Ее собственное сердце (как же жаль, что у нее оно есть) сжалось от разочарования и огорчения, едва она освободилась из объятий. Вдруг он сейчас презрительно ухмыльнется, встанет и уйдет? Она все испортит из-за глупой гордыни и страха.

— Но это неважно… — Плотнее накрыв ладонью мучительно желанные губы, Силмэриэль вновь тесно прижалась к гондорцу… сердце у него все же было, и билось так же часто, как ее. — Я все знаю… хотя и не вижу больше твои мысли.

И не могу узнать, чего же тебе хочется… жаль.

Наверное, того же, чего хотят орки и стражники. Им всем нравится, когда… Надо представить, что она — смертная девушка из трактира, которой красивый гондорский витязь дал с ласковой улыбкой пару монет, и теперь нужно порадовать господина. И все будет легко. Но сначала она его поцелует в губы.

Снова зажмурившись — глаза закрывались сами собой, чтобы ничто не мешало видеть все таким, как ей хочется — Силмэриэль заставила Боромира замолчать на полуслове, неловко соударившись зубами. Желание с томительной нежностью захватить его губы своими боролось с нехорошим порывом прикусить до крови, и пусть он ей за это отомстит, как хочет.

Картинки с забавами изенгардских стражников в роханском борделе еле вспомнились, мысли с трудом ворочались в голове, грозя окончательно спутаться. Собравшись с духом повторить подвиги бесстыдных девушек, Силмэриэль приоткрыла глаза и тут же широко распахнула их, приглушенно вскрикнув — старший сын Дэнетора действительно стал кем-то совсем другим, ей не показалось.

Больше похожим на ее детскую мечту… именно таким. Как только она оторвалась от не столь тонких, красиво очерченных губ, лицо неБоромира подернулось дымкой, на глазах меняясь на привычное.

— Ты кто, скажи мне!

Шрам на щеке разгладился под ее пальцами, как тает лед под лучами полуденного солнца, длинные пряди угольно-черных волос пропали, сменившись короткими рыжевато-русыми, лишь глаза остались предательски черными, до предела заполненными расширившимися зрачками.

— Воскресить умершего невозможно, папа говорил мне… но неприкаянный дух может занять чужое тело. Так возрождался темный Владыка Саурон, каждый раз… — почти без выражения бормотала Силмэриэль, зачарованно глядя в глаза неизвестно кому. Пытаться стряхнуть морок и отвести взгляд не хотелось… расползающаяся черным пятном в зрачках тьма — она чувствовала это и видела в отражении — впервые не топила все человеческое в звериной кровожадности, а нетерпеливо тянулась к ласке подобной себе, повизгивая и виляя хвостом, как детеныш волколака к матери. — Ты не Боромир, да? И ты не сказал мне… как тебе не стыдно!

После последних слов следовало гордо отодвинуться, а еще лучше убежать (вот только куда?), чтобы они не пропали даром, но сдвинуться с места было свыше ее сил. В глубине души она подозревала… и даже надеялась, только… зачем она темному майа? Если даже со смертным ничего не вышло…

Боромир хотел лишь утолить с ней минутную страсть, как с разбитными служанками, и использовать в своих целях, а возродившийся после скитаний во тьме темный айну может лишь смеяться над ее глупостью, чувствами к смертному… и внешностью. Она не такая красивая, как эльфийки — несовершенство смертной, как вечное проклятье, досталось от умершей несчетные века назад матери. Он слишком хорош для нее.

— Не сейчас, Силмэриэль… — нарушил до неприличия затянувшееся молчание… пусть значит будет Боромир, раз не хочет назвать имя, а ей вообще неинтересно. — Я потом тебе скажу.

Силмэриэль раздосадовано прикусила губы, не пожелавший сказать своё особо ценное имя майа до обидного быстро взял себя в руки и выглядел гораздо спокойнее нее. Но она, кажется, знает, как вывести его из равновесия, и спросить, что нужно, только не будет больше этого делать. Пошёл он к… Морготу со своими тайнами. Ей вообще никто не нужен — живет же папа без любви, и прекрасно себя чувствует. Она вернется к нему, попросит прощения и постарается стать такой же.

========== Часть 18 ==========

Если бы только можно было мгновенно оказаться дома, лишь пожелав этого! Пусть даже на вершине Ортханка, где ее в наказание запер отец — посидеть там, в тишине и одиночестве, прижавшись щекой к холодному камню, пока бушующие в груди смятение и обида не стихнут. И чтобы он пожалел, что больше не увидит ее… хотя пожалеет только она, увы. Но подобное невозможно, и она в ответе за того, кого воскресила. Ему должно быть все еще нехорошо после многих лет (или веков) не жизни.

— Ты собираешься быть Боромиром, пока… — Силмэриэль нервно облизала губы и постаралась незаметно спрятать дрожащие пальцы под расстелившийся по земле подол, чтобы выглядеть спокойной и язвительной. Унять дрожь никак не получалось, она лишь усиливалась с каждой минутой. — Не решишь, чего хочешь? И со мной ты хотел… поэтому? И чтобы…

Посмеяться!

Силмэриэль с отчаянием почувствовала, что губы тоже начали все сильнее дрожать. Она вот-вот расплачется, уткнувшись ему в грудь, если срочно не сделает… что-нибудь совсем другое. Как же странно и обидно, что он легко согласился овладеть ее телом вместо Боромира, но узнать его имя она недостойна.

— Я знаю, чего хочу. — Майа без труда нашел ее руку и накрыл своей, дрожь сразу прошла, сменившись кружащей голову блаженной расслабленностью.

— Отобрать кольцо у Саурона и стать Темным Властелином? — Ироничный тон удался откровенно плохо, долго сдерживать напор противоречивых желаний у нее не получится. Силмэриэль непроизвольно придвинулась ближе, разглядывая знакомые, но неуловимо другие (как она сразу не заметила) черты. — Это совсем не… О! — Обиды и холодящий кончики пальцев страх растворились в чистом восторге от соприкосновения губ. Еще немного, и она опять попросит… неизвестно кого о том, о чем просила, считая его Боромиром. А вдруг он… не захочет?

— До неприличия неоригинально? — Несказанные слова развеселили самозваного наследника гондорского наместника, как удачная шутка.

— Да! — Силмэриэль с силой толкнула его в грудь, заставив потерять равновесие. — И читать мои мысли тоже… неприлично!

И нечестно. У нее ответить тем же почему-то не получается. Он что, сильнее ее?

— Но удобно — тебе не нужно ни о чем просить.

— Да, я хочу, чтобы ты… — Силмэриэль увернулась от протянутых рук и быстро встала на ноги. — Только сначала покажи, чего ты можешь! Может быть, не так уж и много… пока.

После долгих лет небытия силы возвращаются не сразу, пусть знает, что нельзя злоупотреблять осанвэ, и быть настолько самоуверенным. Даже больше настоящего Боромира, хотя, казалось, уже некуда.

— Ладно, только сначала ты. — Майа чуть поморщился, неохотно поднимаясь на ноги. Он явно предпочел бы заняться чем-то другим, лезть в его голову необязательно, чтобы догадаться, чем. Вот если бы она понравилась ему просто так, а не потому, что насильно влила в рот эликсир Гэндальфа…

— Осторожно! — Силмэриэль слегка испугалась, когда метко пущенный огненный шар с оглушительным хлопком разорвался прямо под ногами подаренного Эру (скорее уж, Морготом) спутника… всерьез вредить ему она не хотела.

Уворачиваться от ее удара он не счел нужным, и даже не изменился в лице, лишь с еле заметной насмешливой ноткой заботливо спросил:

— Ты не обожглась?

— А ты? — Силмэриэль прищурилась, целясь уже не под ноги. Убить его она вряд ли сможет, даже если соберет все силы, но слегка обжечь стоит попробовать — чтобы не зазнавался… был у нее уже один такой, и не относился к ее умениям совсем уж пренебрежительно, как будто с ребенком играет. — Ай! — Когда ее удар все же достиг цели — майа чудом устоял на ногах, она взвизгнула и подалась вперед: — Тебе больно?

— Нет. Это все?

Силмэриэль поспешила спрятаться за оградой — вдруг, несмотря на слишком уж вкрадчивый тон, он рассердился за пропущенный удар и теперь покажет ей.

— О! — А она уже начала надеяться, что больше не испытает этого. Земля в лучших папиных традициях ускользнула из-под ног — настолько круто и высоко вверх она еще не взмывала. Крайне глупо было пытаться спрятаться за развалившейся стеной… Почему давняя детская мечта о побеге в бездонную высь неба, родившаяся, когда Саруман в первый раз наказал ее, оставив на вершине Ортханка, сбывается только так?