багрянец тот

Когда – то был душой и телом

Ну, а сейчас в тиши бредет.

И не найдешь лица в помине,

И не узнаешь в нем черты,

Но будешь кланяться святыне,

Не зная большей темноты.

Красоты тебе не надо,

Цвет тебе уже не мил!

Ладна тень немого сада,

Где не жил ты и не был,

За руку тебя зажимает

И заведомо ведет -

Мимоходом обещая

Грани чистые высот.

***

Бурый он – туман умерших,

Горьковат слегка на вкус:

Душ уже давно истлевших, -

То есть грех и тяжкий груз.

И возница тянет гордо

Их большой, несчастный грех,

Лошади в упряжке морда

Вовсе не сулит успех

На задворках угнетенных

Мира адского, гнилого;

Души те на раскаленных

Угольках лежат без срока.

***

Стелется туман лукаво,

Выводя дурные лица.

И глядят они не здраво -

Плотью жаждут насладиться!

Ах, гордыня не смолкает:

Также путник все идет

И в тумане дым вдыхает

Без упреков и забот.

А багрянец – то лоснится,

Всеми красками пестрят,

Будто ранняя зарница,

Цвета красного заря.

Но немы в округе тени,

Не забрать уже им душу;

Не поставить на колени

Свет кому уже не нужен,

Кто согреться не желает

У огня и у свечи,

Да опасности не знает

На окраине ночи…

Кто безумно наступает

На преграды острой шип,

И порыв души смиряет

Немотой холодных рыб.

Благо – свет уже мерцает,

Разгоняя дыма седь,

Больше смрад не так воняет,

Тлен не стал огнем гореть.

То ли день уже в округе

Начинает возвышаться

Унося с собою муки

Тенью кучевой багрянца,

То ли утро наступает,

Воздавая гимны свету

И унылый взор бросает

Молодому зною лета.

Непонятно то явление…

Неизвестности таят

Алой дымки появление

И царивший гнили смрад.

***

Роща высится, прилесье,

Молодой орешник тут,

В этом миловидном месте

Воскресил благой уют.

Почва кое – где мелькает

Золотой песок тесня,

Черноземы выступают

В лучиках красуясь дня.

Пару желудей собравши

Расколол их в миг Абдул:

Ах, какой же я уставший,

Мне бы съесть печеных кур.

Блюду соус я б добавил

И поджарый хлеб себе

Непременно в рот отправил,

Воздавая дань крупе.

Голод правда очень страшен,

Кто бы, что ни говорил

Рядом жаль не видно пашен,

Я б и зерна проглотил.

***

Лес укутал покаянием

Путник лишь его настиг,

Тенью сказочным касанием

Успокоил сразу в миг.

Тихо стало, безмятежно,

Только листья шелестят

Упоительно и нежно,

Рощи мир покойный свят.

Забываться горе стало,

Все обиды и упреки,

Все, что путника терзало.

Страхи сделались далеки

В поднебесье улетев,

Даже мелкие пороки,

Путь грозой преодолев,

Разлетелись на осколки.

Замерло биение вдруг

Непокорного сердечка,

Прекратился вольный стук.

Под горой струилась речка.

***

Искупавшись и умывшись,

Охладил бедняга душу.

Этот миг немного длившись

Подарил опалу стужу.

На пригорок вор забрался

И прилег на солнцепек.

Вот теперь ему казался

Душный не такой денек.

Потянувшись он улегся,

Повернув лицо направо,

От сомнения отрекся

Выгнув ноги величаво.

Речка же ему журчала

Ту мелодию простую,

Что легко и не лукаво

Пела песенку святую.

Глава 9. Раненый

Завопил ужасно некто

Все округу оглушив, -

То в степи бывало редко

И поэтому пленив

Абдуллы сознанье плотно -

Этим самым известив,

Что лежит он беззаботно.

Крик скитальца вел в обрыв…

Бедуин нещадно воя

Помощи себе хотел,

Окровавлен от побоев

Он на самом дне сидел.

"Ожидаешь ты героев?

В самом деле значит смел…

Мог в усердии ведь ноя

Ты собрать степных химер! -

И тогда б случилось горе."

Много боли натерпелся

Весь изрубленный араб.

Он вертелся, так вертелся,

Что в усталости прозяб.

Содрогаясь телом дивно

Стон лишь раненый издал

И пугающе наивно

К Абдуле тянуться стал.

Но овраг глубокий очень,

Не достать, не прыгнуть вниз, -

"Друг несчастный, век не кончен,

Помогу я – ты держись.

Разыщу большую палку

Или ветку отломлю,

Мне тебя, родимый, жалко,

Подожди, сейчас приду."

И скиталец быстро канул,

Убежал назад по тропке,

Гром пока еще не грянул.