Антонин повернулся к выходу из пещеры – уже светало. Вечно его под утро тянет на какие-то философствования. Убедившись, что девочка еще крепко спит, он решил раздобыть что-нибудь на завтрак. Поесть перед длительной дорогой не помешает.
***
Гермиона проснулась и сладко потянулась. Кто бы мог подумать, что лежать на земле, подстелив лишь немного сухой травы и укутавшись только в мантию, может быть так комфортно. Она распахнула веки, привстала и осмотрелась – Долохова в пещере не было. И поначалу она обрадовалась тому, что ей не пришлось пробуждаться ото сна у него на глазах. Этой ночью ей приснилось что-то совершено непозволительное – как они с Долоховым лежат в обнимку на лесной поляне под теплыми солнечными лучами. Во сне они не разговаривали и даже не шевелилась, но Гермиона могла с уверенностью сказать, что это был один из самых приятных снов из тех, что она помнила. То умиротворение, что она испытывала, ощущая руку Пожирателя на своей талии, было ни с чем не сравнимо.
Отбросив сонную дрему, ее рациональный ум подкинул идею, что причина была в разыгравшейся магической связи, которую подогрел их с Долоховым вчерашний разговор. А следом возникшая мысль, что ее отношение к мужчине определенно стало теплее, она тотчас отшвырнула в сторону.
Тем более она не знала, испытывал ли Долохов на самом деле хоть что-то из того, о чем вечером так откровенно рассказал ей. Выглядело все, конечно, убедительно. Их разговор вообще получился очень душевным. Однако, недавние события показали, что в людях она не особо хорошо разбирается, так что вполне возможно, что она попалась в его красиво расставленные сети лжи.
Отогнав все возможные страхи и переживания, девушка встала и поочередно коснулась своей одежды, висевшей на наспех сделанной Долоховым сушке из веток. Все высохло, только кеды, также стоящие у костра, еще были чуть влажноватыми. Гермиона скинула мантию и быстро натянула трусы, а следом джинсы, после чего почувствовала себя чуть увереннее.
Она уже настроилась пойти на поиски Долохова, но тот, к счастью, сам появился на входе в пещеру. Тихо Гермиона выдохнула, радуясь, что ей не придется одной блуждать по этому жуткому лесу.
– Доброе утро, – поприветствовала она первой, опустившись на бревно, которое Долохов принес еще вечером, чтобы не сидеть на земле, греясь у костра.
Сначала мужчина просто молча смотрел на нее, а затем, все также не произнеся ни слова, двинулся ей навстречу. В одной руке он держал лукошко, вероятно, с водой, в другой – несколько белых грибов на отрезе бересты. Долохов подошел к девушке и глянул куда-то выше уровня ее глаз. Гермиона невольно смутилась под его пристальным взором. И вдруг он отрывисто хохотнул, что окончательно добило девушку, заставив щеки залиться краской.
– В чем дело? – с обидой спросила Гермиона.
Пожиратель положил лукошко и бересту на землю и присел рядом с гриффиндоркой, снова уставившись на нее с усмешкой.
– Видела бы ты сейчас свои волосы, – произнес он. – В них будто перекати-поле вплелось.
Сразу же руки девушки потянулись к голове, и она на ощупь попыталась пригладить торчащие в разные стороны пряди. Получилось, очевидно, не особо, потому что теперь Долохов смеялся уже с голос, откровенно наслаждаясь ситуацией.
– Здесь нет ничего смешного, – не оставляя отчаянных попыток придать локонам более-менее нормальный вид, возмущенно проговорила Гермиона. – Я не мыла голову несколько дней и не использовала уходовые средства. У тебя видок ничем не лучше, знаешь?
– Конечно, знаю, – невозмутимо ответил Долохов, взъерошивая рукой и без того торчащие в разные стороны волосы. – Я к речке ходил и видел себя в отражении. Вечная проблема обладателей вьющихся волос: как их уложить, чтобы не выглядеть так, будто тебя только что принесло ураганом.
– Если ты все прекрасно понимаешь, то зачем издеваешься? – Гермиона продолжала приглаживать волосы рукой, но в какой-то момент мужчина перехватил ее за запястье, останавливая.
– С чего ты взяла, что я издеваюсь? – спросил он. – Наоборот, мне твои вьюнки очень даже нравятся, – мужчина замолк на несколько секунд, окидывая стены пещеры задумчивым взглядом, а потом все же добавил: – У моей матери такая же непокорная шевелюра. По крайней мере, была, когда я видел ее последний раз тридцать лет назад.
Гермиона удивилась столь неожиданной информации, но Долохов не дал ей возможности переварить это и что-то ответить.
– Сегодня нам предстоит долгий и сложный путь, – произнес он. Твердость его тона давала понять, что не намерен вступать в обсуждение своей личной жизни. – Предполагаю, мы будем не только идти, но и бежать. Поэтому тебе лучше собрать волосы, чтобы они на лицо не падали и не цеплялись за ветки деревьев и кустарники.
Гермиона кивнула.
– Я хотела завязать их шарфом в хвост, – произнесла она, начиная ощущать неловкость от того, что Долохов по-прежнему сжимал ее запястье.
– Может лучше в косу? – как бы между прочим предложил мужчина. – У меня на родине это популярная прическа, особенно среди чистокровных барышень, хранительниц традиций предков.
– Д-да… Наверное, можно и в косу, – неуверенно ответила гриффиндорка.
– Позволишь?
Гермиона удивленно моргнула.
– Ты хочешь заплести мне косу? – поразилась она.
– Ну да. Я правда давно не практиковался. Но когда-то у меня неплохо получалось. Я матери косу заплетал довольно часто.
Чтобы окончательно не разрушить имидж холодного, лишенного всяких эмоций воина, Антонин не стал рассказывать грязнокровке о том, что делал он это не из какой-то любви к созданию причесок, а лишь ради возможности вести теплые душевные беседы, на которые у мамы, активной участницы светской жизни, никогда не было достаточно времени.
– Л-ладно, – согласилась девушка и, чуть помешкав, повернулась к Долохову спиной.
***
– Ты расскажешь мне наконец о своем плане? – спросила Гермиона, пока Антонин ловко, будто делал это каждый день, вплетал в кудри девушки ее тонкий шарф.
– Мы подожжем лес, – просто ответил он.
– Что, прости? – гриффиндорка попыталась развернуться к нему лицом, но Долохов этого не позволил, удержав ее за волосы.
– Не крутись. Я еще не закончил, – бросил он.
– Сжечь лес – это какое-то сумасшествие!
– Огонь – единственное оружие, в котором я уверен, – произнес Долохов, достав из кармана ветвь вьюнка, которую сорвал, когда был у реки, и добавив ее в плетение. – Вчера у камней я отпугнул одну из тварей горящим факелом. Думаю, это подсознательный страх, который сохранился у нее после того, как этих ведьм сожгли жители. А еще дерево хорошо горит. Уверен, что не только те деревья, что всегда ими были, но и те, что ими вынуждены были стать…
– Пусть так. Но ведь мы не сможем выбраться. Мы заживо сгорим вместе с этими монстрами и лесом, – не унималась девушка.
Закончив с волосами гриффиндорки, Долохов взял с земли берестяную «тарелку» с грибами и подвинулся к кострищу.
– Да, такой риск есть, – произнес он, принявшись нанизывать грибы на ветку, которую намеревался использовать в качестве вертела. – Но, если мы сегодня не приложим все усилия, чтобы покинуть этот гребаный лес, мы точно останемся тут навсегда. Я уже говорил тебе вчера – они вскрыли все карты, больше не прячутся и не пытаются обмануть. Враг готов к полномасштабному наступлению. А значит, либо мы опередим его, напав первыми, либо он получит то, чего хочет – новую собственность.
С полминуты Гермиона молчала, обдумывая сказанное Долоховым, а потом к ней пришло понимание.
– Ты хочешь вынудить демона пропустить нас через портал?
– Ага. Поставим ему ультиматум: либо он отпускает нас, либо мы превратим тут все в пепел.
– Но, судя по всему, огня он не боится. Он вообще его для ритуала использовал. Если, конечно, мы верим тому, что рассказал Роберт, – щеки Гермионы смущенно вспыхнули.
– Может и не боится. Но вряд ли он захочет лишиться такой кормушки. Ты подумай, он несколько столетий собирал души. Они питают это место и заманивают новую добычу. Если от его леса останется одна лишь выжженная земля, ему придется начинать все заново. Будь я на его месте, я бы вышвырнул угрозу и продолжил жить как раньше. Что до ритуала… Ну… Все возможно. Однако, я думаю, в тот раз сработал скорее не огонь, а жертвенность его слуг. Для черной магии всегда нужна жертва. Именно жертва придает ей истинную мощь.
