– Пирожками пахнет. – Заметил Антон, когда они проходили мимо кухни.
– Кто о чём, а он всё о еде. Знаешь, тебе следовало бы пожаловаться в какую-нибудь службу. Ты же явно не доедаешь. Смотри какой худой, да и бледный. Или… Постой, это ты чё, от ужаса побледнел что ли? Расслабься, а. Смотри не нагадь в штаны.
– Если мои родители узнают, что я куда-то обратился, они… – начал Антон, побледневший при одной лишь мысли, чем грозит ему обращение вообще к кому-либо.
– Не перестаю тебе удивляться, парень. Ты, правда, решил, что я смог бы тебя так подставить? Не знаю, чё у тебя там за фигня творится с роднёй, да и знать не хочу. Потому что не моё это дело. Вмешиваться в чью-то жизнь не по мне. Захочешь, сам расскажешь.
«Не захочу».
– Я всего лишь пошутил, но судя по тому, как ты отреагировал, думаю всё же стоит поинтересоваться у Алины об этих организациях. А я-то ещё думал, что это я хреново живу. Но, ты прав. Действительно пахнет… Чебуреками что ли, или может беляшами. Смотри не изойди слюной, трусливая ты набожная морда, а то предстанешь перед своей возлюбленной, как псих, которому мозги сожгли, этим как его… – он нахмурил свой прыщавый лоб, пытаясь подобрать правильное слово.
– Электрошоком? – предположил Святоша.
– Да пофигу. Пойдём скорее. Я думаю, что знаю, где она.
Антон согласно кивнул, и они пошли крадучись дальше по коридору, с кучей запертых дверей, в которые возможно вообще никто никогда не заходил кроме уборщицы. Впереди Димка по прозвищу «Демон», в изношенных кроссовках, растянутой, заляпанной чем-то бурым, возможно шоколадом, футболке и драных джинсах. Он был почти на полголовы выше своего спутника и потому считал себя лидером в их компашке. Никто из ребят не знал за какие заслуги этого задиристого парня прозвали «Демон», но всем это прозвище явно пришлось по душе, особенно если учесть и тот факт, что в их трио был ещё и «Святоша». К тому же и Алине и Святоше была известна правда о жалком существовании Демона. О вечно пьяном отце, с которым ему приходилось жить, и такой же вечно пьяной матери, которая, кажется, уже очень давно покинула их обоих. О доме, стоящем в непосредственной близости от местной свалки, где до недавних пор мальчик и находил себе друзей в образе заблудших собак, с которыми он играясь отлавливал копошащихся в мусоре крыс. Для тех собак та свалка была домом ни меньше, чем для него самого.
Антон же напротив вырос под неусыпным контролем родителей, которые, впрочем после смерти своей старшей дочери ударились в религию, посвятив в неё и сына, хоть он того и не желал. Он знал, что таким образом мама с папой пытаются скрыть от мальчика ту ненависть и обиду, что затаили на него после трагедии, но сделать с этим он, конечно же, ничего не мог. «Святоша». Да. Именно так прозвали его друзья, потому что он покорно принял свою участь. Потому что он как мог, пытался верить в Бога, зачем-то забравшего его сестру на небеса.
– Эй, мелкая? Признавайся, где ты прячешься? Мне известно, что ты в доме. Если не вылезешь, я устрою здесь погром, и тогда тебе влетит. Всегда хотел разбить что-нибудь действительно ценное. Например, эту чудаковатую фарфоровую вазу. Руки так и чешутся столкнуть её на пол. Правду говорю. Для чего она здесь вообще, а?
– Никто не отзывается. Не надо ничего разбивать. Нет тут её. – Огрызнулся Антон, жалея, что позволил другу зайти так далеко. – Может нам всё-таки следует оставить её в покое?
Дима тяжело выдохнул воздух.
– Заканчивай ныть. Тебе ведь известно, что без неё нам не справиться? Может ты уже забыл, как мы познакомились? Забыл, как мы отомстили тем болванам, что швырялись в тебя всякой хренью, пока ты бежал по улице прижимая к груди свою несчастную книжицу? Напомнить тебе? Дождь лил как из ведра. Ты валялся в луже грязи, и если бы не вода, стекающая у тебя по лицу, я бы подумал, что ты плакал. Я бы подумал, что ты рыдал от боли как девчонка. Но нет, это была просто вода. Жалкая картина. Так и стоит у меня перед глазами. Неужели не помнишь, как они ходили потом с волдырями на коже, думая, что никто иной как сам великий бог наслал на них испытания, за их скверные проступки? Они зауважали тебя после этого, братан. Стали бояться тебя, а всё, из-за кого? Из-за нашей мелкой шмакодявки, которая и подсказала нам, что следует делать с той жидкой вонючей фиговиной, что она нам дала. Без неё нам не справиться. – Утвердительно повторил Дима.
– Ты прав, но…
– О господь всемогущий! Ну ты и достал. До чего довёл? Я уже сам скоро молиться начну, лишь бы кто-нибудь заткнул тебя наконец. Может тебе всё же стоило заглянуть на кухню. Жратва бы успокоила твой доставучий мозг.
– Пошёл ты!
– Угомонись, говорю, – довольно грубо попросил Дима и взял со столика у зеркала какую-то диковинную шкатулку. Повертел её в руках, рассматривая со всех сторон, а потом, похоже, решил, что ценности никакой она не представляет и потому вернул её на место. – Я просто трепал тебе нервы. Меня всегда забавляло, как нелепо ужас искажает твоё лицо. Ты становишься похожим на содрогающегося сурриката. – Он довольно умело изобразил вертикально стоящего зверька, со вздёрнутой вверх, крутящейся во все стороны в поисках опасности головой. – К тому же мне и правда известно, где она.
– Да? И где же? – злобно поинтересовался Антон.
– Там же где всегда. В библиотеке, тупица. Где же ей ещё быть? Вон та дверь, справа.
Открыв дверь, Дима насупился, осматривая безлюдное помещение, уставленное высоченными книжными стеллажами. Сотни, а может быть тысячи книг и ни одной пылинки в воздухе. Кто-то явно заботился о чистоте книжных полок.
– Говорил же, нет её здесь. Теперь убедился? – уныло пробухтел Святоша.
– Не стоило вам сюда приходить. Я же просила, – тихо откликнулась девочка, но парни так никого и не увидели.
«Они же ни вечером пришли. Днём их никто не увидит. Отец ничего и не узнает, если вести себя осмотрительно». – Попыталась успокоить биение своего сердца девочка.
– Что ты там бурчишь? Только не говори, что ты спряталась под столом? – хохотнув, спросил Димка, но к столу, покрытому красной бархатной скатертью, подходить не стал.
– Только не трогай книжки, пожалуйста. Книги в руки брать нельзя. Они злые. – Будто маленькая мышка пропищала из-под стола Алина. Спокойно, без эмоций.
Антон подошёл к столу и приподнял тяжёлый бархатный край. Девочка сидела, скрестив ноги на ковре, словно йог. Обеими руками она сжимала светящийся телефон, но заметив озадаченное лицо Святоши, вспрыгнула и ударилась головой о крышку стола.
– Я пришёл вместе с Димой, – оправдываясь, быстро проговорил мальчик, и, помолчав немного, выпустил край скатерти из руки.
Алина прислушалась, ожидая услышать тяжёлую поступь отцовских шагов, но в доме было по-прежнему тихо. Она выглянула из-под скатерти и тут же кровь отлила от её лица.
– Нет! – взвизгнула девочка, заметив стоящего у полок с книгами Демона. Выскочила из-под стола насколько могла быстро, но поздно.
– Да что такого-то? Мне просто интересно, почему ты называешь их злом. Чего в них особенного?
Пару секунд Алина смотрела на него прикрыв руками раскрытый рот, и мальчикам даже показалось, что она вот-вот разревется, но она только еле слышно произнесла:
– Тебе… Не стоило их брать.
«30 страница, 31 страница , 32 страница. Их нет. Он заметит. Нельзя чтобы заметил».
– Да ладно тебе. Всего лишь книги. Почему нельзя их трогать? И что это за названия такие, Брет Истон Эллис «Американский психопат», – прочёл он. – Звучит и правда жутковато. «Дом плоти» Стюарт Макбрайд, «Молчание ягнят» Томас Харрис. И вот ещё, Джек Потрошитель. Кто он? И что он потрошил?
– Ты не знаешь кто такой Джек Потрошитель? – Брови Святоши изумлённо взмыли вверх. Даже он знал кто такой Джек Потрошитель, при том, что он практически не читал книг.
– Неважно кто он, – прошептала девочка, а про себя подумала: – «Важно, что он сделал».
«Такая щупленькая, такая ранимая, – подумал про себя Антон. – И эти её вечно торчащие в разные стороны непослушные кудряшки. Неизменная своим причудливым вкусам в одежде. В частности, к её бледно-жёлтому цвету. Бледно-жёлтые кофты, бледно-жёлтые юбки, бледно-жёлтые брюки, даже джинсы. Не ярко-жёлтые, как лучи полуденного солнца или лепестки подсолнуха, но как нечто бледно восходящее, лишь в теории способное засиять». Алина нравилась ему.
