Она сменила белье, и ее лицо стало красным от стыда. Это действие чувствовалось грязным, после того, как Долохов управлял ее телом. Она думала, что уже привыкла к отвратительному шраму вдоль груди, но когда она, переодеваясь, увидела его в зеркале, он будто насмехался над ней.

– Ты в порядке Гермиона? – Флер посмотрела на нее во время ужина вечером, – Просто ты сегодня какая-то притихшая.

– Я просто хочу сказать «Спасибо», вам обоим, – тихо сказала Гермиона, – Я невероятно благодарна за что, что вы приютили меня у себя.

– Это пустяк, – Флер ухмыльнулась, – Если ты будешь тут, когда родился ребенок, мы будем рады помощи.

Она отстраненно постучала пальцами по животу, и они с Биллом улыбнулись.

Под столом пальцы Гермионы сомкнулись у ее собственного живота.

Четыре часа спустя храп Билла выровнялся, дом был погружен в кромешную тьму. Гермиона завязала шнурки на ботинках, оставила письмо под подушкой, надела самую теплую зимнюю куртку и вышла на ночную прогулку.

– Люмос, – прошептала она, и ее палочка засветилась как сияющий маяк.

Выглянула луна. Ветер подхватывал песок и прибивал его к ее ногам, но его удары по ее лодыжкам позволили ей отвлечься от страха, державшего ее в постоянном напряжении. Она чувствовала себя такой уставшей, пойманной в ловушку в течение такого долгого периода времени – и, смотря сейчас на далеко простирающийся пляж, она могла, наконец-то….

Она шла. Она шла и шла, минуты растянулись в час, палочка крепко сжата в руке в страхе, но она продолжала идти медленно, мимо пустых песчаных дюн, не оглядываясь. Случайные деревья с нечеткими очертаниями разрезали небо, черные и высокие, требовалось несколько долгих минут, чтобы пройти сквозь них, оставив позади. Когда в следующий раз она будет сидеть в кабинете целителя, будучи под сияющими золотыми нитями, они покажут, что ее память была стерта снова. Даже при наличии письма самой себе, это будет унизительно. Целитель узнает.

Будешь ли ты притворяться, что удивлена?

Потому что они остановят тебя в любом случае, если ты захочешь сделать это снова.

Она пнула песок, и ветер разнес его по береговой линии. Ее Люмос линиями разрезал тени поперек дюн, и это казалось сияющим знаком. Она продолжала идти, а в небе по-прежнему светила дугообразная луна.

Случайная волна ударилась о ее ботинки (какое несчастье, ботинки промокли), когда она услышала шаги и плеск воды позади.

Она замерла на месте. Она вскинула палочку и от ее Люмоса заплясали тени.

Шаги по направлению к ней продолжились.

Когда она двинула рукой, которой держала палочку, палочка вылетела из ее руки и упала на песок, и теперь лишь лунный свет освещал все вокруг. Она продолжала смотреть перед собой. Приглушенные шаги по песку постепенно становились громче и ближе, пока не остановились, и она почувствовала, как песок под ней пришел в движение под его тяжестью.

«Я буду охотиться на тебя, – подумала Гермиона, – и ты даже не узнаешь об этом».

Легкое прикосновение к ее талии, а потом сильная рука обернулась вокруг и сдавила грудь в мощном объятии. В ее ушах зазвенел ужас, и она почувствовала вкус метала на языке.

– Пойдем, маленькая ведьма?

Ее захватило давление трансгрессии.

Комментарий к Глава 6

Приятного чтения, друзья!

А впереди еще три части.

========== Глава 7 ==========

Первым показателем того, что все было катастрофически неправильно, были ее руки. Секунду назад она была на пляже, готовясь стошнить или закричать, когда рука Долохова обернулась вокруг ее талии, а сейчас…

Сейчас ее бедро касалось холодного каменного пола, но смотрела она на свои руки. Они подрагивали как от только что перенесенного Круциатуса. Ее пальцы были грязными, кожа на них треснула, а ногти….

Черт.

Ногти с персиковым лаком Флер отросли до невероятных размеров. Вместо тонкой полоски у основания, сейчас почти половина ногтя не была покрыта лаком. Не может быть, чтобы она прибыла сюда с пляжа сегодня или вчера, даже месяц назад. Она не смогла сдержать ужасающий стон.

Она пробежалась руками вдоль тела — живот был плоским, а ребра выступающими. Ее маггловские джинсы и другая одежда пропали. Вместо этого на ней было надето однотонное голубое платье, которое, как она увидела повернувшись, достигало ее икр.

И оно было пропитано кровью.

Ее пронзила дичайшая головная боль, заставившая ее прищуриться от единственного источника света немного выше — светового люка в каменном потолке. Ее дрожащие пальцы ощупали затылок на предмет наличия травм, чего угодно другого, что могло бы объяснить наличие крови, но она ничего не обнаружила.

Там внизу также ничего не горело.

Она чувствовала себя так, будто влетела в класс, когда урок уже заканчивался или будто открыла книгу на последней странице. Она совершенно ничего не понимала и ощущала себя как в тюрьме, богатой, но все равно тюрьме. Широкие ковровые дорожки покрывали каменный пол. Вокруг были лишь гладкие каменные стены, темная античная фурнитура заполняла углы комнаты. Спрятаться негде.

В центре комнаты была одноместная кровать с балдахином, будто насмешка над уютом. Скрученные простыни были покрыты кровью.

Раздался треск.

Гермиона попятилась к каменной стене.

Долохов трансгрессировал по другую сторону кровати, под мантией был черный лен и кожа. Он спокойно посмотрел на нее — даже внимательно. Розовый шрам, который Гермиона не помнила, рассекал его лицо, от уха до подбородка. Он шагнул вперед, и его мантия прошлась по полу, оставляя полоску крови.

Гермиона подумала о целительнице и сглотнула.

— Чья кровь…., — начала Гермиона, ее голос был хриплым. Ну конечно. Из-за крика от Круциатуса ее голосовые связки раздражены, — Чья кровь на постели?

Лучше тебе оставить Лавгудов в покое, ты, отвратительный монстр.

Он наклонил голову.

— Тебе нравится?

Гермиона пригляделась к нему и увидела, что шрам был зашит, крошечные ниточки соединяли кожу поперек. Рана была глубокой. Еще пара сантиметров вниз, и она бы рассекла его горло.

Это была его кровь на кровати, и что бы с ним ни случилось — он выжил, но только едва.

— Это будет кровать, на которой ты родишь мне детей, — сказал он.

Как в аду.

Она была совершеннейшей идиоткой, думая, что сможет ублажить его и вернуться обратно в коттедж. Думая, что самое страшное, что может случиться, это потеря памяти.

— Как долго я уже здесь? — прошипела она. Ее горло пересохло, а пальцы были покрыты синяками и ранами. Неужели она пыталась карабкаться по стенам? Совершенно точно нет.

— Достаточно долго, что показать свою изобретательность и воинственность. Он поднял свою палочку, и после пары резких движений кровавое пятно исчезло с кровати, — Не стоит использовать Круциатус на возможно беременной женщине. Это может привести к выкидышу. Но мне было любопытно, и я не смог сдержаться.

Движение палочки — и ее мышцы свело спазмом, она упала на пол, как марионетка, чьи нитки обрезали. Платье было достаточно длинным, чтобы оставлять ее прикрытой, пока она корчилась на полу.

Где я? Что со мной произошло? Как долго я здесь?

Вопросы крутились в ее голове.

Не будь эгоисткой.

— Где целительница? — спросила Гермиона, — Что ты с ней сделал?

— У тебя не идет кровь, как должна у ведьм, — тихо сказал он, игнорируя ее вопрос.

Поначалу Гермиона посчитала это очередной убогой попыткой указать на статус ее крови, как магглорожденной.

— Ты, конечно, молода… Но не настолько молода, чтобы у тебя не шла кровь. Так в чем дело?

О, Господи.

Гермиона почувствовала, как ее лицо горит румянцем от унижения, она закрыла глаза. Антонин Долохов спрашивает о ее месячном цикле.

— Я не скот для разведения.

Он не легилимент, как были профессор Снейп или Сам-Знаешь-Кто, иначе он бы не задавал этот вопрос. Но она понятия не имела, сколько времени Долохов держал ее тут, а маггловская контрацептивная инъекция работала только в течение 12 недель.