Юноша усмехнулся и, выставив вперед ладони, проговорил:

– Эй, спокойно. Угрозы нет.

Он не предпринимал попыток сократить между ними расстояние, и это, безусловно, немного снизило градус напряжения. Наконец, Гермионе удалось освободиться – она встала на ноги, готовая припустить прочь.

– Ты как? В порядке? – участливо спросил юноша.

Теперь, когда ничто не мешало ей убежать, Гермиона смогла вернуть некоторый контроль над метущимися в голове мыслями. Гриффиндорка с настороженностью присмотрелась к незнакомцу и сделала вывод, что, если бы он хотел напасть, уже бы сделал это. Выходит, у него иная цель. И тот факт, что он знает, как ее зовут, невольно натолкнул на вполне очевидное предположение.

Девушка прочистила горло.

– Тебя прислала Бетти? – способность говорить вернулась к ней так же неожиданно, как и исчезла ранее, правда, сказанное прозвучало тихо и хрипловато.

Парень мотнул головой, отбросив с глаз густую челку.

– Еще чего не хватало, – резко проговорил юноша. – Я с этой сукой не общаюсь с тех пор, как она затащила меня сюда.

Гермиона окинула его внимательным взглядом. По одежде было проблематично понять, является ли он ее с Долоховым современником или блуждает тут столько же, сколько Бетти.

– Значит, ты тоже застрял здесь? – все также тихо спросила гриффиндорка.

– Ага. Бетти обманом вынудила меня пройти через барьер, – раздражение, поднявшееся в парне, теперь выплескивалось через край, выражаясь в языке тела – он нервно дернул плечом и нахмурился, черты лица стали жестче, радужки яростно блеснули. – Хрен знает, сколько уже торчу тут. Время здесь течет иначе, чем во внешнем мире. Какой сейчас год?

– Тысяча девятьсот девяносто восьмой.

– Проклятье, – ругнулся парень, обреченно запрокинув голову.

– Время течет иначе… – повторила Гермиона. – Каким образом?

Такие мысли уже посещали девушку – еще когда они блуждали тут с егерями, то замечали, что ночь наступает быстрее, чем ожидается. Нахлынувшая нервозность проявилась в легком покалывании где-то в груди. Они здесь несколько дней, но что, если за пределами леса прошли годы?

– Точно не знаю. Но я много раз начинал отсчет после общения с новыми пленниками и пришел к выводу, что ход времени то ускоряется, то замедляется. Часов в сутках здесь явно не двадцать четыре.

– А… много здесь таких как… мы?

Гермиона не доверяла этому парню, но посчитала полезным создать в его сознании ощущение общности их судьбы. Даже если он лжет, ввести его в заблуждение, что она ему верит, не будет лишним. К тому же юноша охотно шел на контакт и не проявлял по отношению к ней агрессии, поэтому гриффиндорка не преминула выяснить какие-то детали, которые могут стать ключиком от двери на выход.

– Да, здесь периодически появляется кто-то новый. Но не все остаются собой…

– Что это значит?

– Возможно ты уже видела кого-то из измененных? Они похожи на нормальных людей, вот только глаза… Черные, как их душа. И эти мерзкие улыбки… – Парень брезгливо скривился.

Гермиона поежилась, вспомнив недавнюю встречу с жутким человекоподобным существом. И егерь из сна…

– Хочешь сказать, они плохие люди, и поэтому изменились? – неуверенно спросила она.

– Лес питается светлыми душами, их страхи, надежды и страдания поддерживают его жизнь. Но темные тоже нужный ресурс. Кто-то же должен заманивать в ловушку светлых.

– А куда конкретно они их заманивают? – уточнила Гермиона, уже догадываясь, каким будет ответ.

– К месту проведения ритуала – к камням.

Так вот о каких камнях говорил Скабиор…

– У тебя светлая аура, – проговорил парень. – Стать монстром тебе не грозит. Чего не скажешь о твоем друге.

Лицо Грейнджер стало напряженным.

– Он… действительно не святой, но все равно не заслуживает того, о чем ты говоришь.

Она не понимала, почему защищает Долохова. Это был какой-то странный душевный порыв. Такой же, как сегодня утром, когда она, зная, насколько сильно он измотан, действительно искренне захотела, чтобы он отдохнул побольше. Будто это был не Пожиратель Смерти, а какой-то хороший знакомый. Конечно, боль от недавнего поступка Долохова никуда не ушла, это было бы просто невозможно за такой короткий срок, даже в нынешних условиях. Да и забыть о его преступлениях едва ли можно так легко. Однако глупо было отрицать, что ее отношение к нему изменилось.

Парень пожал плечами.

– То, что ты беспокоишься даже о таком человеке, восхищает и вызывает уважение. Но, увы, его судьба предрешена. Будь я на твоем месте, я бы держался от него подальше, чтобы случайно не попасть под раздачу. Его шансы спастись близки к нулю, а вот твои не так безнадежны. Ты еще можешь сбежать.

– Как? Мы пытались пройти через портал – но снова оказывались здесь. Каждый раз.

– Просто выход в другом месте.

– Если ты знаешь, где он, почему сам не ушел?

Юноша усмехнулся.

– К сожалению, я нашел его слишком поздно, когда для меня уже все было кончено. Ты в ином положении. Конечно, если не станешь бессмысленно рисковать своей жизнью ради того, кто этого не стоит. – Гермиона одарила юношу хмурым взглядом, но тот невозмутимо продолжил: – Ты должна понять: покинуть лес сможешь только ты одна.

***

Рыбы в этом пруду оказалось в достатке, и Антонину не составило труда поймать сразу двух карасей, заплывших через прокопанную им траншею в яму за наживкой из земляных шариков с порубленными червями. Кто бы мог подумать, что все эти маггловские навыки выживания, которым так активно обучал его дядя Миша и освоению которых так противился отец, окажутся настолько полезными? Внезапная ностальгия вихрем подхватила Антонина, на пару минут заставив остановиться.

– Его отец я, а не ты. И только я буду решать, как нужно его воспитывать.

– Ответь честно: тебя злит то, что я учу его тому, что тебе не нравится, или тот факт, что меня он слушает куда охотнее, чем тебя?

– Гордыня всегда была твоей отличительной чертой, Миша. Когда-нибудь она погубит тебя. И раз уж ты хочешь откровенного разговора, скажи мне, почему ты вернулся из Бельгии? Дело ведь не в том, что ты соскучился по дому? Просто у тебя закончились деньги, да? Тебе же всегда только это нужно было от семьи.

– Опять ты о деньгах…

– Докажи мне, что я не прав.

– Как ты хочешь, чтобы я это доказал? Может мне отказаться от наследства? А вот хрен. У меня ничуть не меньше прав на семейное состояние, чем у тебя. Ни законных, ни моральных.

– О, теперь ты заговорил о морали! Да не нужна мне твоя половина наследства! Знаешь почему? Потому что я обеспечиваю себя сам с восемнадцати лет. В отличие от тебя, вечного нахлебника, который никак не хочет повзрослеть. Отправляя тебя в один из лучших европейских университетов, отец надеялся, что там ты в какой-то момент возьмешься за ум. Но он умер, так и не увидев этого. Все эти годы ты просто прожигал жизнь. Гулянки, развлечения – что угодно, но не учеба.

– Мне выдали диплом!

– Ну да, с горем пополам. Но, похоже, кроме корочек ты из университета ничего не вынес. Так и не устроился на работу, ни в Бельгии, ни в России.

– Я просто искал себя.

– Где? По пабам?

– Я говорил отцу, что не хочу быть правоведом, но он все равно вытолкал меня в этот универитет! Чего вы все ждали? Что я буду радоваться жизни, которую мне навязали? Ты понятия не имеешь, как хреново мне было в Бельгии! Я бы, наверное, свихнулся там, если бы не Лиам.

– Лиам? Твой собутыльник?

– Он мой друг. И, похоже, единственный человек, который меня понимает. Ему мои мечты не кажутся смешными и глупыми.

– Про какие мечты ты говоришь? Стать соглядатаем{?}[старорусс. «разведчик»]? Тебе двадцать шесть лет, а ты все витаешь в облаках. Я, если помнишь, тоже в детстве мечтал – стать художником. Но реальность далека от детских хотелок…

– Реальность мы создаем себе сами. Мне нужна другая жизнь – насыщенная, интересная, чтобы было что вспомнить в старости. Но ты, видимо, ждешь, что я, как и ты, заведу семью и устроюсь на обычную, «как у всех» работу. Этого ты хочешь?