Тщеславная искра тлела и возгоралась, а мальчик настойчиво это игнорировал. В методе самоанализа и самокритики он считал себя сродни архату2. «Себя занижать нельзя, – любил повторять он. – Ни в коем случае. Ведь если перед человеком стоят глобальные цели, то проще контролировать ситуацию, находясь на вершине. Лягушка в колодце всего неба не видит». А цели перед ним стояли, и корни их уходили так же далеко, как если бы он взращивал Иггдрасиль. Кстати, о целях…
Аргентин внимательно вгляделся в символы, которыми были испещрены страницы блокнота. Красивые штрихи, элегантные завитушки – всё было там, где и должно было быть и именно в том виде, в котором должно было присутствовать. Отец никогда не ругал его за каллиграфию, он никогда и слова не говорил насчёт его чистописания. Но также он его и не хвалил. Лишь пасмурно качал головой, тряся белёсыми, зачёсанными назад, волосами. Он грустно улыбался и лишь похлопывал сына по плечу, отвечая на показанные Костей «успехи». Мальчик злился. Он не понимал, почему на него смотрят так… сочувственно. Словно одними глазами говорят: «Ничего. Вырастешь – поймёшь. Всему своё время, а тебе его нужно, пожалуй, даже больше, чем другим. Горячая кровь, да..?».
Он долго и муторно объяснял Лёне, в чём смысл этих рун. Монахов в детстве и сам видел, как Дмитрий Астольфович творил с их помощью нечто такое, что ему, как ребёнку, казалось сказочным. Необъяснимым. Притягательным. Костя объяснял ему правильно: важно не только начертание, но и вкладываемый смысл. Смысл шёл даже впереди всего прочего. Лёня видел, как при этих словах Костя корчился, изображая непредвзятость и безразличие. И был бы рад не раз сказать ему, мол, хватит врать самому себе, что он и сам всё понимает. А соглашаться с тем, что с «вершины» не замечает мелочей – не хочет из-за подростковой вредности. Но Монахов молчал. Он верил в друга и понимал, что словами тут мало поможешь. Проблемы – на то и проблемы, что преодолеть их должен каждый сам, единолично. С мастерством человека создавать эти проблемы собственноручно – тем более. А Костя злился, отвергал… но понимал, что согласиться со своей дуростью придётся. Иначе его «глобальные цели» – лишь пшик и не больше.
Аргентин глубоко вздохнул, выдохнул и чертыхнулся. Бросил блокнот на кофейный столик и задумчиво посмотрел на пол, через плечо. Оттолкнувшись ногами от мягкой сидушки кресла, он перекинул ноги за спинку и встал.
Деревянный пол отдавал приятно прохладой. То, что нужно. В самый раз, чтобы освежить голову и проветриться от сумбурных мыслей. Он лёг на спину, подложил руки под голову и сквозь ножки кофейного столика уставился в огонь. Лёня в вытянутых на всю длину руках вертел блокнот.
– Как же так получилось, что в нашем мире существует такая вещь? – спросил Монахов, перестав крутить блокнот в разные стороны. – Откуда эти руны?
Языки пламени весело играли в салки, красовались рыжиной и дразнились, кусая теплом пятки. Костя прочистил горло. Он знал, что Лёня понимает его любовь к разглагольствованиям и очень друга за это ценил – тот всегда предоставлял ему возможность высказаться и был отличным слушателем. Ему, пожалуй, несправедливо повезло. Мальчик улыбнулся.
– Отец мне говорил не много, – таинственно начал он. – Но из его слов следовало одно – что эти руны пришли в наш мир как бы случайно. Они здесь имеют свою силу, которая полностью им не принадлежит. Якобы всё из-за того, что наш мир писан и ограничен другими правилами. Символика нашего мира отличается от этих рун, поэтому они не могут полностью раскрыться. Другой вопрос – откуда тогда они здесь? Я не знаю. Могу лишь догадываться. Возможно их принёс кто-то, кто жил давным-давно… или даже жив до сих пор. Возможно, их привнёс в этот мир сам отец. Но может быть и такое, что их принесла моя мать.
– Я о ней почти ничего не знаю, – через некоторое время ответил мальчик на безмолвный вопрос. – Даже имени. Сказать, что я не интересовался – не могу. Отец старательно избегал ответов и сам не распространялся. В итоге я… не потерял интерес, нет. Просто сдался. Отец любил повторять, что всем вопросам – своё время.
Поэтому я задался другими. Например, почему именно руны? В нашем мире тоже есть нечто подобное, но оно имеет другой смысл и иную окраску. И касается скорее вопроса моралистики и философии в целом. Искусство слова, мастерство написания – для нашего мира это нечто другое, и если сравнивать с рунами… одновременно едино и различно. Едино по смыслу, различно по силе. Ведь, как ни смешно, смысл в слова вкладывается меньший, оттого и силы нет. Или же наша письменность не схожа по виду и форме с той, которой наш мир «прописан». Либо кто-то наш мир от такой способности ограничил, либо мы её осознанно растеряли. Но тогда возникает уже другой вопрос, на который я ответа не знаю. Значит ли всё это, что наш мир – не единственный? И зачем его было ограждать от рун?
Оба мальчика уставились в потолок. Смотрели, в общем-то, в никуда. Каждый задумался о своём, то и дело возвращаясь к одному началу. Мир – беспримерно сложная штука. Если их не один, а множество – то как вообще им найти ответы на интересующие вопросы? Не меркнет ли значимость всего сущего на фоне малозначимых мелочей или незначительных сущностей? Много сложных вопросов посещали их молодые, пылкие умы. Но увы, одно будет схожим во всех мирах, – как ни крути, ответов всегда меньше вопросов. Этакий закон ассиметричности. На один ответ – два вопроса, на одну античастицу – две частицы. Молодость ошибок не прощает, что правда, но ничто не мешало двум друзьям смешивать в голове всё, что попадалось им под руку. От «Чего бы мне съесть сегодня на ужин?» до «Можно логосом феории постичь алетейю3?»
Так они пробыли в тишине без малого час. А чуть позже оба заурчали животами. Лень пробирала насквозь, так что друзья нехотя передвигаясь, перенесли кагал4 из двух лиц на кухню. И загремели тарелками. Вечеря перетекла в неспешный ужин, где работали в основном ртом и руками. Вопросы и ответы остались на время за бортом. Но лишь на время.
– Что там с… – Лёня зашкрябал вилкой по тарелке, пытаясь насадить на неё как можно больше зелёного горошка. – С… чтоб вас черти драли! – с психбольницей!
Мальчик победоносно поднял вилку, на зубцах которой красовалось четыре нетвёрдо сидящих горошины. Пока Лёня давил лыбу и поправлял сползающие очки, две горошины свалились обратно в тарелку. Мальчик разочарованно цыкнул и продолжил своё занятие. Костя чинно и неспешно перемешивал кашу. Ему вечно казалось, что овсянка не желает растворять в себе соль полностью.
– Я на эту… эм, это добровольное сборище затесался лишь для одного, – Костя вынул ложку и слизал остатки каши. Соль растворилась. – Левин Ксантий Аркадиевич.
Монахов отпустил вилку и упёрся подбородком в ладонь. Правой рукой почесал затылок. В голове заиграла ненавязчивая мелодия из смутно знакомой рекламы.
– Это тот, которого по местным новостным каналам крутили? – мальчик щёлкнул пальцами и понятливо кивнул. – Понимаю, с твоей-то нездоровой психикой его услугами просто необходимо воспользоваться. «В связи с тяжёлой обстановкой в поимке преступника, а так же с целью предотвращения случайных жертв – предлагаем услуги известного специалиста нашей области Левина Ксантия Аркадиевича…» – голосом безликого диктора закривлялся Монахов. За что сразу получил по лбу ложкой.
– Он, чтобы ты знал, друг семьи, – спокойно проговорил Костя и бросил ложку в раковину, после чего взял новую из выдвижной полки. – Единственный, с кем отец меня успел познакомить. И так же тот, кто в детстве пытался меня кое-чему в своей сфере обучить, – на этих словах он снова предупреждающе замахнулся на Лео ложкой, пока тот с наигранным сочувствием покрутил пальцем у виска и развёл руками в стороны. – И я не про психиатрию. Я о начертании. Они с отцом вечно закрывались в его кабинете. Дом ходил ходуном, а на улице за полчаса солнце успевало переодеться в тучи восемь раз. Но с тех пор как отец исчез – я виделся с ним лишь единожды. Он зашёл в дом за какими-то бумагами и на прощание лишь потрепал меня по макушке. Вполне логично, что с появлением этого маньяка у него появилось больше работы. Нам с отцом уже давно известно о его нелёгких отношениях с мэрией, которой вечно мало педагогических программ. Мало – потому что под напускной кипучей деятельностью и акций, наподобие, например, «Милосердного сердца» – можно списать просто немеренные средства с бюджета региона в пустоту. И по карманам. Ответственным за деятельность назначить того же Левина, за что налоговая будет обращаться по всем вопросам именно к нему. Мужика можно понять, почему о своём обещании навещать меня почаще он позабыл. И вообще, это мне следует проявить инициативу, ведь именно я хочу научиться этому искусству начертания, а не он. Вот и всё.
